Красный Дракон - Томас Харрис

Он не прикоснулся к ней, и она сказала:

— Дайте я сама возьму вас за руку.

У нее была богатая коллекция ощущений от чужих рук, но на этот раз ее пальцы почувствовали нечто неожиданное. Его рука была тверда, как дубовые перила.

Она не могла знать, чего ему стоило позволить ей до себя дотронуться.

Чувствовалось, что кабина просторная и высокая. Рив судила но отзвукам — иным, чем в обычной легковой машине. Она сидела, утопая в мягком высоком кресле, уцепившись руками за края сиденья, пока Долархайд застегивал на ней ремень безопасности.

Ремень, косо опускающийся от плеча, прижал ей левую грудь. Она передвинула его так, чтобы освободить ее.

Они почти не разговаривали во время поездки. Пользуясь остановками на красный свет, Долархайд рассматривал девушку.

Рив жила на тихой улице рядом с Университетом Вашингтона, в левой половине коттеджа на две семьи.

— Заходите, мы с вами что-нибудь выпьем.

Можно было пересчитать по пальцам, сколько раз Долархайда за всю его жизнь приглашали в гости. За последние десять лет он бывал в четырех домах: своем собственном, ненадолго заходил однажды к Эйлин, был у Лидсов и Джейкоби. Чужие дома были для него экзотикой.

Она почувствовала, как качнуло машину, когда он вышел. Открылась дверь с ее стороны. Кабина была расположена высоко, и, ступая на землю, Рив столкнулась с Долархайдом. Ощущение было такое, будто она налетела на дерево. На самом деле он был значительно крупнее и крепче, чем можно было судить по его голосу и походке. Крепкий мужчина с легкой походкой… Когда-то в Денвере она познакомилась с профессиональным футболистом из команды «Бронкос», который вызвался финансировать благотворительный фильм и пригласил сниматься слепых детей.

Переступив наконец порог своего дома и поставив палочку в угол, Рив сразу почувствовала себя раскованной. Она стала ходить совершенно свободно, включила музыку и повесила на вешалку плащ.

Долархайд даже усомнился, действительно ли она слепая. Пребывание в чужом доме взволновало его.

— Будете джин с тоником?

— Просто тоник.

— А может, налить вам сок?

— Тоник.

— Вообще спиртного не пьете?

— Нет.

— Пойдемте на кухню. — Она открыла холодильник. — Будете… — она быстро пробежала рукой по находящимся внутри продуктам, — ореховый пирог «Каро»? Вкус потрясающий.

— Отлично.

Она достала пирог и взялась руками за края упаковки так, что средние пальцы находились в положении стрелок часов, показывающих 9 часов 15 минут. Соединив большие пальцы, она опустила их прямо в самый центр пирога и пометила место, воткнув туда зубочистку.

Долархайд пытался продолжить беседу, чтобы она не чувствовала, что он ее разглядывает.

— Давно работаете на «Бэдере»?

Ни одного звука «с» в предложении.

— Три месяца. А вы не знали?

— Мне многого не говорят.

Она улыбнулась:

— Вы, наверное, наступили кому-то на мозоль, когда проектировали лабораторию. Кстати, лаборанты вас всегда добрым словом вспоминают. Водопровод работает отлично, очень удобно, что розеток много. Нужно двести двадцать вольт?[18] Пожалуйста!

Она положила средний палец левой руки на зубочистку, большой — на край упаковки и вырезала ему ломтик пирога, проведя ножом вдоль указательного пальца.

Он смотрел, как она управляется со сверкающим ножом. Странное чувство: он может открыто смотреть на женщину, стоя прямо перед ней, столько, сколько хочет. Часто ли, находясь в компании, можно смотреть на того, на кого хочешь?

Она налила себе джин, добавила чуть-чуть тоника, и они перешли в гостиную. Она провела рукой по абажуру торшера, не почувствовала тепла и включила лампу.

Долархайд быстро разделался с пирогом и теперь, не зная, что ему делать, сидел на краю дивана. Его волосы блестели под светом торшера, а могучие руки лежали сложенными на коленях.

Она откинулась на спинку кресла, вытянув ноги на кушетке.

— Когда в зоопарке собираются снимать фильм?

— Наверное, на следующей неделе.

Он с удовлетворением вспомнил, что не упустил из виду позвонить в зоопарк и предложить им инфракрасную пленку. Дэндридж мог проверить.

— Зоопарк тут отличный. Я ходила туда с сестрой и племянницей, когда они приезжали помочь мне с переездом. Там есть вольер, где можно трогать животных. Так вот, я там ламу обняла. Мех у нее — просто прелесть, но вот запашок, о боже… Я, пока не переоделась, думала, что эта лама так и ходит за мной.

