В окружении… - Елена Арутюнова

Девушка делает неуверенный шаг назад, дрожа на месте, подобно последнему кленовому листку на осеннем ветерке. Но это не от холода, а от обиды.

«Прости, я…» – дрожащий голос ломается на обрывке фразы, и ледяные белые пальцы жмутся к краснеющему от стыда лицу, серые слезы застыли в уголках глаз.

«Зачем?» – непонимающе спрашивает Джейк, но Миртл его уже не слышит, быстро заходит в дом, даже не удостоив его взглядом, захлопывает дверь так, что та чуть не слетает с петель.

Перед началом депрессивной фазы Джейкоба размазывает притупленность эмоционального восприятия окружающего мира, настает ощущение выпотрошенности, пугающей пустоты за грудной клеткой. Этот поцелуй, пусть даже и приятный, произошёл не в то время, не в той ситуации. Томпсон уходит, кладя руки в карманы, скованно сутулясь. Ещё одна проблема. Почему он, чёрт подери, чувствует вину, если сделал всё правильно?

Выбора у тебя больше нет

***

Четверг

Полураспад Джейкоба Томпсона начинается с благой идеи о том, что стоило бы вернуть Барту его фашистскую книгу. Джейк даже не собирался открывать эти страницы из преисподней, подсознательно боясь, что они смогут разрушить его устоявшееся мышление. Он просто часами смотрел на пожелтевшую обложку, перекрестив пальцы в замок. Томпсон бредёт по одинокой улице, по кварталу, где жил Уильямс. Людей практически не было, и большая часть зданий были уже разрухой или достопримечательностями. «Наверное, Барт нашёл эту книгу где-то поблизости, немудрено, если она была спрятана в одной из этих заброшенных домов», – думается Джейкобу.

Он заворачивает за угол, видя дом Уильямсов, уже готовясь быстрым шагом направиться к двери, как вдруг слышит какую-то разборку и невольно останавливается. Двое громил в строгих костюмах буквально выволакивают Барта из дома. Томпсон инстинктивно прячется обратно за стену, наблюдая за происходящим, лишь слегка наклонившись вперёд. Джейк смотрит на то, как юный Уильямс отбивается, но безуспешно.

Из дверного проёма показываются напуганные, побледневшие лица родителей, которых останавливает третья персона. Улыбающаяся женщина в юбке-карандаш и с кроваво-красной помадой на губах вызывала у Джейкоба больший страх, нежели амбалы. Ей с легкостью удаётся утихомирить мистера и миссис Уильямс парой слов и слабым похлопыванием матери по плечу, после чего та достаёт из своей сумочки что-то поблёскивающее. Томпсону плохо видно, что это, но спустя еще мгновение осознание приходит – шприц, вонзившийся прямо в набухшую вену на шее Барта. На секунду Джейкобу померещилось, что Уильямс потерял сознание или умер, но нет, глаза по-прежнему открыты, просто тело, казалось, онемело.

Первая реакция – страх, животный страх, накативший ледяной волной, и рассеянная мысль: что они ему вкололи? Но Джейк не хочет тратить время на гипотезы, единственное, что он хочет в данной ситуации – убежать, так далеко, как только можно. И он бежит так быстро, как никогда.

***

По возвращении домой Томпсон выглядел как призрак. Замедленные движения, немногословность. Джейк не походил сам на себя, избегал любого контакта с внешним миром. Он сидел в своей комнате, обхватив колени руками, смотрел на улицу. Серое небо, непримечательные маленькие домики наводили на парня тоску. Перед ним высвечивается проекция «срочные новости» и Джейкоб глубоко вздыхает, кивая.

Это было похоже на падение в глубокую яму с ледяной водой. Внутренности будто сжались до катастрофически маленьких размеров, невозможно было дышать. Легкие сдавило судорогой. Когда зеленые глаза замерли единовременно со школьной фотографией Барта, в числе других «прокаженных» и подписью «Да упокой их запутавшиеся души». Он догадывается, в чем дело, но боится признаться не то чтобы вслух, даже про себя, боится дать мысли-отгадке твёрдую форму и свыкнуться с ней: «Барта забрали вовсе не бесы».

***

Воскресенье

«Это делает жизнь ярче, разбавляет гремучую смесь серости и уныния, что гробовыми плитами сдавливают сознание. Но, словно пучина, эта жажда знаний затаскивает в глубину. И когда ты уже хочешь отвернуться, исчезнуть, выколоть себе глаза и сжечь уши, лишь бы не видеть и не слышать того, что тебя и вправду пугает, ты понимаешь, что выбора у тебя больше не имеется», – читает Джейкоб слова, написанные чёрной гелиевой ручкой на обороте одной из страниц. Почерк Барта. Неужели тот странноватый мальчишка, вечно ходящий в одиночестве, скрывал внутри себя такой мир переживаний? Эта мысль, хоть и очевидная, заставила Джейка задуматься. Хотя в свинцово-тяжёлой голове юноши крутились разные предположения.

«Почему все верят Библии? Потому что это слово Божье? А почему слово Божье? Потому что Библия не может ошибаться. А почему не может ошибаться? Потому-что это слово Божье». Это напоминает фрактал, глубоко разглядывая который, ты получаешь неизменный результат. Ничего нового Джейкоб для себя не открыл, кроме того, что кроме принятого убеждения в существование Господа у него больше нет поводов для веры.

Томпсон третий день делает вид, что в его голове чёртов вакуум, рандомно поглощающий дни и события. Выжженные, заболоченные, вспоротые отчаянием следы, что оставил после своего внезапного исчезновения Барт, никогда не сотрутся и не смоются. И Джейкоб уверен, что прекратившиеся кошмары будут возвращаться снова и снова, напоминая змеиным шипением и мёртвыми глазами Уильямса о собственной беспомощности.

***

Джейкоб вновь вчитывается в цитату, не выпадающую из его мыслей:

«Я начинал революцию, имея за собой 82 человека. Если бы мне пришлось повторить это, мне бы хватило пятнадцати или даже десяти. Десять человек и абсолютная вера. Неважно, сколько вас. Важно верить и важно иметь четкий план», – Фидель Кастро.

Он не знает, кем был этот человек, не знает его биографи, но как же красиво, чёрт возьми, звучит. Эллиот Локвуд посвятил целую главу обычному копированию фраз великих людей, добившихся высот, аргументируя это в конце тем, что в истории должен остаться хотя бы ничтожно-маленький, жалкий огонёк истинной надежды у одного человека, чтобы сжечь весь мир дотла. Задача же Эллиота была раздать людям спички.

Идет время… А Джейкоб всё читает и читает, как одержимый, читает ночи напролёт, забывая обо всем. Он узнает, что умные линзы были далеко не единственным изобретением Локвуда, но единственным, которое одобрила Церковь после долгих презентаций и присутствий на псевдонаучных конференциях.

Эти твари – демоны среди людей

***

Снова понедельник

Адская, разрывающая на куски боль ежесекундно впивалась во все мышцы Барта, отчего он душераздирающе вопил, корчась на полу в конвульсиях. Эту же палитру чувств испытывал и Джейкоб, стоящий за другом, мертвенной хваткой вцепившийся в книгу, прижимая её к груди. Линзы на глазных яблоках Уильямса налились кровью, а вдруг,