Грани отражения - Джулс Бичем

Поэтому Эрик испытывал неприятное ощущение дискомфорта, сидя в кабинете врача частной клиники. Его врач заявил, что этот доктор – талантливый специалист, работающий над революционными методами, и во всех случаях они показывали себя с лучшей стороны. Эрик слушал его в полслуха, напряженно ожидая появления этого чудодея, который мог подарить ему шанс на надежду.

В кабинете работал кондиционер, его ветерок касался лица. Кожа удобного кресла еле слышно потрескивала при малейшем движении. Эрик раздраженно вздохнул, заставляя себя не торопить время. Еще пара минут, и он уйдет. Незачем строить иллюзии.

В ответ на его мысли хлопнула открывшаяся дверь. Мимо Эрика стремительно прошел врач.

 – Прошу прощения, что заставил ждать. Я только что приехал, – произнес спокойный голос. Эрик кивнул, принимая объяснения, и вновь напрягся в ожидании. Мужчина опустился в кресло и зашелестел бумагами. Судя по всему, он был в возрасте – по скрипу кресла можно было предположить, что врач не обладает утонченной худобой, или же постоянно занимается спортом. А размеренные и уверенные движения были, в своем роде, визитной карточкой профессионала. Или крайне талантливого шарлатана.

 – И так, мистер, – он заглянул в карту, что бы посмотреть фамилию и на несколько секунд сделал паузу. В другой момент Эрик обратил бы внимание на эту заминку, но сейчас им всецело владели другие мысли.

– И так, мистер Маргулис, – словно и не было паузы, продолжил врач, – Вы отдаёте себе отчёт в том, что я не могу дать гарантий, но мы можем лишь рискнуть. И то, если убедимся, что Ваша проблема не имеет врожденной формы.

– Я понимаю Вас, – Эрик был готов заорать на него, что бы тот не тратил попусту слов, а переходил к делу, если способен что-то сделать. В возникшей паузе отчётливо ощущалось, что врач смотрит на него. Эрику даже показалось, что он находится под сверлящим его прицелом, настолько острым было это ощущение.

– Хорошо, – словно ставя точку, произнёс врач, – Тогда начнём.

Непривычная пустота, опустившаяся на дом, заставила Лию испытывать ощущение брошенности. Не то, что бы ей было в тягость одиночество. Но дом, лишенный присутствия этого странного человека, словно потерял что-то. Её никто не предупреждал о том, что Дорнот внезапно исчезнет. Просто, пробыв почти весь день на улице, Лия вернулась и поняла, что что-то изменилось.

Как всегда тепло улыбающаяся миссис Норис предложила ей ужин и попутно посетовала, что зря приготовила так много, хозяин уехал ещё до полудня. Почему-то  это неприятно кольнуло.

– Как уехал?

Она знала, что её недовольство связано только с тем, что каждый его поступок продолжал раздражать своим упорством, упрямством и независимостью, не считавшимися ни с чем.

Миссис Норис села на плетеный стул напротив Лии и пожала плечами:

– Ближе к полудню, дорогая. Судя по всему, у него срочные дела, – она улыбнулась своим мыслям, – мальчик всегда настолько занят, что мне редко выдаётся возможность увидеть его.

Лия подавила удивленное хмыканье.

– Вы давно его знаете? – Спустя секунду задала она вертевшийся на языке вопрос.

– Давно? Я знаю его с десяти лет, – судя по всему, с Яном у миссис Норис связывались только самые хорошие эмоции, и это было очень странно, что настолько неадекватный и самоуверенный человек мог вызывать добрые чувства. Лия напомнила себе, что миссис Норис может и не догадываться о втором лице Дорнота, и решила продолжить расспросы.

– У него наверно большая семья.

– Моя дорогая, количеством родственников семью не заменишь. Если настоящей семьи нет, то её нет.

– Вы хотите сказать, что у него было сложное детство? – Лия изобразила на лице подлинный интерес, который было не так сложно разыгрывать. Ей действительно было интересно.

– Я бы сказала, что в его детстве отсутствовало то, что нужно любому ребёнку: тепло, нежность. Нет, не подумайте ничего такого, его любили.

– Его мать рано умерла, – вспомнила Лия.

– Да, а отец видел жизнь весьма своеобразно. Наверно Вы знаете, что они принадлежат к достаточно известной в обществе фамилии, в которой мужская половина сплошь была военными и политиками. Так сказать, традиция.

Лия внимательно слушала, стараясь не пропустить ни слова.

 – Поэтому мальчик должен был соответствовать семейным требованиям. Он учился в частной школе, где весь упор шёл на то,  что бы создавать из молодых людей будущих деятелей для страны. К моменту окончания  школы все ожидали, что он примет решение продолжать традиции семьи или в армии, или в политике. Но когда мальчик приехал, в тот же вечер разразился грандиозный скандал.

Миссис Норис вздохнула, словно видя все вновь, и продолжила:

–  Он заявил отцу, что собирается стать врачом. И у того, и у другого одинаковые характеры. И само собой, то, что последовало потом, было вполне предсказуемым. Отец настаивал, приказывал и угрожал. Но бесполезно. Всё закончилось тем, что младшего Дорнота вычеркнули из жизни, заявив, что он – гнилая ветка на родословной дереве, не оправдавшая возложенных на него надежд.

Лия настолько напряженно слушала миссис Норис, что затаила дыхание.

– А Ян?

– О, он на следующий же день собрал вещи, уместившиеся в одном чемодане, и уехал. Один, в другой город, за столько миль от родного дома. Я думала, что уже никогда не увижу его, – миссис Норис сокрушенно покачала головой, – Ведь от него не было даже вестей. А потом, спустя два года, умер его отец. Родня, приехавшая на похороны, была крайне обрадована известию, что тот оставил им все, вычеркнув сына даже из жалкого клочка бумаги.

– А этот дом?

Миссис Норис улыбнулась.

– Когда он стал совершеннолетним, оказалось, что судьба о нём не забыла. Мать, словно предвидя всё, оставила ему свою собственность, этот дом, где он рос до того, как его отправили в школу. Я узнала об этом из письма, которое он мне прислал, предлагая поселиться тут. Как же я была рада, что он, вопреки всему стал таким умным и талантливым. Хотя это стоило ему так дорого.

– Не знала, что Дорноты настолько известные люди, – удивилась Лия.

– Что Вы, – возразила миссис Норис, – Это фамилия его матери. После того, как отец фактически отказался от него, он сжег тоже все мосты и взял фамилию покойной матери.

Лия задумчиво смотрела на ажурное плетение соломенной вазочки с печеньем. Странное ощущение сожаления и сочувствия клубились, подавляя возмущение, поднимавшееся всегда при одном упоминании о Дорноте. И, хотя она не хотела простить его поступка, что-то в его жизни стало понятным, а он – как то ближе. Но это было лишь одним фрагментом в запутанных переходах его многоликости, не объясняющим его настоящего лица.