Фаза Урана - Кирилл Чистяков

…Вскоре отец Ф. уехал к дочке в США. Его слабое здоровье теперь могло рассчитывать только на западную медицину. Отныне и он поселился на кодаковских снимках из Миннесоты, став, не считая собак, третьим персонажем фотосессий на фоне сосен. Казалось, там отец Ф. появился с помощью монтажа (pts) – таким призрачным и нереальным выглядел он…

…Между тем квартира после отъезда главы семьи опустела и авиамодели пылились. Ф. успел с отличием закончить институт. Решил вернуться в родной город. С супругой они уже начинали интересоваться ценами на детские коляски. Им требовалось новое жизненное пространство. В Доме на окраине начался ремонт. Все старые вещи были выброшены, подарены или проданы, обои ободраны, а пол застелен древними и пожелтевшими газетами «Труд». Страницы бесплатных объявлений пестрели предложениями Ф.: «Продам коллекцию самолетов, пояс монтажника, ракетку для бадминтона, клетки для кроликов, роликовые коньки, самоучитель игры на баяне, электрошашлычницу. Недорого». Ф. переполняли планы и ощущение буржуазного счастья. Тут брак, как и предрекала теща, неожиданно испустил дух: что-то кончилось. Злые языки утверждают – ребенок родился мертвым. Мол, так и покатилось. Бывшая жена Ф. Василиса, по слухам, жила теперь в поселке Червоный Гай с каким-то большим человеком, хозяином не то фабрики, не то мельницы. После развода Ф., как нельзя кстати, подвернулось заманчивое предложение из Москвы. Он засобирался в дорогу. Дорога, как известно, единственное лекарство непьющего человека.

Прошло еще полгода. И вот, в тот самый день, когда меня уволили с работы, мой служебный мобильный в последний раз завибрировал у меня в кармане.

– Нам надо встретиться, поговорить, – сказал голос Ф. из трубки.

– Зачем? – спросил я.

– Я хочу, чтобы ты жил в моем доме, – ответил он, как всегда спокойно и рассудительно.

Пошла шестая неделя с тех пор, как мы встретились и поговорили…

…И вот я лежу на раскладушке, смотрю, как потолок становится светлее. Думаю о том, что не выспался, потому что ко мне приходила маленькая девочка искать крысу по имени Даша. Смешно…

…Лента воспоминаний. Свинец и щелочь. Ощущение ходьбы по кругу. Я вернулся к точке, с которой начал…

Сон медленно одолевает меня.

VII. Темнота

Следующие сутки выпали на понедельник, и я решил, что поеду на водохранилище, на пляж. Позавтракав, я вышел на остановку и дождался там троллейбуса.

Работая перевозка уже закончилась, и троллейбус ехал почти пустой. В салоне стоял резкий запах нагретой пластмассы. На заднем стекле застыл абстрактный офорт грязи. Схема троллейбусного маршрута напоминал скелет птеродактиля. За окнами, неторопливо покачиваясь, проплывал укомплектованный солнечным светом город.

С контролером я сторговался за 10 копеек. Студенческая привычка – торговаться с контролерами. Дорога до водохранилища длилась двадцать минут. Отрезок пути между двумя последними остановками пролегал сквозь рощу акаций. Троллейбус двигался в зеленом тумане листьев, а воздух дышал фотосинтезом.

На конечной остановке возле депо, я купил в торговой палатке шесть банок светлого пива и пачку сигарет. Разувшись, босиком двинулся дальше по проселку, туда, где за деревьями издалека ощущалась прохладная масса воды. Я неторопливо брел по горячей пыли. Пятки утопали в ней, как в пудре.

Зона отдыха была безлюдной. Только пару раз попадались навстречу рыбаки с бамбуковыми антеннами удочек. Разбросанный по обочинам мусор выдавал вчерашние гуляния горожан. Остывшие угли мангалов, пластиковые бутылки, ржавые яблочные огрызки, шоколадные фантики и негодные батарейки – все это казалось остатками отжившей цивилизации. Проселок вывел меня к краю обрыва, свернув параллельно водохранилищу. Громадная прорва воды растеклась до самого горизонта, сливаясь там с безупречно синим небом. На водной глади кое-где пунктиром виднелись баркасы рыбхоза. Поближе к берегу, поднимая тучи брызг, плыл прогулочный катамаран.

Слева, там, где проявившийся берег сливался полукруглою дугою, нависала, похожая на вставную челюсть, городская дамба.

Я спустился с обрыва к пляжу, разделся и лег на песок. Выдернул чеку пивной банки. Пышная белая пена стекла мне на живот. Я сделал пару жадных глотков, наслаждаясь пивом и одиночеством. Сверху вдоль дороги послышался шум удаляющегося мотоцикла. Где-то в камышах закрякали утки. Купаться не хотелось…

…Я закрыл глаза, и мне стало хорошо от тишины, от солнечного тепла и от пива. Если я когда-нибудь умру, то, надеюсь, после смерти будет не хуже. Такая же пустота вокруг на целую вечность. Пустота и остатки сознания, которое медленно растворяется во вселенской темноте, лопается нейтрон за нейтроном, словно обыкновенные пивные пузырьки.

