Кабала - Александр Потёмкин

«Десять процентов, пять процентов… Это как рассчитывается?» — скептически подумал Парфенчиков. Но профессор тут же ответил, явно радуясь завязавшейся дискуссии:

— Ведь что такое десять или пять процентов? Бабушка или дедушка с любой стороны оказались бы наполовину грузинами или евреями. Небольшая, но важнейшая капелька в формировании успешного российского этноса. Не отказывайтесь, берите с гордостью все, что я вам предлагаю. Ведь изначально вы на многое были согласны. Что вам вопли радикальных националистов? С ними в будущее не отправишься, билеты в процветающую страну не приобретешь.

Профессор, наконец, пробудил в Петре Петровиче некоторое любопытство.

— А если одна или две из перечисленных вами кровинок уже присутствует в русском человеке? Как быть? Усомниться в ваших предположениях?

— В таком случае необходимо добрать недостающие. Для вас только вышеупомянутый этнический коктейль будет наиболее успешным, — гость со значением повысил голос.

— Скажите, профессор, а наша русская кровь кому-нибудь нужна? — спросил Петр Петрович, слегка запинаясь.

— Еще как нужна! Буйство воспаленного сознания — главнейший двигатель развития человечества, и у русских эта особенность выражена наиболее ярко. Непомерная страсть к предмету обожания или вдохновения не имеет себе равных в других этносах, ведь поэтому мы так легко и самозабвенно создаем себе идолов. Мы воспринимаем искусно подброшенную ложь, лубочный миф, как самое истинное событие, потому что живем чаще внутри себя, чем наружи. Самоотверженность и бесстрашие русских воспеты в веках и занесены на скрижали мировой цивилизации. Столько гениев, сколько дала мировой культуре Россия, пожалуй, не насчитает ни одна нация. Один из предпоследних в этом списке Сталин…

Парфенчикову почудился в гримасе Кошмарова зловещий холодок.

— Сталин? Сталин? — поморщился я.

— Да-да, гений и злодей Сталин. Экспериментатор, колдовавший над человеческим материалом, мечтавший переместить отдельный человеческий ум в гигантский котел познания единой пролетарской истины. Если бы не было его трагических опытов, то в сознании масс глубже укреплялась бы утопическая идея возможности и полезности такого развития. — Голос очкарика, до того глуховатый и низкий, теперь напоминал раскаты грома.

— Но почему вам не удалось шепнуть ему доверительно, что эксперименты с кооперативным пролетарским сознанием не имеют никакой перспективы? — с жаром спросил Парфенчиков. Кошмаров побледнел и шепотом признался:

— Мне не удавалось явиться ему. Как раз наоборот! Он сам являлся мне, и я был увлечен этой же идеей. На сей раз я ошибся в прогнозах. О, я далек от убеждения в своей исключительности. Да-да, и я подвержен заблуждениям. Ну что, начнем? Вас, господин Парфенчиков, ждет увлекательный эксперимент!

— Я, пожалуй, соглашусь. Но каков будет итог? Кому послужу я в этих исследованиях? — искренне заинтересовался Петр Петрович.

— Странный вопрос. Русскому человеку, кому же еще! В сложнейшее историческое время мировых переделов он станет образцом мультиэтноса, обогатит себя лучшими генами современных популяций, резко повысит жизнеспособность, что позволит ему уверенно шагнуть в будущее. Да и вообще, смешение этносов — это мотор процесса активных мутаций, стимулирующий эволюцию. Новый статус обеспечит русским прочное место в ходе развития цивилизации. Вам ведь это не безразлично? — патетически закончил Кошмаров.

— Отнюдь! Поэтому я к вашим услугам, — твердо заявил Парфенчиков. — Прекрасно — служить высокой цели. Как раз это стремление характерно для русской души. Вижу, вы приготовили шприц. Значит, инъекция?

— Да. Ложитесь на живот. Хочу предупредить, что эксперимент состоит из нескольких составляющих. Еще не готова сборная пилюля от четырех наций. Мы начинаем лишь с немецкой. Потом будем пробовать еврейскую и так далее. Надо дождаться результатов. Как изменится Парфенчиков? — Профессор открыл потертый чемоданчик, натянул резиновые перчатки, взял ампулу с этикеткой «немец» и, надломив ее, принялся вбирать в огромный шприц какуюто красную жидкость. — Действие первого коктейля инъекций вы будете чувствовать не больше часа. Если он придется вам по вкусу, то мы приступим к следующей процедуре. Ну, а если пожелаете, я могу в дальнейшем изменить ваш этнический состав в соотношении 60 на 40. Впрочем, когда вы захотите со мной встретиться, чтобы обсудить этот вопрос, милости прошу. Я буду появляться всякий раз после пяти ложек молотой маковой головки, — буднично сообщил профессор.

«А вдруг это царская доза опийного молочка?» — глядя через плечо на шприц, полный загадочной жидкости, с надеждой подумал Петр Петрович. Впрочем, тут он заметил еще три ампулы, расставленные в чемоданчике. “Еврей”, “Китаец”, “Грузин”, — прочел он надписи. Ожидание какогото невероятного чуда охватило его. Это возбуждало не меньше, чем пожелтевший от обилия опия кукнар.

После укола профессор скомандовал:

— Закройте глаза!

