В окружении… - Елена Арутюнова

это были и не линзы. Та женщина в юбке-карандаш и с тёмно-красной помадой на губах возвышалась рядом с окоченевшим, полуживым Бартом, с наслаждением созерцая физические и душевные муки своих жертв. Под тусклым освещением она напоминала ангела смерти или стервятника, готового разорвать полуживую плоть. Неожиданно её шея неестественно резко поворачивается в сторону Джейка и губы расплываются в приторно-дружелюбной улыбке.

«Джейкоб, а мы тебя ждали». Каждое её слово, выдавленное с натужной улыбкой блестящих губ – будто отчеканенное. Сердцебиение Томпсона учащается, и он отшатывается назад. «Отдай нам книгу», – просит женщина, и лицо выражает недовольство, когда Джейкоб лишь сильнее прижимает книгу к груди. «Отдай нам книгу, Джейкоб»,– уже сквозь зубы процедила стервятница, и улыбка превратилась в оскал. В глазах будто бы заблестел огонёк из преисподней, когда она быстрым шагом начала приближаться к мальчику. «Я сказала, отдай нам книгу!» – уже кричит она, а голос эхом отдаётся от сближающихся белоснежных стен незнакомого Джейку здания, отчего на секунду кажется, что несколько голосов сливаются в один удушающе-жуткий рёв.

Веки распахиваются и чувствуется, будто в глаза щедро сыпанули песком. Он проснулся. Джейк принимает сидячее положение, всё ещё не ощущая тончайшей грани между дурманом плохого сновидения и отрезвляющей нормальностью. Весь этот сон, пусть даже до жути реалистичный, развеялся подобно сигаретной дымке на ветерке. Джейк лихорадочно облизывает сухие губы, хватаясь за раскалывающуюся, то ли от мыслей, то ли от очередного недосыпа голову. Ощущение такое, будто похмелье затянулось. Правда у Джейкоба, как у примерного сына и ранее истинно-верующего, никогда не было похмелья, но если бы было, то оно бы ощущалось именно так. Хоть в чём-то Томпсон был уверен.

«Эти твари в правительстве – настоящие демоны, живущие среди людей». Параноидальный страх, давно засевший мелким бесом на плече, никак не оставляет его в покое. Эту мысль срочно нужно притупить единственным способом, который Джейкоб знает. Он открывает забитый лекарствами ящик, без особых угрызений совести достаёт привычный препарат, судорожно отсыпает себе две таблетки, запивает их щедрыми глотками воды. Джейк, наконец, успокаивается и отдаётся подступающей волне медикаментозного спокойствия. Надеясь, что мать не заметит пропажи, юноша, наконец, забирает себе всю баночку и прячет её под кроватью. Всё равно у Эллисон ещё целая уйма лекарств.

***

«Они поселили в людях страх. А страх – лучший предмет для манипуляции. «Только благодаря страху люди могут вытворять аморальные вещи, могут сойти с ума», – читает Джейкоб цитату из книги Барта, обведённую в неровный овал тускло-жёлтым маркером. Ранее в такое время, как 5 утра, все нормальные люди, как и младший Томпсон, обычно спали. Но боязнь очередных кошмаров не позволяет парню снова окунутся в мир сновидений. Джейкоб, живший по самому предсказуемому расписанию, у которого весь день с восьми утра до восьми вечера занят уроками и внеклассными занятиями, не сунется на пробежку, однако всё в жизни происходит впервые.

Он, мокрый, взмыленный и растрепанный, как выжатый лимон, с первыми блеклыми лучами солнца вваливается через западное крыльцо на кухню,, жадно прикладывается прямо к крану, пугливо дёргается всем телом и разбрызгивает воду. Застигнутый врасплох, встречается взглядом с только что проснувшейся матерью, которая каждое утро неизменно в шесть утра пьёт свой «американо» в полном одиночестве на своем собственном удобном кресле. Забитые мышцы отзываются болью. В уставшей от громко гудящих мыслей голове Джейка концентрируется опасная мысль: «Лишь бы мама не заподозрила».

«Доброе утро, дорогой. Ты, случайно, не видел одну пропавшую банку моих таблеток?» – непринужденно спрашивает женщина, на что он отрицательно мотает головой. Джейкоб боится вопросов со стороны матери. Боится абсолютно любых намёков, указывающих на его изменения в характере, но она лишь бросает на него пустейший взгляд стеклянных глаз, забирая свой кофе и удаляясь в сторону гостиной.

***

Среда

Следующие два дня Джейкоб притворялся больным, так и не появившись в школе. Всё это время он просидел в сером одиночестве, не выходя из своей комнаты, пока голос матери не выкрикивает такое знакомое: «Джейкоб, милый, у тебя гости!»

У младшего Томпсона может быть лишь один гость. Он быстро захлопывает книгу, прячет её под одеяло и срывается с места, выбегает из комнаты, слегка наклонившись через перила, провожает взором подпрыгивающие, с каждым шагом по ступенькам, белокурые кудряшки Миртл. Их взгляды встречаются и Джейк чувствует вину, что забыл о ней, ведь друзья так и не обсудили ту ситуацию, произошедшую ещё несколько дней назад. Хотя, по каменно-серьезному выражению лицу девушки, Томпсон уже догадывается, зачем она пришла. Так много изменилось за столь короткий срок… Ребята заходят в его комнату, а Миртл, заметно волнуясь, закрывает за собой дверь.

«Как ты себя чувствуешь?» – спрашивает Бэйн, даже не поздоровавшись.

«Нормально», – кратко отвечает тот.

Миртл прерывает паузу: «Джейк, я хотела поговорить…» – неспешно начинает она. «Если не сейчас, то больше никогда», – говорит себе Джейкоб, и его уста осторожно, будто бы боясь спугнуть, накрывают губы девушки. Миртл ненавязчиво поддаётся, размыкая губы, отвечая уверенно, но осторожно. Губы Бэйн мягкие и пахнут мятным бальзамом, её короткий выдох, в сантиметре от лица Томпсона, обдает теплом. Она слегка отстраняется, выпуская смущенный смешок, мило улыбается, отчего на щеках выступают обаятельные ямочки. Они смотрят друг на друга с нескрываемой нежностью, не произнося ни слова. Слова были бы лишними. Этого молчания хватает, чтобы сгладить все прорезавшиеся ранее углы, портившие их дружбу, но теперь, похоже, что их дружба существовала лишь для того, чтобы подавлять наивно-детскую влюблённость.

«Я пришла не только ради этого, – говорит Миртл, и её щеки наливаются пунцовым румянцем – отец с матерью приглашают тебя на семейный ужин сегодня в шесть тридцать, не опаздывай». Бэйн просто ставит перед фактом, оставляя еле осязаемый поцелуй на его щеке и пулей вылетая из комнаты. Она бы осталась ещё как минимум минут на 20, но порхающие бабочки в животе своими крыльями щекотали её изнутри.

Родители Миртл чрезмерно консервативны, они никогда не нравились Джейкобу. Причину он так и не смог распознать. Возможно, ему не нравилась манера их общения, глуповатые шутки или вечное сюсюканье, будто бы они с Миртл всё так же оставались детьми. Но его неприязнь была далеко не взаимна, ибо эти люди средних лет просто души в мальчике не чаяли.

***

Во время ужина Миртл берет на себя всю ответственность за ход беседы, Джейкоб же, устроившийся в мягком кресле, ближе к углу, наблюдает за происходящим молча и практически не притрагивается к еде. Миртл бурно рассказывает о школе, изредка подкидывая забавные