Тут я подумал, что после смерти наверняка не надо будет ходить на работу, и мысль мне эта очень понравилась. Где-то рядом со мной лежала еще одна, неоткупоренная банка…

…На пляже я провалялся до семи часов, пока совсем не проголодался. Стало прохладней, и я оделся. Собираясь уходить, взглянул на дамбу. Бордовый диск солнца нимбом нависал над нею. За ее грядой клубились вечерние облака.

Я расстегнул ширинку шорт. Долго и сосредоточенно мочился в водохранилище. Вся моча города все равно, рано или поздно, попадала туда. Мой организм медленно, как весна от зимы, освобождался от воздействия трех литров светлого пива. «Если дамбу взорвать, – мрачно подумал я, – Весь город смоет, как в унитазе»…

По дороге на троллейбусную остановку я понял, что обгорел. Футболка, как бурлацкая лямка, нестерпимо натирала плечи.

Это означало, что пришло время менять кожу…

– Добрый вечер, – сказала девушка.

Она стояла у моего подъезда в белой юбке и белой блузке. Белых, как белый медведь-альбинос Уже и впрямь вечерело, и солнце осторожно шло на посадку где-то в районе городского аэропорта. В густом воздухе было еще много витамина D, но уже подступала куриная слепота, и тени становились длинными и фиолетовыми, как баклажан.

Лица девушки я не мог разглядеть: свет упирался ей в спину, будто специально поставил ее здесь, в контражуре, неумелый фотограф. Я видел только ее короткие светлые волосы, причудливо уложенные не то беззаботным ветром, не то парикмахером-занудой. Видел ее фигуру, гибкую, с неуловимо приятными изгибами, словно вырезали ее из фольги. Той тонкой и изящной фольги, в которую заворачивают конфеты, наполненные теплым и красным, как кровь человека, ликером…

– Добрый вечер, – поздоровалась девушка еще раз.

– Здрасте, – наконец ответил я, и голова у меня вдруг заболела.

– Вы живете в квартире Ф.? – девушка как-то странно и забавно выговаривала шипящие звуки.

– Да.

– Вы Ф.?

– Нет.

– Вы, наверное, родственник?

– Нет. Я ответственный квартиросъемщик, – я улыбнулся осторожно, стараясь не дышать в ее сторону пивным перегаром, – очень ответственный.

Таким девушкам, скорей всего, нравятся ответственные. Я начинал шутить громоздко, неуверенно. Давно не практиковался. Слова неуклюже валились у меня с языка, как мяч валится с ноги только что восстановившегося после травмы футболиста.

– Меня зовут Аня. А… А вас как зовут, простите?

– Растрепин, – сказал я, – Такая у меня фамилия. Вы, надеюсь, не из военкомата?

– Нет, – засмеялась Аня, подойдя поближе. – Я не из военкомата.

Теперь я смог, наконец, рассмотреть ее лицо, и оно мне понравилось. В нем не было той вызывающей красоты, которая позволяет девушкам сниматься в рекламе духов или туши для ресниц, но в его чертах вполне доставало мягкой и ненавязчивой миловидности, с лихвой годящейся для рекламы майонеза или стирального порошка. Кого-то девушка напоминала мне, но кого, вспомнить я не мог…

– Вот и славно. Чем моту быть полезен, сударыня? – продолжил я разговор.

По замыслу, книжные обороты моей речи должны были компенсировать непрезентабельный запах изо рта.

– Мне действительно нужна ваша помощь, – очень мягкие, мягкие шипящие.

Я сел на скамейку.

– Располагайтесь и вы, Аня.

– Спасибо.

Левушка присела с другой стороны скамейки, излишне скромно, словно первоклассница за партой. Она почему-то волновалась, и это было заметно. Я посмотрел на ее загорелые ноги. У них был цвет чая, но не того знакомого, русского, а другого, не нашего, по-английски разбавленного молоком. Я всегда обращаю внимание на женские щиколотки. Отчего-то мне не нравится, если у женщин толстые щиколотки. Щиколотки у Ани были не толще бутылки кока-колы, да и с ногами у нее все было в порядке.

Когда-то давно, когда мне было лет тринадцать, я пошел в кино с одной девочкой. Она ходила в месте со мной в бассейн, в одну секцию. Мне она нравилась, не знаю почему. Я любил смотреть, как она сушит голову под феном, а потом расчесывает волосы гребешком. Любил запах ее волос: запах детского шампуня, хлорки и еще чего-то смутного, интересного. А еще я видел, что она читает «Трое в лодке, не считая собаки», старую истрепанную книгу с палочкой от эскимо вместо закладки, и мне нравился ее смех. А еще она умела нырять в воду почти без брызг, и это было по-настоящему здорово.