Грехи наши тяжкие - Сергей Крутилин

Подошел Ядыкин с равнодушным видом, говорившим за то, что ему не привыкать разговаривать с корреспондентами, — он посмотрел на парня. Тот взял из рук девушки бланк, присел к комбайну, готовясь записывать.

— Мы студенты из группы Грибанова. Мы проводим социально-экономический анализ.

— Понятно, — сказал Ядыкин, хотя впервые слыхал о какой-то группе Грибанова. — Но работа…

— Мы не будем вас задерживать. У нас к вам только несколько вопросов. Итак, вопрос первый: нравится ли вам ваша работа? Не собираетесь ли вы ее менять?

— Менять поздновато! — сказал Ядыкин. — Это молодежь надо спрашивать, нравится ли им колхоз или собираются они уходить в город. Мы уже привыкли к колхозу, втянулись.

Ефим Аверьянович помолчал. Видимо, он раздумывал, стоит ли говорить серьезно или не стоит.

Сказал серьезно:

— Мне моя работа нравится. Я чувствую себя богом, когда в кабине. Я никуда не собираюсь уходить. Тут я и помру. Так и запишите.

Ядыкин подмигнул Варгину: мол, вот они, ученые, ничего не понимают!

— Сколько у вас детей?

— Двое.

— Где работают?

— Старший — комбайнер. Следом идет. А младший — школьник еще — тоже к моему делу присматривается. Помощником у меня работает.

— Как вы проводите свое свободное время? Читаете? Есть ли у вас собственная библиотека? Занимаетесь ли спортом?

Ядыкин улыбнулся, собрав морщинки на лице.

— Для спора я староват малость. А вот читать… читаю. Зимой делать нечего. И своя библиотека есть, и колхозная. Все больше читаю военные мемуары, — добавил он. — Вся жизнь наша с войной связана. Хочется понять, почему мы сначала отступали, а потом все ж побили фашистов.

Комбайн, который вел Ядыкин-младший, подошел к «Ниве» и остановился.

— Вы молодой Ядыкин? — спросила девушка.

— Да.

— Мы приготовили вам анкету. Не спешите с ответами на вопросы. Обдумайте все. А мы заглянем к вам денька через два.

— Хорошо, — сказал молодой Ядыкин, беря анкету.

Он скосил глаза на бумагу — вопросов было много.

— Можно вас снять для кино? — тараторила девчушка.

— Пожалуйста, фотографируйте! — сказал Варгин и сам стал первым к комбайну.

4

Наверное, нет в мире другого такого живого существа, помимо человека, которое бы так быстро привыкало ко всему новому: к обстановке, к еде, к одежде.

Бывало, на фронте как радовался Варгин, когда доводилось ему провести ночь не в открытом окопчике, а где-нибудь в землянке. Ну а если перед сном попьешь горячего чая из котелка да приляжешь не у самого входа, что случалось совсем редко, а захватишь себе место в дальнем углу — проспишь по-царски до самого утра.

Как сладок такой сон!

Но Тихон Иванович, как и все бывшие солдаты, очень быстро отвык от того, чему радовался на фронте. Он давно уже позабыл про все окопные передряги. Варгин жил по-человечески: спал на широкой кровати, которая поскрипывала под его грузным телом, спал на чистых простынях; ел пусть не всегда вовремя, но сытно, вкусно и любил в еде себе не отказывать. Любил отдохнуть часик после обеда.

Да мало ли к чему привык Тихон Иванович за эти годы.

Он незаметно привык к тому, что мы называем комфортом: к машине, к дому с хорошей обстановкой, к телевизору.

Первое время Тихон Иванович ездил в Новую Лугу на машине. Ну как же: он ехал по колхозным делам.

Сначала его возил Леша. Но очень скоро шофер надоел ему — своими расспросами, советами, что говорить на следствии, как вести себя и так далее. Варгин дал Леше отпуск, благо был предлог: шофер сам просил отпустить его на время — надо было заготовить дрова к зиме.

Раза два Варгин сам водил машину. Это было очень обременительно: «Волгу» перед каждой поездкой надо посмотреть, заправить, беспокоиться о ней всю ночь, пока она стоит возле дома. К тому же машина нужна в хозяйстве: бухгалтеру надо съездить в банк, главному агроному — на семинар в Успенский совхоз. Да мало ли дел у колхозных машин!

Варгин плюнул на все — стал ездить рейсовым автобусом. У него даже было место постоянное. Он садился впереди, за спиной водителя, чтобы не очень трясло на ухабах. Правда, было душно. Но Тихон Иванович не замечал этого. Он всегда был сосредоточен: думал, что сегодня он скажет следователю.

Он скоро привык к духоте и сутолоке.

