Хочу быть содержанкой - Ирина Островецкая

– И с зубами тоже. У меня комплект. Из-за зубов у меня душа болит. Я потом вам всё объясню. Пусть она войдёт первая. Я потом, чтобы не спешить, – указала страдалица на женщину с анализами. – Я подожду, – с надрывом повторила она.

Странная женщина… Я пригласила женщину с результатами анализов в кабинет, расписала ей схему лечения и отпустила, предварительно предупредив, что она должна обязательно, через какое-то время, прийти повторно на осмотр. Женщина ушла, унося в сумке мои рекомендации. Она несла сумку, словно драгоценную реликвию, стараясь не задеть большой хозяйственной сумкой за косяк двери, или за кого-то из людей, столпившихся за дверью. В сумке лежала схема возрождения!

Я делала запись в истории болезни ушедшей пациентки и ждала, когда же войдёт страдалица с больной душой? Но дверь молчала. Никто в неё не стучал, никто её не дёргал, никто под ней не ругался, никто не стонал. Тишина и покой…

Тишина… Она случается крайне редко в подобных учреждениях. И, ни в коем случае, нельзя надеяться на покой в такой тишине. Никогда не знаешь, Из-за какого поворота тебя настигнет громовой раскат. Я тщетно прислушивалась, терпеливо ждала и усердно делала записи в карточке предыдущей посетительницы. Дверь никак не реагировала на состояние дел в коридоре. Может, страдалица передумала и ушла?

Покончив с историей болезни предыдущей пациентки, я вышла в коридор. Нет, не ушла, сидит на банкетке под самой дверью моя страдалица, затравленно смотрит на меня, как на какое-то божество, и молчит.

– Заходите, пожалуйста! – обратилась я к ней. – Что же вы сидите?

– Я не хотела вам мешать, думала, вы заняты, и сами меня позовёте, когда освободитесь. Я решила дать вам отдохнуть, чтобы другие не набежали… – очень вежливо ответила она.

– Проходите, пожалуйста, садитесь в кресло и рассказывайте, что вас беспокоит.

– Я – не в кресло, я – поговорить… Могу и постоять…

Я удивлённо посмотрела ей в глаза и жестом пригласила женщину в кабинет.

Она смущалась и не знала, как начать изложение своей проблемы, которая в такую рань привела её ко мне.

– Вы меня не помните? – наконец выдавила она из себя.

– Нет, – ответила я, потому что, действительно, не могла вспомнить, где и когда в прошлом однажды нас свела судьба.

– Я… Вы лечили меня десять лет тому назад. Вот, пломба стоит до сих пор… Вспомнили? – с надеждой спросила женщина, открыла рот и победно ткнула пальцем в один из зубов на верхней челюсти.

– Что вас сейчас беспокоит? Может что-то болит? – спросила я, пытаясь её расшевелить, разговорить.

– Мой сын!.. – неожиданно воскликнула она. И снова знакомый надрыв! – Мой сын был у вас на приёме позавчера. Это у него из зуба вы вытащили вонючую вату!

– Да, помню, я его сегодня жду, необходимо продолжить лечение.

– Он, к сожалению, сегодня не сможет прийти. У него – срочная работа, но на следующей неделе он придёт обязательно.

– Может, вы хотите привести свои зубы в порядок?

– Нет, – замялась женщина, – я вас очень попрошу описать в Володиной истории болезни всё, что вы видели позавчера, когда лечили моего сына.

– Что же я должна написать? – я понимала, что задала глупейший вопрос. Ведь просто необходимо в истории болезни пациента отметить все данные о больном зубе, методику лечения и устранения дефекта. Но описать всё честно, как оно было на самом деле, значит – подвести доктора, лечившего этот зуб до меня. Не написать ничего – это уже должностное преступление. Как поступит? Я обязана сделать запись, но её нельзя делать! Ни в коем случае! Иначе проблем не избежать!.. Тысячи вопросов, ни одного ответа, но надо срочно принимать какое-то решение.

– У вас есть его история болезни? – спросила я.

– Вот его карточка, – она ткнула мне в руки пустые листочки незаполненной истории болезни. Лишь паспортная часть была заполнена регистратором.

– А где его история болезни, в которой описано лечение этого зуба предыдущим врачом? Вы принесли мне чистые листки!

– В регистратуре мне выдали только это. Доктор, я вас очень прошу, напишите здесь, что вы из-под пломбы вытащили вонючую вату! Только это напишите, а дальше – я сама…

– Давайте договоримся так. Я добросовестно лечу вашего сына и делаю свои отметки в его истории болезни. Описываю всё объективно, не указываю ни на чьи ошибки, – твёрдо сказала я обезумевшей матери Володи.