Парфенчиков почувствовал, что с ним происходит что-то невероятное. Разум, истерзанный молотой головкой мака, жаждал феерии. После острого приступа неописуемого восторга Петр Петрович отключился…

Очнулся он в скромно обставленной комнате. Взглянув в окно, убедился, что находится в Петербурге. Это обстоятельство нисколько не удивило его. Золотистый шпиль Петропавловской крепости тонул в серой воде Невы. Солнце уже слепило глаза, но Дворцовый мост еще не был сведен. «Белые ночи. Июнь», — пронеслось в его вполне трезвой голове. Часы показывали двадцать минут шестого утра. Он вскочил с постели и понесся в ванную. Через тридцать минут следовало садиться в свою «Омегу» и нестись через город, чтобы точно в семь попасть в офис на Лиговке. Летом работа начиналась в семь. Зимой — в восемь. Об опоздании не могло быть и речи. Самозабвенный труд вдохновлял господина Парфенчикова. Вчера он допоздна сидел над бумагами. Хотелось выкладывать больше, чем требовала служебная инструкция, чтобы доказать всем, что фирма, в штате которой он состоит, — ведущий мировой производитель маломерных речных и морских судов. Ведь в жизни труд — главное средство самовыражения. После душа он побрился, спрыснул кожу туалетной водой «Кензо». Зеркало отразило его загоревшее под лампой солярия лицо, на котором выделялись светлые глаза. Густые короткие волосы были уложены гелем на пробор. Удовлетворенно разглаживая себя, Парфенчиков думал о предстоящем дне. «У меня сегодня важные клиенты. Две дамы из Норвегии собирались купить три судна для местных линий между фьордами». Встреча с ними была назначена на утро. После обеда должен был прийти еще один клиент из Греции. Он хотел заказать судно представительского класса для своих пиренейских гостей. Вместо двигателя «Вольво» грек хотел поставить мотор «Мерседеса». Но «Мерседес» не выпускал моторы для питерской фирмы, в которой я служил. Так что сегодня мне необходимо выкручиваться, очаровывать, обольщать клиентов, находить решения, чтобы пополнить портфель заказов, упрочить престижное положение нашего предприятия на мировом рынке маломерного флота. Внешность общительного красавчика, трудолюбие, дисциплина и коммерческая жилка, несомненно, помогут мне в схватке за клиента. Я уже успел заработать на фирме сто двенадцать тысяч долларов. А начинал ведь практически с нуля. И за пять с половиной лет, выполняя советы старших — экономить на всем, даже собаки не покупать, а при необходимости лаять самому, — достиг существенных результатов. Получается экономить! Даже какое-то удивительное удовольствие при этом испытываю. Радуюсь экономии. Хоть рубль сберегу, а душа наполняется бесподобным трепетом. Поздравил себя, когда в голову пришла простая, но весьма полезная мысль. Зачем, думаю, у меня на плите четыре конфорки? Ведь когда варю себе мясо, то столько энергии зря уходит! Неэкономно. Бездарно! И мне даже не по себе от такой расточительности стало. Не лучше ли на большую кастрюльку сверху установить кастрюльку поменьше, но так, чтобы она тютелька в тютельку села прямо на первую? — пришло мне как-то в голову. Попробовал! Преотлично получилось. В первой кастрюльке варилась говядина, во второй доходил рис. Испытывая растущий азарт, я обратил внимание, что из второй кастрюльки энергия тоже улетучивается впустую. Я вытащил из холодильника вчерашние картофельные оладьи и легко, а главное, совершенно бесплатно, сделал их горячими. Вот от каких мелочей радуется мое сердце. Как-то раз я подумал о туалетной процедуре. Она представилась мне расточительной. «Тут есть возможность сократить расходы», — пронеслось в голове. После этого я с охотой стал размышлять дальше: «А почему вода, остающаяся после чистки зубов, бритья и мытья лица, не может быть снова употреблена? Разве не экономичнее было бы ее собрать в тазик, например, и использовать для смыва унитаза? Я пришел в восторг от этой простенькой мысли, существенно снижающей расход воды. Такие мелочи делают мою жизнь насыщенной эмоциями. Я еще и еще раз убеждаюсь, что у меня есть голова! И она неустанно работает на мой карман. Видимо, этим можно объяснить, что мой счет в «Банке Москвы» постоянно растет. Вначале я пополнял его сэкономленными рублями, теперь тешу себя ростом долларового капитала. Я наперед решил: только после того, как соберу достаточное состояние, чтобы содержать в достатке семью, начну думать о женитьбе и детях. Ведь как иначе? Разве позволительно мечтать о супруге и потомках, когда за душой ни цента? На что обрекаешь в этом случае близких? На голод, прозябание! Нет, тут уж лучше как следует накопить! Семья без достатка ущербна. Если и не разрушится сразу, то муж довольно быстро сопьется, а жена будет развращена ничтожными радостями случайного секса. Простенькие суждения… Но без этих банальностей достойную жизнь не создашь. С этими мыслями я подскочил к гардеробу, влез в ботинки, набросил на себя рубаху и стал тщательно завязывать галстук. Я оглядел себя, убедившись, что у меня вид успешного коммерсанта. Предвкушение успеха вдохновляло. Хотелось жить! Радоваться копеечным гонорарам и центовым достижениям, в которых участвовали мой разум, моя смекалка и характер. В этом и проявляется весь Петр Петрович Парфенчиков. Человек, вопреки своему низкому происхождению, успешно строящий себя!»