Самое главное, от чего не мог отвыкнуть Тихон Иванович, — повелевать людьми. Он приказывал им, сам того не замечая. Варгин повелевал каждым по-особому. С одним — как бы советуясь, а на иных даже и покрикивал, когда надо.

Вот от этой дурной привычки Тихон Иванович дольше всего и не мог отвыкнуть. Поэтому некоторое время он жил как бы двойной жизнью.

У себя на работе Тихон Иванович отводил душу. Он и прежде любил поговорить, но ворчал только по справедливости, когда его выводили из терпения. Теперь же он раздражался чаще, чем прежде, и ворчал не только на механизаторов, но и на своих помощников — на агронома, зоотехника и на бригадиров тоже.

«Ну что, опять задерживаемся с подъемом зяби?» — спрашивал раздраженной — спрашивал раздраженно — не то чтобы спрашивал, а нетерпеливо укорял агронома: мол, чего это мы опять задерживаемся с зябью?

Агроном молчал, соглашаясь: да, затянули мы дело со скирдованием соломы, а отсюда и с зябью.

Зато в кабинете следователя, где теперь ему приходилось бывать, Варгин вел себя, как говорится, тише воды и ниже травы. Еще на лестнице Тихон Иванович снимал шляпу и мял ее в руках. Со следователем он был вежлив, голоса не повышал; отвечая на вопросы, которые раз от разу становились все дотошнее, он говорил коротко: «Ну что вы? Никак нет» или «Это мы учтем, конечно. Исправимся. Примем меры».

5

Тихон Иванович всем видом своим, своей осанкой показывал, как он несчастлив, что ему с утра приходится бывать у следователя, а не заниматься делом. Ему надо было поговорить в сельхозуправлении относительно пастбищ, которые забирали строители. А он торчит тут, и неизвестно еще, когда освободится.

Варгин не знал, куда положить шляпу. Вешалки не нашел, а повесить шляпу на треногу, где висел чей-то плащ, побоялся. Превозмогая боль в пояснице, Тихон Иванович зашел в кабинет Гужова со шляпой в руках.

— Доброе утро, — сказал он, смотря почему-то не в лицо Гужова, а на его руки, которые лежали поверх стопки чистой бумаги, и стараясь по этим листкам определить, долго ли будет длиться допрос.

Листков бумаги под руками следователя было немного, и Тихон Иванович заключил поэтому, что допрос будет рядовым и до вечернего автобуса он успеет даже забежать в сельхозуправление.

— Добрый день как вы доехали?

— Да худо-бедно — доехал, — сказал Варогин. — Председателю небось не привыкать.

Варгин ожидал, что на его слова Гужов скажет: «Так надо, Тихон Иванович, для дела. Как станет все ясно с этим проходимцем, так мы вас перестанем таскать. Уж осталось немного. Потерпите малость».

Но следователь сказал строго:

— Садитесь!

— Варгин сел. И только теперь, сев, он заметил, что рядом с его стулом, на котором сидел, перед столом следователя зачем-то стоял еще один.

«Раз стул стоит, то он для чего-то нужен, — решил Варгин. — Это стул для Косульникова. Так и есть: очную ставку нам надумали сделать».

Тихон Иванович знал, что очная ставка — вершина следствия. Он давно ждал этого момента, однако с трудом сдержал свое волнение. Сердце забилось часто-часто, кровь ударила ему в лицо — так давно уже с ним не бывало.

Варгин думал еще, как себя держать, что говорить при этом, как дверь, которую он за собой закрыл, отворилась и вошел охранник в форме. Тихон Иванович догадался, что это за человек встал в дверях — в линялой форме, со звездой на большой, не по размеру, пилотке. Охранник встал в углу, возле двери, и почти тотчас же вошел высокий нескладный человек в сером костюме. Близко посаженные глаза провалились, и было неприятно, что эти глаза обращены не к следователю, а к нему, Варгину, словно ожидали встречи с ним. И, глядя в эти близко посаженные глаза, Варгин узнал Косульникова.

Странно: на лице его не было следов бессонных ночей, хотя оно и было бледнее обычного.

Косульников был пострижен наголо, потому голова его с кочковатым затылком походила на голову изголодавшегося волка.

Варгин не встал, не приподнялся навстречу Косульникову. Казалось, наоборот, он еще больше вдавился в стул, на котором сидел.

— Здравствуйте, — сказал Косульников, все так же глядя на Варгина.

Но руки не протянул. И очень хорошо сделал, потому что Тихон Иванович даже не ответил на его приветствие, не то что ему, вражине, руку подавать.

— Надеюсь, вы знакомы? — спросил Гужов.

«Лучше бы не знать мне черта такого рыжего», — подумал Варгин.

— Ну, знакомы? Вот и хорошо, — продолжал следователь. — Садитесь, гражданин Косульников.