Павел I - Александр Боханов

Пока же можно только подчеркнуть, что увлечение Императора привело к заметному охлаждению отношений между Павлом и Марией Фёдоровной и в этом противостоянии Екатерина Нелидова целиком приняла сторону Императрицы. В 1798 году более чем двадцатилетняя дружба закончилась. Павел Петрович погрузился в мир сладостных любовных грёз, а Нелидова осталась в своем Смольном убежище; занималась воспитанием смолянок, ухаживала за немощными, читала книги, играла на своей любимой арфе и подолгу ежедневно молилась.

Не сохранилось прямых сведений о том, как Нелидова пережила убийство Павла Петровича. Известно только, что традиционное смирение её оставило; она требовала расследования и жесточайшего наказания всех негодяев-убийц. В те страшные дни марта 1801 года она разом поседела и постарела; люди, которым приходилось её видеть потом, были потрясены происшедшей переменой.

Она прожила после того марта тридцать восемь лет и не изменила образу жизни, ставшему для неё привычным ещё при Павле Петровиче. Её изредка навещали дети Павла — Императоры Александр I и Николай I. Но до последних дней своей жизни[57] постоянно была рядом «вдовствующая Императрица» Мария Фёдоровна. Императрица и её бывшая фрейлина часто будут видеться. Иногда вечерами будут сидеть вдвоем в полумраке, разговаривать и плакать. И в этих задушевных беседах двух немолодых уже женщин незримо будет присутствовать Павел Петрович, образ которого для обеих являлся незабвенным.

Умерла Екатерина Ивановна Нелидова в возрасте 82 лет 2 января 1839 года. Покойную отпели в церкви Общества благородных девиц, где в давние годы она слушала первые проповеди и наставления в Законе Божиим. Похоронили Нелидову скромно на кладбище Большой Охты — как раз напротив Смольного института, на другом берегу Невы. На это кладбище выходили комнаты Нелидовой, и она полвека почти каждый день взирала на это тихое последнее людское пристанище на земле…

В качестве своеобразного послесловия к рассказу о Екатерине Ивановне Нелидовой уместно присовокупить одну ассоциативную историю. У сына Павла Петровича Императора Николая I (1796–1855, Император с 1825 года) в 30-е годы XIX века возникли дружеские отношения с племянницей Екатерины Ивановны фрейлиной Варварой Аркадьевной Нелидовой (1814–1897) — дочерью младшего брата Екатерины, генерал-адъютанта Аркадия Ивановича Нелидова (1773–1834).

Варвару Нелидову, как ранее и её тетку, тоже клеймили в свете «наложницей», хотя отношения между ней и Императором являлись исключительно платоническими. Варвара Нелидова после смерти в феврале 1855 года Императора Николая I также удалилась от Двора и провела многие годы в стороне от большого света, сохраняя до последних дней жизни преданность и любовь к человеку, который удостаивал её своей искренней дружбой — Императору Николаю Павловичу…[58]

Глава 4

Гатчинский изгой

Живописный пригород Петербурга — Гатчина (Гатчино) — навсегда связан с именем Императора Павла I. Здесь, в своем обширном поместье, превращенном в идеальный дворцово-парковый ансамбль, он провел тринадцать лет; здесь были сформулированы основные идеи по управлению Империей, здесь он начал создавать свою образцовую армию; отсюда холодным ноябрьским днём 1796 года он поехал в Петербург принимать бразды правления в Империи. Так как Павловск был в свое время подарен Марии Фёдоровне, то Гатчина стала единственным личным поместьем Цесаревича. Одним из первых указов Император Павел изменил административный статус Гатчины: в ноябре 1796 года Гатчина получила статус города…

Появление этого спасительного для Павла прибежища связано то ли с прихотью, то ли с тонким расчётом Екатерины II. Вскоре после рождения в семье Цесаревича в июле 1783 года третьего ребёнка — дочери Александры (1783–1801), Императрица подарила ненавистному сыну мызу «Гатчино»[59] со всеми «мебелями», «мраморными вещами» и двадцатью принадлежавшими мызе деревнями. О мотивах этого щедрого дара, последней милости «великой Государыни» по отношению к Павлу, можно только догадываться. Екатерина желала заиметь третьего внука; появление внучки её не особенно обрадовало. Как она с игривой непосредственностью признавалась в письме Гримму, «по правде сказать, я несравненно более люблю мальчиков, чем девочек».

Сама мыза незадолго до того была выкуплена Екатериной у наследников Григория Орлова, некогда её возлюбленного, который в апреле 1783 года скончался в Москве в состоянии глубокой меланхолии.[60] Рассказывали даже, что перед смертью отставленный фаворит сошел с ума…

Павел Петрович был рад подарку; связь Гатчины с именем ненавистного временщика его никак не смущала. Он с самого начала знал, что там ничего не останется от Орлова; всё будет построено заново или перестроено до основания. Своему духовному наставнику Платону сообщал, что «место само собой весьма приятно, а милость сама по себе особенно дорога!». Главный дворец, который с 1766 года возводился в Гатчине по проекту придворного архитектора Антонио Ринальди (1710–1794), ещё не был до конца завершён, но Павел Петрович не внес в проект существенных изменений. Дворец напоминал английский замок и чрезвычайно понравился новому хозяину своей монументальностью и архитектурной выдержанностью.

Гатчина располагалась в отдалении от Петербурга: почти шестьдесят верст, что по меркам той поры считалось дальним захолустьем. Поездка в Гатчину была сопряжена с большими затратами времени; из центра Петербурга в экипаже надо было добираться несколько часов. Было ясно, что это станет препятствием для визита гостей. С другой стороны, уединенное место позволяло находиться вдали от ушей и взоров Большого Двора; а это — желанная приятность.

Единственно, что постоянно печалило Павла и Марию, так это разлука с детьми. Они их и так видели от случая к случаю, а теперь встречи станут совсем редкими. Екатерина полностью отстранила родителей от ухода и воспитания своих детей. Александр, Константин, а затем Александра были размещены в апартаментах бабушки в Зимнем Дворце, и она, и только она, решала все вопросы, их касающиеся. Воспитатели и наставники к детям подбирались исключительно по желанию Императрицы; с родителями такие темы даже не обсуждались. Когда в 1784 году воспитателем к Великому князю Александру Павловичу был определён швейцарец Фредерик-Сезар Лагарп (1754–1838), то родители узнали об этом от третьих лиц. Возмущало и оскорбляло не только то, что адвокат из Швейцарии имел стойкую репутацию республиканца, но и то, что с родителями не консультировались и даже пристойно не уведомили об этом.