Новые мелодии печальных оркестров - Фрэнсис Фицджеральд

— О господи! — приглушенно воскликнула миссис Уортон. — Умоляю тебя…

— Мы подробно обо всем переговорили, — мрачно рассказывая ее муж, — и Люси решила возвратиться к этому… к этому юнцу, — он снова потряс головой, признавая невозможность подыскать более сильное определение, — и попытаться как-то все уладить. Но вчера вечером она явилась опять и заявила, что все кончено раз и навсегда.

Гарнет кивнул:

— Так-так. И кто этот молодой человек?

— Молодой человек? — переспросил Уортон. — Молокосос! Зовут его Ллуэлин Кларк.

— Что? — изумленно воскликнул Гарнет. — Ллуэлин Кларк? Сын Джессе Кларка? Молодой служащий у меня в офисе?

— Именно.

— Но это вполне симпатичный юноша, — возразил Гарнет. — Поверить не могу, что он…

— Я тоже не мог, — хладнокровно перебил его Уортон. — Я тоже считал его вполне симпатичным юношей. Более того: я склонен был предполагать, что моя дочь — тоже милая и вполне приличная девушка.

Гарнет был поражен и расстроен. Всего часом раньше он виделся с Ллуэлином Кларком в чертежной, которую тот занимал в офисе фирмы «Гарнет и Линквист». Теперь ему стало понятно, почему Кларк не вернулся нынешней осенью в Бостонский технический институт. Ввиду сделанного открытия ему вспомнилось, что за последний месяц юноша вел себя как-то иначе: отсутствовал на месте, опаздывал, работал без всякого усердия.

Гарнет попытался собраться с мыслями, но тут вмешалась миссис Уортон:

— Пожалуйста, Чонси, сделайте что-нибудь. Потолкуйте с ним. Потолкуйте с ними обоими. Ей всего-навсего шестнадцать, и нам просто невыносимо думать о разводе, который испортит ей жизнь. Что будут люди говорить — нам все равно, Чонси; нас заботит только судьба Люси.

— А почему бы вам не отправить ее на годик за границу?

Уортон покачал головой:

— Это проблемы не решит. Если между ними есть хотя бы толика понимания, они попытаются наладить совместную жизнь.

— Но коль скоро вы так плохо о нем думаете…

— Люси сделала свой выбор. Какие-то деньги у него есть — им хватит. И потом: в чем-то особенно дурном он пока не замечен.

— А как он на все это смотрит?

Уортон беспомощно развел руками:

— Провалиться мне на этом месте, если я знаю хоть что-то. Что-то насчет шляпы. Всякая чепуха. Мы с Элси понятия не имеем, почему они сбежали, а теперь никак не возьмем в толк, почему они не помирятся. К несчастью, родители у него умерли. — Уортон сделал паузу. — Чонси, если бы ты сумел внести хоть какую-то ясность…

Перед Гарнетом начала обрисовываться перспектива не из приятных. Если он еще и не перешагнул порог старости, то уже занес над ним ногу. Оставалось только устроиться поудобнее у камина, откуда юное поколение виделось на немыслимо далеком расстоянии, словно в перевернутый телескоп.

— О да, конечно… — услышал он свою собственную неуверенную реплику.

Насколько же трудно вернуться мыслями в молодость! С того времени мириады предубеждений и условностей, покрасовавшись на подиуме моды, сгинули бесславно, сопровождаемые возмущенными и презрительными криками. С нынешними чадами даже обычный контакт установить не так-то просто. Какими дурацкими и пустопорожними покажутся им банальности, которые он вздумает им преподнести. А каким тягостным станет для него их эгоизм, как утомит их узколобая приверженность расхожим мнениям, сфабрикованным не далее как позавчера.

Гарнет вдруг встрепенулся. Уортон с супругой куда-то делись, и в комнату тихо вошла стройная темноволосая девушка, еще почти подросток. Она на секунду пристально — не без тени беспокойства — вгляделась в него своими карими глазами, а потом уселась на жесткий стул рядом с ним.

— Я Люси, — представилась она. — Мне сказали, что вы хотите со мной побеседовать.

В ожидании ответа девушка умолкла. Гарнет понимал, что должен что-то сказать, но подобрать подходящие слова ему никак не удавалось.

— В последний раз мы виделись, когда вам было десять лет, — с трудом начал он.

— Верно, — вежливо согласилась Люси, слегка улыбнувшись.

Снова наступила пауза. Необходимо сказать что-то существенное, думал Гарнет, пока она по молодости не отвлеклась и готова его слушать.

— Сожалею, что вы с Ллуэлином в ссоре, — выпалил он. — Глупо ссориться по пустякам. Я, надо заметить, отношусь к Ллуэлину очень тепло.

— Это он вас сюда подослал?

Гарнет отрицательно мотнул головой и задал вопрос:

— Вы… вы его любите?

