Манюня пишет фантастичЫскЫй роман - Абгарян Наринэ Юрьевна

– Зачем? – удивилась я. – Вон, на той стороне котлована рабочие соорудили ступеньки, можно по ним подняться.

Но Каринка не желала подниматься по ступенькам. Позор, пережитый на глазах Рубика, требовал реванша. Одно дело вылезти из котлована по лесенке, и совсем другое – зацепившись за лопату.

– Не хочу, – зашипела она, – ты просто протяни лопату, а я выберусь.

Я не посмела спорить с сестрой, протянула ей лопату, ну, и кончилось все тем, что и я съехала на попе в котлован. Теперь мы обе были перемазаны жирной грязью с ног до головы.

Безобразник Рубик мигом зашелся в истерике, аж совой звухал:

– Ахахааа, вот вам мама всыпет! Так вам и надо!

– Тебе недолго осталось смеяться, ясно? – крикнула ему Каринка. – Я вылезу, а потом закопаю тебя в этом котловане.

– Ты сначала вылези! – орал сверху Рубик.

– Готовься к смерти, – предупредила его сестра и попыталась стряхнуть мокрую землю руками. Зря она это сделала, потому что грязь размазалась теперь уже по всей одежде.

– Мама убьет нас, – пригорюнилась я.

– Можно подумать, первый раз она нас убивает. Давно пора бы к этому привыкнуть! – дернула плечом Каринка и пошла к ступенькам. Я горестно плелась следом. В туфлях весело хлюпала грязь.

Только мы вылезли из котлована, как из-за угла появилась Манюня.

При виде нашей вымазанной грязью одежды у нее вытянулось лицо.

– Что же вы натворили, – запричитала она, – как же так?! А что тетя Надя скажет?

– Сама знаешь, что скажет, – пробурчали мы.

– Бедненькие вы мои, – расстроилась Манька, – здесь без трепки точно не обойтись. Давайте подождем, пока грязь высохнет, а там попробуем отколупать ее с одежды. В таком виде домой приходить опасно.

И мы стали ходить по периметру двора, потому что дружно решили, что в движении грязь высохнет быстрее. Потом к нам вышла Маринка из тридцать восьмой. При виде нас у Маринки сделались такие глаза, что мы с удвоенной скоростью припустили по двору.

Нарезать круги просто так было скучно.

– Давайте в магазин хотя бы сходим, – предложила Манька.

– Зачем? Денег у нас все равно нет.

– Ну и что? Просто поглазеем на витрины.

– А и верно, – обрадовались мы, – пойдем в новый продуктовый.

Новый продуктовый находился на первом этаже единственного девятиэтажного дома нашего городка. Все остальные дома были пятиэтажными и трехэтажными, и лишь этот вымахал аж в девять высоких этажей. К тому же только в этом доме ходили лифты! По первости весь город сбегался покататься на них. Но потом взбунтовались жители высотки, которым из-за большого наплыва посетителей приходилось тащиться на последние этажи с тяжелыми авоськами наперевес. Они организовали из боеспособных пенсионерок бригады быстрого реагирования, которые с криком и руганью отгоняли желающих покататься на дармовых аттракционах.

Кроме лифтов, девятиэтажка могла похвастаться большим продуктовым магазином. Туда мы и направились.

Перед продуктовым змеилась длинная очередь.

– Наверное, венгерских кур получили, – предположили мы. Такие бешеные очереди случались, если только завозили какие-нибудь импортные продукты. В остальные дни на прилавках плавились огромные куски маргарина и халвы, слипшиеся комки щедро обсыпанных какао карамельных подушечек, а также спички, соль и большие куски хозяйственного черного мыла. У входа в магазин стояла большая металлическая бочка, из которой свисал длинный резиновый шланг. Люди приходили со своей тарой, и тем же методом, каким из бака машины, извините, отсасывают бензин, продавщица тетя Амалия разливала подсолнечное масло.

– Терпеть ненавижу, – ругалась она, отплевываясь ядрено пахнущим семечками маслом.

Сегодня очередь выглядела странно. Мы не сразу сообразили, в чем дело, пока не подошли к ней вплотную. Обычно люди скучивались возле прилавка гомонящей крикливой толпой. А сейчас очередь распалась на две относительно смирные части – одна грудилась у прилавка, а вторая находилась от первой на расстоянии метра. И на этом спасительном метре одиноким островком выделялась фигурка испуганной девушки. Она прижимала к боку кожаную небольшую сумочку, нервно одергивала короткую юбку и озиралась на людей. Люди с любопытством разглядывали ее.

