Каждый день как последний - Ольга Володарская

— Это не крысы, — пробормотала Лида, снимая с подоконника банку со свечкой и кидаясь следом. — Откуда шел звук?

— Из дальнего коридора.

— Там тоже когда-то было жилое помещение? — спросил Паша у Дины.

— Да. Отдельная комнатушка, метров восемь квадратных. Ее из сеней переделали. Там дворник жил.

— Значит, так… — Он приостановился. — Девочки, остаетесь тут и вызываете полицию. А я пошел…

— Ну уж нет! — проявила несговорчивость Лида. — Я с тобой.

— Поперечная ты, как говорила моя бабушка.

И снова звук. Уже новый. Как будто постукивание. Глухое и ритмичное. Там-там-та-та-там!

Паша завернул за угол и увидел распахнутую дверь дворницкой.

— Посвети! — попросил он Лиду. Она вытянула руку со свечкой вперед.

Пламя уже угасало и света давало немного. Однако его хватило на то, чтобы увидеть человека, лежащего на полу. Он был привязан к стулу, который упал вместе с ним. Во рту у человека был кляп. Поэтому, увидев своих спасителей, он только замычал.

— Кен?

Пленник закивал.

Паша рухнул на колени, вытащил из его рта носовой платок.

— Слава богу, — выдохнул Кен. — Слава богу, вы меня услышали… Я уж думал, не найдете меня и она вернется…

— Дай я тебя освобожу. — Паша стал разматывать веревки. — Давно ты тут?

— Не знаю. А сколько сейчас времени?

— Десять вечера.

— Значит, часа три. Я домой ехал, решил срезать путь, чтоб без светофоров… И тут смотрю — женщина знакомая стоит.

— Что за женщина?

— Я не знаю, как ее зовут. Она хозяйка магазина «Чаша». Я туда захаживал несколько раз.

— Зачем?

— Их рекламу часто бросали в мой почтовый ящик. И когда мне понадобилось масло для аромалампы, я к ним заехал. Купил. И потом еще несколько раз какую-то мелочовку приобретал… — Паша тем временем справился с веревками. Отвязав ноги Кена, он помог ему встать, протащив его скованные руки через спинку стула. — И вот еду я и вижу ее. Притормозил, спросил, не подвезти ли. Она согласилась. Сказала, что у нее коробка тяжелая. Одна ее до машины не дотащит. Я зашел с ней в дом, она провела меня в эту каморку. И тут удар по шее. Я отключился, но ненадолго. Когда женщина застегивала на моих запястьях наручники, я очнулся.

— Что ей было нужно?

— Она не разговаривала со мной. Но я понял, что нужен для какого-то обряда. Она бормотала что-то про алтарь и свечи. А потом ей позвонили, и она, разговаривая, вышла. Я думал, вернется сейчас, но нет. Видно, покинула дом. Я, правда, не слышал этого. Только скрипы какие-то.

— Мы не видели твоей машины у дома.

— Да, она сказала, лучше ее оставить в соседнем дворе, не на виду. Тут шпаны много, не дай бог стекло разобьют или двери поцарапают. Я подумал, какая заботливая! — истерично рассмеялся Кен. — Какое же счастье, что вы меня освободили. Я, когда услышал ваши голоса, чуть с ума не сошел. Стал шаркать подошвами по полу, стараясь привлечь ваше внимание. Потом, когда веревки немного ослабли, топать начал. Но вы не шли! И я стал раскачиваться, чтобы упасть. Уж грохот вас точно должен был привлечь…

— Давай я расцеплю тебе руки, — предложила Лида.

— Как? Есть ключ?

— Есть топор. — Он уставился на нее с неподдельным ужасом. — Перерублю цепочку, и ты сможешь хотя бы руки развести.

— А ты попадешь?

— Да.

— Даже не поранив меня?

— Подумаешь, отрублю один пальчик. Что с того? У тебя еще девять останется…

— Шутишь?

— Конечно, шучу. Давай, клади руки на подоконник.

— Нет, я лучше подожду. Ведь вы наверняка вызвали полицию?

— Вызвали, — ответила Дина, зайдя в комнатушку. — Наряд прибудет в ближайшее время.

— Я умираю от жажды, — пожаловался Кен. — Ни у кого нет воды?

— Из-под крана не пойдет? — спросил Паша.

— В доме нет водопровода, — покачала головой Дина. — Как и туалета. Но неподалеку есть колонка. Давай схожу, наберу. Только емкость надо найти…

— В подвале валялись пустые бутылки, — припомнила Лида.

— Но они грязные! — возмутился Кен. — Нет, я лучше потерплю. — Но так шумно сглотнул, что всем стало ясно: он не преувеличивает и его жажда очень сильна.

— Я поищу что-нибудь… — выпалила Дина и покинула дворницкую.