Это называется «беседовать». Надо или сказать что-нибудь в ответ, или уйти.

— Как вы попали в «Бэдер»?

— Я работала в Институте Рейкера, это в Денвере. Как-то изучала объявления и почти случайно наткнулась на их предложение. В общем, так все и вышло… Чтобы получить военный заказ, им пришлось подогнать свою кадровую политику под федеральные требования.[19] Они взяли по категории женщин шесть единиц, по неграм — две, по мексиканцам — две, по азиатам — одну, по инвалидам — две, включая одного параплегика[20] и меня — слепую. Но поскольку каждый из нас подпадал по крайней мере под две категории, они ухитрились получить тринадцать единиц, предоставив восемь рабочих мест.

— Вы как работник для них находка.

— Остальные работают не хуже. В «Бэдере» так просто держать не будут.

— А до этого?

Он даже немного вспотел. Поддерживать беседу было тяжело. А вот смотреть на нее было приятно. Ноги у нее красивые. Она порезала щиколотку, когда брила их. Он представил, как держит в руках ее обмякшие ноги.

— После окончания школы я лет десять обучала недавно ослепших в Институте Рейкера. Здесь моя первая работа снаружи.

— Снаружи чего?

— Снаружи мира слепых. В институте у нас был свой, отдельный, мир. Ну, я имею в виду, что мы обучали слепых людей жить в мире зрячих, а сами жили вне его. Мы постоянно варились в собственном соку. Я хотела вырваться из него ненадолго, поболтаться. Вообще-то я собиралась стать сурдопсихологом, работать с глухими детьми, я думаю, что скоро этим и займусь.

Рив допила джин.

— Знаете, у меня есть шарики из крабов. Очень вкусные. Надо их было достать до того, как стали есть пирог. Будете?

— Угу.

— Вы умеете готовить?

— Угу.

На ее лбу обозначилась крохотная морщинка. Она направилась на кухню.

— Как насчет кофе? — крикнула она оттуда.

— Не-а.

Рив заговорила о ценах на продукты, но ответа не получила. Вернувшись в комнату, она села на кушетку, поставив локти на колени.

— Давайте обсудим одну вещь и больше не будем к этому возвращаться, ладно?

Молчание.

— Что-то вы все молчите. С тех пор как я говорила о речевой терапии, вы и рта не раскрыли, — заметила она. Голос у нее был добрый, но твердый, без всякого налета сочувствия. — Я вас прекрасно понимаю, потому что вы говорите очень хорошо и потому что я умею слушать. Люди обычно слушают невнимательно. С ними говоришь, а они все время переспрашивают: «Что-что?» Ну ладно, не хотите разговаривать, не надо. Но я надеюсь, что вы заговорите. Вы ведь умеете хорошо говорить, и мне интересно вас слушать.

— Хм, я рад, — тихо сказал Долархайд.

Ясное дело, то, что она сейчас сказала, очень для нее важно. Может, она приглашала его вступить в «Клуб дважды неполноценных» вместе с ней и китайцем-параплегиком. Интересно, а какой у него второй изъян?

То, что она сказала в следующий момент, его поразило.

— Можно потрогать ваше лицо? Я хочу знать, улыбаетесь вы или хмуритесь. — И добавила с горечью: — Я хочу знать, мне говорить или заткнуться.

Рив подняла руку, ожидая ответа.

«Интересно, каково ей будет, если откусить ей пальцы?» — задумался Долархайд. Даже своими повседневными челюстями он мог легко перекусить их, как спички. Если упереться каблуками в пол, откинуться спиной на кушетку, сомкнуть обе руки на ее запястьях, ей ни за что не вырваться. Хрум! Хрум! Хрум! Хрум! А большой палец можно оставить. Пироги размечать.

Он взял ее за кисть между большим и указательным пальцами и повернул изящную, но погрубевшую руку к свету. Кожа была покрыта мелкими шрамами, несколькими свежими царапинами и ссадинами. Блестящий шрам на тыльной стороне ладони был, скорее всего, следом от ожога.

«Слишком близко к дому. Слишком рано, еще не наступило его Пришествие. Больше нельзя будет на нее смотреть».

Раз она задала ему такой невероятный вопрос, значит, она ничего такого про него не знает. Она не слышала сплетен про его лицо.

— Поверьте на слово, я улыбаюсь, — сказал он.

Звуки «с» получились неплохо. Губы у него действительно были растянуты в улыбке, обнажая его красивые повседневные зубы.

Он подержал ее кисть, а затем отпустил. Рука опустилась ей на бедро, и кисть чуть сжалась, причем пальцы скользнули по ткани, подобно нехотя отведенному взгляду.