Каждый день как последний - Ольга Володарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разве что Пашу жена недобрым словом. Козел, опять исчез! Теперь без предупреждения, и, главное, не подкинув денег!
— Паша, расскажи… — обратилась к нему Дина.
И он рассказал. Естественно, в двух словах и без пугающих подробностей. Смягчил, насколько возможно, свое повествование. Постарался из кровавого триллера сделать хотя бы классический детектив.
Его выслушали стойко. Без истерик. Особенно его поразила мать Дины, по виду женщина очень эмоциональная. Держалась она молодцом, ничем не выдав своих чувств. У отца пальцы тряслись, когда он подносил папиросу ко рту, а мать расставляла чашки, накладывала варенье, разливала чай, и руки ее не дрогнули ни разу.
Когда Паша закончил рассказ, отец спросил:
— Что вы хотите выяснить?
— Понимаете, в чем дело… — Паша отхлебнул из чашки глоток чая с можжевеловым листом. Причмокнул. Очень вкусно. — Я вспомнил вашу дочь и вас, и еще некоторых людей, что жили в старом рабочем поселке. Не знаю, почему лишь недавно. Вернее, знаю. Я много литературы по психологии в свое время читал, поэтому немного разбираюсь в подсознании. Своем и чужом. Так вот, у меня нечто вроде блока в мозгу стояло. Этот блок мою нервную систему оберегал. А вскоре я пережил новый шок, гораздо более сильный. И он запечатал воспоминания о первом…
— Давай опустим психологию, — поморщился Динин отец и прикурил вторую папиросу.
— Хорошо. Перейду к главному. Я знаю, что вашу дочь чуть не изнасиловал один урод. Его Валерой звали. Я очень хорошо его помню, потому что он и ко мне приставал. Ему дети любого пола нравились. Как-то мы с Катей решили в заброшенный дом забраться. Да я фонарик забыл, побежал за ним, а навстречу Валера. И к дочери вашей подходит. Я обернулся. И смотрю, он хватает девочку и в дом тащит. А я-то знаю, что это за тип. Конечно, я тогда понятия не имел, как взрослый мужчина (ему исполнился двадцать один год может ребенка использовать, мал был, но разозлило уже то, что он Катю лапает. И я бросился на поиски кого-нибудь, кто больше и сильнее меня. Наткнулся на Егора-Бобра. Я его боялся. Впрочем, как и все дети поселка. Но тут кинулся к нему, как к родному.
— Я помню, как вы прибежали в наш двор, — перебил его отец Дины. — Я на больничном был, вот вы меня и застали… — Он затушил папиросу и обхватил голову руками, запустив пальцы в седые волосы. — Успели мы. Не дали уроду дело до конца довести. Да только девочка наша все равно не смогла отойти после этого. Дина не помнит, какой она была до этого. А ты должен. Солнечный, открытый человечек с улыбкой до ушей…
— И таким заразительным смехом, что если веселилась она, то хохотали все вокруг, — подхватил Паша.
— Да… Такой она была, наша Катя. И потом ее как подменили.
— Влюблена она была в него, вот в чем дело, — вмешалась мама. — Прекрасным принцем Валерку считала. Он ведь красавец был. И от других парней, что в поселке проживали, отличался: и одет с иголочки, и манеры у него, как у аристократа. По улице вечно с книжечкой под мышкой ходил. И здоровается со всеми так приветливо… — Голос у нее сорвался, и она отвернулась, вытирая увлажнившиеся глаза.
Супруг ласково погладил ее по спине, успокаивая.
— Я рассказала Паше, что Катя покончила с собой, — вмешалась в разговор Дина. — Давайте не будем об этом, нам всем больно вспоминать, как она ушла… — Мертвой ее нашла маленькая Дина. Мама привела ее из садика, она вбежала в комнату к сестре, увидела ее спящей и начала тормошить. Катя была уже холодной.
— Что вы хотели узнать? — прокашлявшись, спросила мать Дины.
— Кто убил Валеру? — Она посмотрела на отца. — Ты, папа?
— Нет. И он, — мужчина указал на Пашу, — знает это…
— Дело в том, что не знаю. Я тот промежуток времени совсем не помню. Последнее — как вы стаскиваете Валеру с Кати и бьете его в морду… Потом — пустота.
— Я не убивал его. А кто это сделал — не знаю. А почему вы стали ворошить ту давнюю историю?
— У нас возникла мысль, что кто-то мстит за Валеру. Меня, Егора-Бобра и вашу дочь похитили. Кроме нас еще четверых. Возможно, они дети тех, кто участвовал в его избиении…
— У баб были детки, совсем малые, девочка и мальчик. А у деда никого. Когда он умер, его хоронить некому было. Тонька тоже вроде не родила никого.
— Тонька — это та девушка, что в общежитии жила?
