Нечто чудесное - Джудит Макнот

– Вдова моего кузена, герцогиня Хоторн.

– Да вы шутите! – протянул Родди с чем-то весьма напоминающим удивление, что само по себе было невероятным, поскольку его вечно пресная физиономия никогда ничего подобного не выражала. – Не хотите же вы сказать, что это очаровательное создание – тот самый тощий несчастный воробушек, которого я видел на поминальной службе по Хоку?!

Пытаясь скрыть свое раздражение, Тони сдержанно ответил:

– Она тогда была слишком молода и не оправилась от потрясения.

– По-видимому, с годами «настоялась», – сухо заметил Родди, поднимая лорнет. – Совсем как старое вино. Да, ваш кузен всегда был ценителем вин и женщин. Она делает честь его репутации. Кстати, – продолжал он, растягивая слова и все еще не отводя глаз от Александры, – говорят, что прелестная балерина Хока с тех пор не пустила в свою постель ни одного мужчину! Просто уму непостижимо, не правда ли, как подумаешь, что в наше время любовница может быть куда более верной, чем законная жена!

– На что вы намекаете? – взорвался Энтони.

– Намекаю? – переспросил Родди, обращая на него саркастический взор. – Помилуйте, ни в коей мере! Но если вы не хотите, чтобы общество пришло к тому же заключению, что и я, не советую вам неотступно наблюдать за ней с таким откровенно ревнивым блеском в глазах. Она, кажется, живет с вами в одном доме, не так ли?

– Заткнитесь! – рявкнул Энтони. Однако сэр Карстерз, настроение которого менялось с фантастической быстротой, беззлобно улыбнулся:

– Танцы вот-вот начнутся. Представьте меня даме. Я претендую на первый.

Энтони поколебался, стискивая зубы. Он не мог, не имел права отказать Родди в просьбе, более того, прекрасно знал, что, если все-таки уклонится, Карстерз не задумается уничтожить репутацию Александры, повторив только что высказанное им измышление. А Родди был самым влиятельным членом круга, в котором вращался Тони.

Энтони унаследовал лишь титул Джордана, но не его высокомерие и непробиваемую самоуверенность, завоевавшие тому непререкаемый авторитет в высшем обществе. Он понимал, что герцогиня обладала возможностями оградить Александру от холодного презрения и оскорблений, вынудить престарелых дам и джентльменов отнестись к девушке с некоторой снисходительностью, но не могла заставить поколение Тони с готовностью принять ее. В отличие от Родди Карстерза. Молодые аристократы жили в постоянном ужасе, опасаясь острого, ядовитого языка Родди, и ни один человек не желал стать объектом его утонченных издевательств.

– Конечно, – наконец выговорил Тони, исполненный самых мрачных предчувствий.

Только к концу вальса Александра немного успокоилась и перестала отсчитывать такт. Как раз в тот момент, когда она решила, что теперь уж не собьется и не наступит на лакированные сапоги элегантного партнера, со скучающим видом кружившего ее по залу, тот произнес нечто такое, отчего худшие опасения девушки едва не сбылись.

– Скажите, дорогая, – снисходительно улыбаясь, осведомился он, – каким образом вы умудрились так расцвести в замораживающем всех и вся обществе вдовствующей герцогини Хоторн?

Гром музыки все нарастал, и Александра, убежденная, что неверно расслышала, пролепетала:

– Я… Прошу прощения?

– Я выражал восхищение вашим мужеством и стойкостью: не каждому удастся выжить целый год рядом с нашей самой прославленной льдышкой – вдовствующей герцогиней. Примите мои соболезнования по поводу того, что вам пришлось вынести.

Александра, не обладавшая ни малейшим опытом ведения легкой, ни к чему не обязывающей светской беседы, не знала, что в этом и состоит величайшее искусство вращения в обществе, не понимала, что от нее требуется всего лишь находчивый ответ, и поэтому возмущенно выпалила, мгновенно выступив на защиту женщины, которую успела полюбить:

– Очевидно, вы плохо знакомы с ее светлостью.

– Ошибаетесь. И повторяю, что искренне вам сочувствую.

– Я не нуждаюсь в вашем сочувствии, милорд. Вы, должно быть, совсем не знаете ее, если позволяете себе говорить подобные вещи.

Родди Карстерз с холодным неодобрением оглядел девушку:

– Осмелюсь заметить, я знаком с ней достаточно хорошо, чтобы временами страдать от обморожения. Старуха – настоящий дракон.

– Она благородна и добра!

– Вы, – бросил он с глумливой ухмылкой, – либо боитесь сказать правду, либо самая наивная пташка из всех, кого я знаю.

– А вы, – парировала Алекс с высокомерно-презрительным видом, сделавшим бы честь самой герцогине, – либо слишком слепы, чтобы видеть истину, либо исключительно злы от природы.

И в тот миг, когда прозвучали последние аккорды вальса, она нанесла Родди непростительное и публичное оскорбление, повернувшись спиной и оставив его стоять в центре зала.

Не замечая устремленных на нее взглядов, девушка вернулась к Тони и герцогине, но ее поступок уже был замечен гостями, многие из которых не преминули позлословить над явной неудачей гордого рыцаря с молодой герцогиней. В свою очередь, сэр Родерик не упустил случая сообщить всем своим знакомым о том, что находит герцогиню Хоторн глупым, тщеславным отродьем, невоспитанной, безмозглой девчонкой и к тому же невероятно скучной.

К несчастью, уже через полчаса Александра, сама того не желая, полностью подтвердила мнение о ней Родди и сумела убедить всех гостей, что она и в самом деле чрезвычайно глупа. Она стояла в большой компании роскошно одетых молодых людей, самому старшему из которых едва исполнилось тридцать. Несколько человек оживленно обсуждали вчерашний балет и неоспоримый талант балерины Элиз Грандо. Обернувшись к Энтони, Александра, чуть повысив голос, чтобы тот расслышал ее в толпе, невинно поинтересовалась, любил ли Джордан балет. Остальные, мгновенно замолчав, уставились на нее с непередаваемой смесью смущения и пренебрежения.

Второй инцидент произошел немного погодя. Энтони оставил Алекс среди людей, с увлечением споривших о приемлемой длине воротничков. Александра, скучая, обводила глазами зал и вперилась взглядом в двух необыкновенно красивых женщин. Обе стояли почти рядом, но спинами друг к другу и в этот момент рассматривали Александру вполоборота. Одна – холодноватая блондинка лет двадцати восьми, другая – роскошная брюнетка, немного помоложе.

Когда-то Джордан сказал, что она напоминает ему портрет Гейнсборо, однако эти женщины были достойны кисти самого Рембрандта!

Но тут, поняв, что мистер Уоррен о чем-то ее спрашивает, Александра извинилась за рассеянность и осторожным кивком показала на женщин, которые отвлекли ее внимание.

– Ну разве они не самые прелестные существа на свете? – спросила она с искренней улыбкой и без всяких признаков ревности.