Кухни в доме были общими. На первом этаже и на втором. Дина, включив фонарь на телефоне, двинулась по коридору в сторону кухни. Та оказалась просторной, но с очень низким потолком и без двери. На втором этаже была другая: узкая, длинная, зато рослому отцу Дины не приходилось съеживаться, заходя в нее. В нижней же потолок чуть ли не давил ему на макушку. Дом достраивался и перестраивался после революции, в него хотели заселить как можно больше людей, вот и получился совершенно невозможный проект.

Дина зашла в кухню, осветила ее фонариком. Две кошмарного вида старые газовые плиты, стол, на стене шкафчик без дверок. Вот и все, что осталось. Жильцы все вывезли, съезжая отсюда. В том числе и посуду.

Дина ушла из кухни ни с чем. Даже банки пустой не нашлось. Она собиралась вернуться в дворницкую, но остановилась возле лестницы. Сейчас та выглядела еще более зловеще. Облупившаяся краска, под которой скрывается потемневшее, похожее на запекшуюся кровь дерево, покореженные перила, крутые покосившиеся ступени, уходящие в темноту.

Б-р-р-р-р…

И все же Дина решила подняться по лестнице. Вдруг на их кухне найдется какая-нибудь посудина?

Перемахнув первую ступеньку, а заодно и вторую, она опустила ногу на третью. Та противно скрипнула под ее весом. Но не треснула, что уже хорошо.

Очень осторожно, с оглядкой, Дина стала подниматься.

Преодолев лестницу, облегченно выдохнула. Пусть моральных усилий было потрачено меньше, чем в детстве (порой она оставалась в комнате на весь день, лишь бы не спускаться, а потом не подниматься), а все равно хорошо, что все позади.

Кухня находилась в десяти детских шагах от лестницы. Маленькая Дина вбегала в нее и хватала что-нибудь вкусненькое, чтобы порадовать себя.

Взрослая Дина сделала всего четыре шага и оказалась у двери — в их кухне она имелась, потому что проем был стандартный. Она очень пригождалась, когда соседка запекала в духовке мойву. На вкус рыба была хороша, все ее ели, но воняла она преотвратно.

Дине на миг показалось, что этот дух не покинул дом, он по-прежнему витает в воздухе.

Она толкнула дверь и хотела уже войти, но отшатнулась. На полу лежал человек. Ногами к двери, головой к окну. Узкая и длинная, как кишка, кухня напоминала гигантский гроб, и человек лежал в нем, готовый к выносу.

Ногами вперед.

Дина, вытянув руку с фонариком, сделала шаг…

То, что перед ней женщина, было очевидным. Изящные ботинки на высоком каблуке не позволяли в этом сомневаться. Теперь Дина видела не только их, но и тело, и лицо…

Она узнала его.

Дельфия!

— Все сюда! — закричала Дина. — Наверх!

Послышались топот и крик:

— Что случилось?

— Здесь Дельфия! И она мертвая…

Скрип лестницы стал оглушительным, по ней поднимались сразу трое.

— Где ты? — услышала она голос Паши.

— Четыре шага направо. Открытая дверь.

Они подбежали к ней и столпились на пороге.

— Что с ней?

— Говорю же, мертва. — Дина успела прикоснуться к Дельфии, тело ее почти остыло.

— Вот почему я не слышал, как она покинула дом, — сказал Кен. Он не держал рук за спиной. Значит, он доверился Лиде, и она перерубила цепочку топором.

— От чего она умерла? — выглянула из-за мужских плеч Лида.

— Не знаю. — Дина внимательно осмотрела труп. — Никаких видимых повреждений. Ни ран, ни синяков, ни ссадин.

— Так просто взяла и умерла?

— С людьми ее возраста такое бывает, наверное… ей же лет семьдесят.

— Нет, ей тридцать один, — сказал Паша. — Я узнал об этом от Казиева. У нее редкое генетическое заболевание…

— Синдром Хатчинсона-Гилфорда, — пробормотала Лида. — Я смотрела документальный фильм про это отклонение.

— А я художественный. Там еще играет Робин Уильямс. «Джек», кажется.

— Такие люди обычно не доживают и до двадцать пяти. Умирают совсем юными. Уйти в тридцать один — это не так уж и плохо… Не мучаясь, опять же.

— Да, всего лишь помучив других, — хмуро проговорил Кен.

— А это что? — Лида указала на бутылочку, валяющуюся подле тела. Дина протянула к ней руку, но Паша остановил ее:

— Ничего не трогай!

Тогда она нагнулась и понюхала горлышко.

— Какой-то имбирный напиток. Но с долей алкоголя. Пахнет спиртным.

— О нем она говорила с тем человеком, что ей звонил при мне! — вспомнил Кен. — Тот что-то спросил, а она ответила: «Да выпью я твое пойло, не переживай… И еще знаю, что оно успокаивает. Да, да, прямо сейчас…»

— Пойло отравленное? — предположил Паша.