— Она самая. Невеста Валерки…
— У него была невеста?
— Ну, считалась ею, по крайней мере. Так что не сходится что-то.
— И почему тогда не мстить напрямую тем, кто якобы виновен? — спросила мать. — Не детям их, а…
— Так в этом весь замысел, понимаете? Отнять детей у родителей, как когда-то они отняли его у матери. Я помню, он жил с ней. А были у него братья, сестры?
— Жил он с матерью в том же доме, что и мы. Только на первом этаже. Отец умер. А брат старший уехал из города сразу после школы.
— Мать его обожала, — сказал отец Дины, выбив из пачки папиросу. — Он был светом в ее окне. Иначе как Валерочкой его не называла. Считала его гением непризнанным. Он ведь писал рассказы, стихи. Можно сказать, только этому себя и посвящал. Он не учился и не работал. Вернее, числился ночным сторожем в садике, да только мать за него дежурила. А образование ни к чему ему, он и так умнее всех умных был. По мнению родительницы. Девушка, с которой Валера встречался, казалась матери его непроходимой дурой и уродиной…
— Та самая Тонька?
— Да. Наладчица с нашего завода. Она на самом деле красотой не блистала, но была очень славной. Все думали, Валерка с ней из-за секса только. Девчонки из общаги скромностью не отличались. А потом оказалось, что не было у них ничего. А мать, видимо, что-то за сыном замечала нехорошее, раз все же стала избранницу чада своего любимого, такую никчемную, принимать. Думала, пусть лучше с такой, но взрослой…
— Как она проклинала нас! — вздохнула мать Дины. — Кары небесные насылала. Чтоб вы сдохли, это самое мягкое, что мы слышали от нее. Считала нас убийцами. Требовала возмездия. А когда поняла, что нас так и не накажут, переехала. Не могла видеть нас на свободе.
— А какая фамилия у Валеры была?
— Козловский.
Дина с Пашей переглянулись.
Вот теперь все сошлось!
Глава 5
Хорошо, что они не отпустили водителя. Иначе не выбраться бы им из деревни до утра.
— Мы сейчас куда? — спросила Дина. Паша велел таксисту гнать, сулил двойную оплату, и тот остервенело давил на газ.
— Я хочу поговорить с ним.
— Это опасно, Паша. Он маньяк.
— Я не боюсь его.
— Надо вызвать полицию.
— Обязательно вызовем, но сначала я поговорю с ним.
— Зачем? — простонала Дина.
— Я хочу его понять.
— Паша, ты хочешь рискнуть жизнью ради праздного любопытства?
— Это совсем не то.
— А что?
— Мне трудно объяснить.
— А ты попытайся.
— Я всю жизнь себя ломаю. С малых лет. Но меня не покидает мысль, что я все делаю неправильно. Жил тут с семьей — не то. Бросил ее, уехал — опять не то. Вроде кайф, но не полный. Вот сейчас тебя встретил, и нравишься ты мне так, что до печенок пробирает. Влюбился, хотя думал, что не способен на это. Радоваться бы, а я не могу. Опять что-то не то…
— Это нормально — сомневаться. В себе, в правильности выбора… Но при чем тут Кен? Иначе говоря Петр Козловский, племянник Валеры?
— Он не сомневается, понимаешь? Он идет к цели, какой бы чудовищной она ни была. И он не псих. Я уверен в этом. Он абсолютно нормален. Кен — прямая противоположность мне. Я хочу понять его, чтобы понять себя!
— Приехали, братишка! — выкрикнул водитель, затормозив и выключив магнитолу. Он слушал всю дорогу кавказскую музыку.
Паша поблагодарил, расплатился.
— Если понадоблюсь, звони, вот мой номер, — сказал таксист, сунув ему визитку.
После этого дал по газам и скрылся. Лихой джигит!
Они высадились у серой девятиэтажки. Заставленный машинами двор, заляпанная рекламными объявлениями подъездная дверь, урна, из которой торчат пустые пивные бутылки и банки из-под коктейлей.
— Откуда ты знаешь, где Кен живет? — спросила Дина.
— Он говорил при мне следователю, я запомнил.
— Да, у тебя же отличная память.
— На некоторые моменты…
— Думаешь, он дома?
— Уверен. Даже знаю, что он делает.
— И что же?
— Пишет. Он говорил мне, что нашел себя в литературе. Не ищет, а именно нашел. Кен — человек, не привыкший сомневаться. И работает он ночами. — Павел усадил Дину на лавку. — Я пойду. А ты жди меня. Минут через десять вызови полицию. Раньше не надо, боюсь, Кен не успеет мне все рассказать.
— Даже не думай!
— О чем?
— О том, чтобы идти туда в одиночку. Я с тобой.
— Нет.
— Ты же не боишься Кена. Значит, и мне опасность не грозит. Я пойду с тобой, и точка.