– Что же делать? Ведь она и дальше будет так работать, если мы не укажем на её недобросовестность! Она же людям гадить будет! – со знакомым надрывом в голосе сказала женщина, продолжая с мольбой сверлить меня глазами. – Посмотрите, что она сделала с моим сыном! Он двое суток так страдал, вы бы видели! Он чуть не умер от такой адской боли!

– Подождите, подождите, мы же не в лесу живём! Ваш сын хорошо знает, где находится поликлиника, чего же он ждал двое суток?!

– Он же ей верил, думал, боль – это случайность, она сама пройдёт. Пломба же, какая красивая, стояла в этом зубе, загляденье, а не пломба! Нет, это ей так с рук не сойдёт, я этого не допущу! Если вы не хотите мне помочь, я пойду в администрацию поликлиники, к главврачу! Я чуть сына не потеряла, а причина – в зубе!

– Ну, это слишком громко сказано! Следовало только создать отток гною, выпустить газы, и боль бы ушла. Я не могу вам запретить, я вас просто прошу, успокойтесь! Решим все ваши проблемы, полечим Володе зуб и поставим такую же красивую пломбу. Я вас ещё раз убедительно прошу, не надо скандалить. Увидите, это ни к чему хорошему не приведёт.

– Нет, я не могу оставить такое безобразие просто так. Вредитель должен быть наказан! Где в поликлинике находится кабинет главврача? – уже более строго сказала женщина. Я поняла, что не сумею убедить её успокоиться.

– Своей жалобой вы накажете не только её, а и меня! Меня-то за что?! – удивилась я, но женщина уже не слышала моих слов. Она ждала ответа на свой вопрос.

– На нашем этаже в противоположном конце коридора. Вы найдёте, там табличка есть, – ответила я, но ещё раз попросила подумать, и «бучу» не поднимать. Нет, она не желала слушать меня…

Женщина решительно покинула мой кабинет и направилась в указанном направлении. Она выглядела обиженной, какой-то нахохлившейся, не в меру расстроенной, неудовлетворённой, но решительной. Я не могла удовлетворить её требований, и она добросовестно обиделась на меня. Мне же ещё здесь придётся работать! Карать – не входит в обязанности врача.

Этот сбой в течение приёма, внёс конкретную сумятицу в работу. Моё волнение мгновенно передалось пациентам и стало очень сложно управлять ситуацией. Я хотела обо всём забыть, просто добросовестно выполнять свою работу, получать от этого особое удовольствие и ни о чём плохом не задумываться. Я не хотела конфликтов ни с пациентами, ни с коллегами. У меня не было никакого желания быть начинкой для такого чудовищного бутерброда. Не по возрасту мне это, ведь я – пенсионерка, мне неудобно находиться между двух огней, и бороться мне уже давно не за что.

Но в этот раз мне откровенно не повезло. Через какое-то время женщина вернулась в мой кабинет взбешённой фурией. Она уже не ждала скромненько под дверью, а враждебным вихрем ворвалась в кабинет и возмущённо отрапортовала:

– Главврача и начмеда нет на месте. Они уехали в УЗО и, не известно, когда вернутся. А мне нужно сегодня решить эту проблему! Напишите в карточке обо всём, что произошло позавчера! Вы обязаны! – требовала борец за справедливость. Её речь звучала уже как приказ к действию.

Если бы я не удивилась, увидев вату под постоянной пломбой. Если бы я не принялась её рассматривать, с недоумением на лице. Если бы Володя не снял эту злосчастную вату с зонда, и не принялся анализировать ситуацию, и не принюхиваться к тому, что было извлечено из его зуба, скандала, возможно, и не случилось бы вовсе. Володя не смог бы догадаться о причине возникновения острой боли в его зубе. Но всё случилось в одно мгновение, не так, как было нужно в тот момент, не так, как хотелось, и я, всё же, возможно, и, скорее всего, по своей глупости, оказалась орудием кары в руках Судьбы. Описывать все подробности я отказалась.

– Я пойду к ней! – женщина так негодовала, что внутренне отказалась называть врача по имени отчеству, решив, что лишь определение «она» годится для обозначения предмета её возмущения.

Меня не прельщало ввязываться в этот конфликт, но уйти от него не удалось.

– Ну, что ж, наверное, вам, действительно, будет лучше подойти к доктору, и решить с ней этот наболевший вопрос.

– Наболевший, ещё как наболевший! Я не уйду, я пойду к ней, я всё выясню и накажу её за вредительство! – уже кричала она. Потом, вдруг, улыбнувшись, вроде, по-дружески, сказала:

– После неё я зайду к вам, и мы договоримся, когда можно будет Володе прийти к вам полечиться.

Вот тебе и раз!.. Кричала, кричала, вроде, справедливо возмущалась, и договорилась. Так, значит, это всё – театр?! Зачем она это делала? На что она рассчитывала, и чего добивалась? Возмущение её справедливо, но какая цель такого всплеска?! Каждый бы возмущался на её месте. Но зачем этот спектакль мне и для меня?