Гол последней надежды. Футбольная сказка, или Нефутбольная история про футбол - Сергей Корнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По трибунам неживского стадиона пробежал рассерженный гул. Две тысячи раздосадованных мужиков, тёмных от гнева, алкоголя и палящего июльского солнца, не стеснялись выражать накопившееся негодование. Кто-то, пьяный, исступлённо орал гадости. Кто-то громко возмущался, размахивая от бессилия руками. Кто-то, закурив сигарету, направился к выходу. Фан-сектор из двух-трёх десятков крепких парней с шарфами и флагами сконфуженно молчал. Коля Иванушкин сидел поодаль от них с мученически отрешённым лицом.
В перерыве в раздевалке «Прогресса» стояла гробовая тишина. Жараптицкий был мрачен. Наконец, Святогорцев, взглянув на него понимающе, с зоркой и решительной прямотой, как мудрый гуру на отчаявшегося ученика, сказал:
– С нами сыграла злую шутку так называемая «шкура неубитого медведя». Но она стоит очень дёшево в мире, где всё продаётся и всё покупается. Продайте себя подороже, ребята. Я знаю, и ваш тренер, у которого сегодня день рожденья и который отчего-то сам на себя не похож, знает – вы того стоите.
Муромцев встал и зычным голосом прорычал:
– Айда, пацаны, пойдём, завалим этого медведя!
И все, единым порывом вскочив с лавок, дружно обнялись.
Второй тайм начался было точно так же, как и первый – динамовцы забрали мяч и стали наседать на ворота Колобкова, но не надолго. «Прогресс» включил прессинг и раз за разом убегал в контратаку. «Динамо», очевидно, занервничало. К середине тайма они уже откровенно играли на отбой, встав всей толпой в своей штрафной, берегли счёт. И поплатились. В сутолоке после очередного навеса Морозов продавил защитника и от души вколотил мяч в сетку – 1:1.
Тренер «Динамо» в надежде снова переломить ход матча выпустил сразу двух свежих игроков, но они в игру не попали – всюду не успевали, бегали по полю бесцельно, как лишние. Замены же Святогорцева сработали. Сперва Соловьёв, вышедший вместо Гвидонца, – вторым нападающим в помощь Морозову, – заработал опасный штрафной вблизи ворот, и Муромцев своим фирменным, неберущимся, ударом вывел «Прогресс» вперёд – 2:1. А потом настал звёздный час Финисто Хальконеса, заменившего уставшего Морозова. Он творил, что хотел, разрывая несчастную оборону «Динамо» в клочья – 3:1, 4:1, 5:1. Хет-трик!
– Фини! – закричал Коля Иванушкин, высоко размахивая флагом. – Фини!
– Фини! Фини! – подхватил фан-сектор.
– Фини! Фини! Фини! – раскатисто зарядил стадион во все две тысячи ртов.
Святогорцев, кажется, совсем не обращал внимания на ликующие трибуны. Невозмутимо повернулся к скамейке запасных и подозвал к себе Лягушевича.
– Алесь, ну что, хочешь поиграть немного в футбол? Разминайся!
После игры в раздевалку заходили всякие важные люди из «Неживмета», восхищались, жали руки. А Жараптицкий открыл заранее приготовленное шампанское.
– Знай наших! – горячо воскликнул он, в каком-то детском запале зардевшись румянцем. – А я совершенно не сомневался! Я-то знал, кто чего стоит. И мы стоим ещё больше, много больше!..
– Не только мы, – отозвался Святогорцев. – А все. Все вместе и каждый в отдельности. Вообще человек стоит очень дорого. Так дорого, что и продавать-то его – ужасная, постыдная глупость. Но, к сожалению, мало кто умеет не продешевить в себе человека.
Глава 9. В запасе, или Кто сказал, что люди не меняются?
В «Прогрессе» было два Андрея. Оба из Украины. Ряба с Донбасса, а Балдинский из-под Киева. Они друг друга на дух не переносили и потому совсем не общались, не разговаривали, знали, что если уж начнут, то слово за слово, и непременно дойдёт до драки. А Святогорцев драку не простит: либо отстранит от команды, либо вообще отчислит.
У Рябы отец и брат погибли в ополченцах, одна мать осталась. Он половину своих денег всегда отсылал ей, в Донецк. Переехать она отказалась. Привыкла к войне, умереть хоть завтра, хоть сегодня, хоть сейчас уже не боялась. А Андрей эту войну возненавидел всей душой. И людей, которые её принесли. В Балдинском он видел именно такого человека.
Андрей Балдинский родился зимой 1991-го – в день подписания Беловежского соглашения, чем в сознательном возрасте очень гордился. Он относил себя к подлинным украинским патриотам. А таких, как Ряба, ругал последними словами, обвиняя в предательстве Украины.
