Грани отражения - Джулс Бичем

Лия ни на секунду не сомневалась в том, что делает, когда справившись с мыслями, негромко произнесла:

 – Мне стоило сказать это раньше. Я хотела извиниться за то, как думала. Мои слова, они были необдуманными и глупыми.

Ян остановился и повернулся к ней, почти насмешливо глядя на неё.

 – Это потому, что меня тебе стало жалко?

 – Это не так, – почти смиренно ответила Лия, она не имела права на возмущение его тоном и словами. Смотря на неё секунду, Ян изменил выражение лица и совершенно другим голосом, спокойным и немного мягким произнес:

 – Не извиняйся. Но, пожалуйста, не вздумай никогда жалеть меня. Есть масса других, заслуживающих сочувствия, я в их число не вхожу.

Лия смотрела в абсолютно спокойные глаза, в которых сейчас не было никаких теней и стен. Это были глаза, не прятавшиеся ни за чем, настолько же спокойные, как и гладь воды в штиль, отстраненные как отблеск металла. Он жил своей жизнью, в которой был только его мир. Закрывался тысячью лиц, что бы никто не видел его настоящего – может, это было единственно правильным для маленького мальчика, прятавшегося в глубине темноты его души? Была ли тьма в этом лабиринте тьмой? Или же она была только обманом зрения, ослепленного яркой иллюминацией мира, не желавшего принимать его?

Это было сложно. Но не признать этого было бы так же подло, как и равнодушно пройти мимо.

– Я не буду в отъезде долго, – словно ничего и не было, сказал Ян. Незаметно за разговором они подошли к дому, – Надеюсь, что без меня тебя будет свободней. А теперь извини, мне нужно подготовиться к отъезду.

И он пошел вперед, оставив её смотреть ему вслед.

* * *

Признаваясь самому себе, Эрик мог сказать, что никогда не испытывал такого волнения. Хотя логика и объясняла, что ничего особенного не произойдет, но сердце колотилось как бешенное, ударяясь о ребра и отдавая в виски. Сегодня все должно или начаться, или закончиться.

Вошел врач. Эрик замер, боясь, что стук его сердца слышен по всему кабинету.

 – Я могу Вас порадовать, – голос доктора раздражал своей невозмутимостью, – как показало обследование, Ваша ситуация – не врожденный дефект, а последствие неправильного развития, и при успешном ходе вполне возможно, что это поправимо.

Ему казалось, что он падает куда-то в пропасть с огромной высоты.

 – Если Вы все так же готовы рискнуть, мы поместим Вас сегодня в палату, а на завтра назначим операцию.

 – Завтра? – Эрик был готов хоть сейчас лечь под скальпель, раз чудо было на расстоянии вытянутой руки.

 – Да. Вы должны понимать, что никакое дело не делается второпях.

 – Значит, я могу видеть? – Перебил его Эрик.

 – Безусловно.

Казалось, что доктор смотрит на него, Эрик ощущал пристально направленный взгляд, под которым становилось далеко не уютно. Вероятно, необычность его ситуации заставляла врача так разглядывать его, как некий подопытный экземпляр. Но, ради такого шанса, Эрик был готов  потерпеть.

Он не мог заснуть, лежа в палате. Мир, стоявший так далеко столько лет, приближался к нему с каждой уходящей минутой. Это было и пугающе и волшебно. Он сможет видеть. Он сможет больше, чем мог до сих пор. Часы неспешно отмеряли секунды, приближая этот миг. Чем ближе он был, тем беспокойней становился Эрик. Не испытывавший никогда нерешительности, он ощущал себя словно на краю пропасти.

Он не закрывал глаза, когда его везли на каталке в операционный блок. Если он будет видеть – пусть этот миг темноты останется таким. Он будет видеть – как молитву повторяя вновь и вновь эти слова, думал Эрик до тех пор, пока мозг не отключился в безвременье наркоза.

Темнота неохотно покидала позиции. Она никуда не девалась несколько дней, продолжая окружать Эрика. И это его злило. На глазах была повязка, не дававшая ему открывать их, хотя порядком надоевший своей невозмутимостью врач и повторял, что даже если её снять, Эрик ничего не увидит, глазам нужна адаптация к новым условиям после вмешательства.

И лишь спустя некоторое время наступил долгожданный момент. Последнее препятствие в виде тонкой салфетки упало с глаз. Эрик моргнул. Казалось, что ничто не изменилось. Но спустя пару секунд даже доктор, похоже, перестал дышать, наблюдая за ним. Эрик разочарованно опустил по-прежнему незрячие глаза и неожиданно замер. Повторил движение, отказываясь поверить в происходящее.

 – У Вас что-то блестит, док?

 – Это часы.

В голосе врача скользнула непонятная нотка.

 – Значит, я вижу, как они блестят, – хрипло произнес Эрик, отказываясь в это поверить. Он послушно дал вернуть на глаза повязку, вновь и вновь вспоминая искру света, блеснувшую перед ним.

В мире нет ничего невозможного. Невозможно только понять человека. Лия никогда не обладала интересом к изучению психологии. Она сдала курс в колледже, но на этом её познания заканчивались. Дальше следовал неведомый океан, в котором ни одна аксиома не срабатывала, или же работала, но слишком искаженно, что бы быть понятной.

Она бродила по дому, мерила шагами большую гостиную с потухшим камином. Проводила рукой по мягкой ткани шторы. Возвращалась в библиотеку. Было что-то, не отпускавшее её. Позволявшее возродиться, назло всему. Поддерживавшее её тогда, когда всё было против. Незаметное, но привычное, как тень за спиной. И оно имело имя, обладало своим мнением и собственными тайнами.

 Из зеркала на неё смотрела прежняя Лия. Та, что жила до появления в её жизни красивых слов и воздушных замков. В ушах не звучал больше голос Эрика, болотным огоньком звавший в иллюзорное будущее, которого не было. Она вынесла урок, и в этом помог ей человек, который учил свои уроки в одиночку. Их нельзя было сравнивать, жизнь Эрика была почти такой же беспросветной, как и жизнь Дорнота. И если один не справился с минутной трудностью, а другой вовремя подал ей руку, это не давало права сравнивать их. Лия ощущала некоторую долю благодарности Дорноту даже за его нелепые поступки.

Дни тянулись невыносимо долго и тягостно. Лия начала сомневаться, что Дорнот сказал правду о том, что вернется. Это очень неприятно задевало, словно ей хотелось бы, чтобы он вернулся. Она не ждала его. Она вообще не видела смысла в том, что он делал. Но, как бы то ни было, Дорнот вел себя как друг. А исчезать бесследно из жизни, да еще и оставив её невесть где, было не честно.

Она могла бы уйти, если бы сильно хотела. Но Лия не хотела. В какой-то момент этот дом стал для неё надежным убежищем от разрушенных иллюзий, поворота в никуда и спасением от ещё больших ошибок. И она не смогла бы бросить всё, не попрощавшись с Яном. Пусть  даже он не поймет, какую роль сыграл во всем.