– Это кто? – бесцеремонно интересовался каждый вновь подошедший.

– Кажись, новая практикантка стоматологии, – хором отвечали люди. – По крайней мере, пахнет от нее стоматологическим кабинетом.

Девушка затравленно бегала по толпе глазами.

– Худая как щепка, какой из нее врач? К тому же горожанка, пф!

И очередь сокрушенно качала головой.

– У них в Ереване, видимо, материи мало, вот и шьют такие юбки. Срам прикрыл – и нормально, – бурлили старухи.

– А каблук-то, каблук! С такого, если свалиться, можно шею свернуть!

Казалось, еще минута, и девушка пустится наутек. Но тут к прилавку вышла тетя Амалия:

– По три пачки сливочного масла на рыло, и больше не просите! Велено по три пачки отпускать.

Очередь мигом сплотилась в единый крикливый монолит. Девушка попыталась пробиться к прилавку.

– Амалыя, – крикнули сразу несколько человек, – Амалыя! Отпусти этой ереванской девочке масла первой, пусть знает, что добрые люди и в провинции живут!

– Спасибо, – растрогалась девушка и, быстро расплатившись за масло, засеменила прочь.

– Не волнуйся, откормим, – крикнули ей вслед люди, – и материю для юбки длиннее найдем!

Девушка попыталась прибавить шагу, но высокие каблуки не давали ей этого сделать.

– Кстати, – заголосила очередь, – ты ведь у доктора Абгаряна практикуешься?

– Да, – обернулась девушка.

– Это его дочки.

– Которые? – Она с надеждой указала на Маньку и Маринку: – Эти?

– Нет, те, которые по уши в грязи.

Мы с Каринкой лучезарно улыбнулись. Девушка окинула нас затравленным взглядом и побежала прочь.

– Совсем дикая, – заключили люди, – городская, что с нее взять? Ничего, мы из нее быстро человека сделаем!

Так как грязь с наших платьиц отколупываться не желала, мы покаянно вернулись домой. Ну и мама, естественно, сначала нас выпорола, потом выкупала до хрустального звона и одела во все чистое. Остаток дня, пристыженные, мы провели в благих трудах – убрались в своем письменном столе и чуть не покалечили друг друга за найденный в дальнем углу ящичка огрызок розовой резинки.

Потом с работы вернулся папа и за ужином рассказывал, что очередь на прием к новой практикантке тянется аж до регистратуры.

– Бедная девочка, – качал головой папа, – она который день ходит как в тумане.

– Почему? – удивилась мама.

– А где еще она увидит такое количество чабанов, спустившихся с гор специально для того, чтобы поглазеть на нее? Некоторые из них никогда не были у стоматолога и чуть ли не сами пломбировали зубы подручными средствами.

– Бедная девочка, – пригорюнилась и мама тоже. Она как никто другой понимала Луизу – сама прошла нелегкий путь городской девушки, попавшей в наш зубодробительный городок с его зубодробительными жителями.

А потом в больницу наконец-то выбрался дядя Миша, и судьбоносная, якобы случайная, встреча состоялась в папином кабинете. Дядя Миша был сражен наповал красотой Луизы и тут же потребовал, чтобы она вырвала ему зуб.

– Какой? – испугалась Луиза.

– Любой, – прорычал дядя Миша, – выберите любой и удаляйте без анестезии! Вам все можно!

На моей памяти это был единственный случай, когда дядя Миша потерял голову от любви. Вообще-то он считал себя однолюбом и всю жизнь с особой нежностью вспоминал тетю Галю.

– Вот кого я действительно любил. А может, даже и люблю, – рыдал он в плечо папе, когда они, после очередных обильных возлияний, вели долгие разговоры на нашем балконе. – И если бы мама с Галей ужилась, то я до сих пор жил бы с нею душа в душу.

А тут случилось неожиданное – дядя Миша влюбился в тоненькую девушку с лежащей на длинных ресницах густой челкой. К сожалению, ответить ему взаимностью Луиза не собиралась. У нее был жених, и через два года кабальной работы в отдаленном районе она собиралась возвращаться в Ереван, чтобы не расставаться со своим любимым уже никогда.