Они оба были бровочниками, оба играли на правом фланге. Только Балдинский тяготел к атаке, а Ряба предпочитал роль защитника, как Олег Гусев в киевском «Динамо» и хорват Дарио Срна в донецком «Шахтёре» соответственно. Данное обстоятельство добавило в их и так безнадёжные отношения ещё больше напряжённости, так что и тот, и другой втайне стремились перебраться из «Прогресса» хоть куда-нибудь, лишь бы, наконец, избавить себя от этого непрестанного молчаливого противостояния.
О вражде и её причине знали все игроки, в особенности же партнёры по скамейке запасных: Кожемяко, центральный защитник, которому не нашлось места в основе из-за сыгранной троицы – Добрынина, Попчука и Муромцева, левый вингер Зайцев, плотно «сидевший» под Лешых, сменщик главного форварда Морозова нападающий Соловьёв и даже дистанцировавшийся от молодёжи вратарь Емелин. Не знал только новичок команды – Финисто Хальконес.
После кубкового матча, почувствовав себя настоящим признанным героем, любимцем болельщиков, этих суровых неживских мужиков, он вдруг заявился на тренировку в майке с надписью «Я русский». Темнокожий парень в майке «Я русский», смех да и только.
Добродушный весельчак Кожемяко не удержался, чтобы вволю не поржать.
– Фини, это ты-то русский? – беззлобно смеялся он над кубинцем, сгребая того по-дружески в охапку здоровенными ручищами. – А я-то думаю, чего этот кубинский парень так на русского похож! А он, оказывается, и впрямь русский!
Но Финисто всё равно обиделся, недоуменно хлопая глазёнками.
– Чего ты смеёшься? Дурак ты… При чём тут Куба? Да отстань ты от меня! Чего ты на внешность смотришь? Русский я! У меня мама русская.
– Ты-то, Фини, русский, конечно, – со странноватой улыбкой заметил Соловьёв и многозначительно кивнул в сторону Балдинского с Рябой. – Смотри, только вот им не говори об этом, у них это больная тема.
– Война, – тихо добавил Зайцев.
– Все войны от дьявола, – сказал Финисто, догадавшись, в чём дело. – И не важно из-за чего. Кто начинает войну, тот продаёт свою душу дьяволу.
– А где же Бог? Куда он-то смотрит? – встрепенулся Ряба. – У меня отец и брат погибли из-за таких вот, – и он с яростью показал пальцем на Балдинского.
– Я не виноват в их смерти, – процедил Балдинский, зашнуровывая бутсы и не поднимая головы.
Финисто снял майку.
– Нельзя Бога обвинять. Он даёт жизнь, не его вина, что человек так ей распоряжается. Ладно, раз уж такая проблема, я не буду носить эту майку.
Балдинский поднялся и похлопал его по плечу.
– Всё верно, Фини. Майка тут не при чём, носи, если тебе хочется. У меня у самого мама русская.
На ближайший матч Святогорцев, давая отдохнуть после кубка основному правофланговому Водянову, поставил в старт Андрея Рябу. А по ходу матча заменил его как раз на Андрея Балдинского.
Балдинский на бровке по футбольной традиции протянул ладонями вверх руки подбежавшему с поля Рябе, и тот хлёстко, по-мужски, ударил по ним – ответил. С того дня война между ними кончилась.
Глава 10. В глубоком запасе, или Никто не забыт, ничто не забыто
В июле дела у команды складывались из рук вон плохо – на старте сезона три поражения к ряду. Виной тому стала прежде всего череда травм игроков основного состава. Один за другим выбыли из строя нападающие Морозов и Соловьёв, незаменимый опорник Царёв и моторный бровочник Лешых.
Вдобавок ко всему на пять матчей дисквалифицировали Гвидонца – в ходе одной из игр, в которой уже после первого тайма «Прогресс» горел 0:3, он сорвался и поставленным хуком справа отправил в нокаут защитника противостоящей команды, решившего применить маленькую футбольную хитрость – слегка подразнить, нарочно спровоцировать на карточку.
Святогорцев был вынужден подтянуть к основе резервистов: в атаку форварда Патрикеева, в центр Лягушевича, а вместо Гвидонца универсала Сивбурга. Но резервисты, конечно, не смогли в полной мере заменить лидеров, в результате пострадала «химия» команды, то есть сыгранность. Многие наигранные ранее до автоматизма ходы и схемы уже не работали, как бы игроки ни старались.
Впрочем, не все они и старались должным образом. Патрикеев – рыжий коренастый паренёк с внешностью прославленного голеадора Уэйна Руни – смышлёный, но, как говорится, «себе на уме», играл только на кураже, когда «прёт» и когда нужно «доказывать себя», чувствуя конкуренцию, бороться за место в составе.
Однако последний из оставшихся нападающих – Потапов – от конкуренции отказался. Он перестал выступать в официальных матчах за «Прогресс» с самого начала, ещё два сезона назад, и давно потерял всякую мотивацию, привык к тому, что тренер на него больше не рассчитывает.