— Нет, больше не люблю.

— А он вас любит?

— Говорит, что да, но я считаю — уже нет.

— Вы сожалеете, что вышли за него замуж?

— Я никогда не сожалею о сделанном.

— Понятно.

Люси ждала, что Гарнет скажет дальше.

— Ваш отец сообщил мне, что вы расстались бесповоротно.

— Да, это так.

— Можно узнать почему?

— Мы просто не ужились вместе, — простодушно пояснила Люси. — Я решила, что он ужасный эгоист, а он посчитал, что я точно такая же. Мы воевали непрерывно, почти что с самого первого дня.

— Он вас ударил?

— Ах это? — Люси, очевидно, считала это пустяком, не стоящим внимания.

— В каком смысле, по-вашему, эгоист?

— Эгоист, вот и все, — по-детски уперлась Люси. — Такого жуткого эгоиста я в жизни не видела. В жизни не встречала.

— И в чем же проявлялся его эгоизм? — настаивал Гарнет.

— Во всем. Жадина — не приведи господь! — Глаза Люси подернулись грустью. — А я жадин не выношу. Особенно если они над деньгами трясутся, — презрительно бросила Люси. — Тут он прямо из себя выходил, начинал ругаться и повторял, что не станет со мной жить, если я не буду поступать, как ему хочется. Да провались он! — добавила она самым серьезным тоном.

— А как получилось, что он вас ударил?

— Да нет, бить меня он вовсе не собирался. Это я на него замахнулась — не помню уж за что, он попытался меня удержать, и я стукнулась о перегонный куб.

— О перегонный куб? — потрясенно переспросил Гарнет.

— Хозяйка хранила перегонный куб у нас в комнате, потому что больше ей некуда было его деть. Это в конце Бектон-стрит — там, где мы жили.

— Почему же Ллуэлин поселил вас в таком месте?

— Что вы, место там было расчудесное — вот только хозяйка держала у нас этот перегонный куб. Мы искали жилье два или три дня, но ничего другого не смогли себе позволить. — Люси помолчала, предавшись воспоминаниям, потом добавила: — Комната была чудная, никто нам не мешал.

— Гм. Так вы и в самом деле никак не смогли ужиться?

— Никак. — Люси замялась. — Это он все портил. Вечно ныл, а правильно ли мы поступили. Вскакивал с постели ночью, расхаживал взад и вперед — и долбил одно и то же. А я не жаловалась. Всей душой готова была жить в бедности, лишь бы только мирно и счастливо. Собиралась, например, пойти на кулинарные курсы, да он меня не пустил. Хотел, чтобы я весь день сидела дома и его ждала.

— Как так?

— Боялся, что меня потянет вернуться к родителям. Все эти три недели были заняты одной сплошной бесконечной ссорой — с утра и до вечера. Я этого не выдержала.

— Мне кажется, особых причин для ссоры, в общем-то, не было, — рискнул вставить Гарнет.

— Наверное, я не сумела как следует все объяснить, — устало выдохнула Люси. — Да, я видела, что в основном это одни глупости, и Ллуэлин тоже видел. Иногда мы обменивались извинениями и снова были влюблены друг в друга, как до женитьбы. Вот поэтому я к нему и возвращалась. Но толку не вышло. — Люси встала. — Какой смысл это все дальше обсуждать? Вы все равно не поймете.

Гарнет прикинул, попадет ли он к себе в офис до ухода Ллуэлина Кларка. С Кларком можно поговорить по-настоящему, а Люси только запутывает дело — мечется в растерянности между взрослением и утратой первых иллюзий. Но когда в пять часов прозвенел звонок и перед ним предстал Кларк, Гарнета охватило прежнее ощущение беспомощности: моргая, он воззрился на своего помощника так, словно видел его впервые.

Ллуэлин Кларк выглядел старше своих двадцати лет: высокий, худощавый молодой человек с темно-рыжими блестящими волосами, с глазами карего цвета. Натура в нем угадывалась нервная, порывистая, небесталанная, но в выражении его лица, сохранявшего спокойную внимательность, Гарнет не мог подметить ни малейшего следа самовлюбленности.

— Я слышал, что вы женаты, — с ходу начал Гарнет.

Щеки Кларка залила краска, схожая по цвету с его шевелюрой.

— Кто вам это сообщил?

— Люси Уортон. Она рассказала мне все.

— Тогда, сэр, вы целиком в курсе, — не без вызова парировал Кларк. — Вам известно все, что и надлежит знать.

— Что вы намереваетесь делать?

— Понятия не имею. — Дыхание у Кларка участилось. — Я не в состоянии это обсуждать. Это сугубо мое личное дело. Я…

— Сядьте, Ллуэлин.

Юноша сел. Его лицо вдруг неудержимо сморщилось, а из глаз выкатились две крупные слезы, к которым примешались пыльные частицы, оставшиеся после рабочего дня.