Франкенштейн: Мертвый город - Дин Кунц

Сэмми находил некоторое утешение в этом «если», хотя в глубине души знал, что они появятся.

Иногда холодные ночи в Рэйнбоу Фоллс были замечательными: прохлада бодрит, и город прелестен в чистоте, воздух морозный, но сейчас это была неприятная сторона холода, противный маленький тролль ночи с острыми зубами и укусом достаточно ядовитым, чтобы нос онемел. Он сидел на пластиковом мешке для мусора, чтобы не намочить зад. Большей частью ему было тепло, одежда соответствовала условиям.

Но он беспокоился о руках. Он надел пару простых рабочих вязаных перчаток, они не стесняли движения, но не подходили для суровой погоды. Сэмми боялся, что если число прибывших репликантов будет значительным, если нападение затянется, то его руки окоченеют настолько, что это помешает управляться со штурмовой винтовкой и дробовиком. Поэтому вместо того, чтобы сидеть с винтовкой наготове, он поставил ее к парапету и держал руки во фланелевых наружных карманах куртки.

Он ожидал, что репликанты будут придерживаться одной из двух стратегий: либо бесстрашное нападение на двери с целью штурма этого места и убийства всех, кто в нем находится, или нападение на радиовышку, расположенную прямо за станцией и примыкающую к ней.

Если они контролировали энергетическую компанию, что утверждал Девкалион, они могли обесточить весь этот квартал, но это бы не положило конец отчаянному призыву Мэйсона Моррелла к стойкому сопротивлению революции. Станция была оснащена аварийными генераторами, расположенными внутри здания, питавшимися из большого топливного бака, залегающего под автостоянкой, и с такими запасами топлива они могли оставаться в эфире, по меньшей мере, сутки, а может, и вдвое дольше.

Стальная вышка с открытой мачтой была прочной конструкцией, ее четыре ноги, углубленные в бетонные пилоны на глубину в восемнадцать футов, крепили ее к земле, а сами они были прикреплены к фундаменту. Эта конструкция гарантировала, что башня выдержит самое сильное из возможных в ближайшие тысячу лет землетрясений, которое может обрушиться на район, на район, находящийся в непосредственной близости к вулканическому событию у Йеллоустона[73]. Самой слабой точкой был передающий кабель, который выходил из задней части здания и держался на весу. Башню можно было свалить достаточным количеством взрывчатки, а драгоценный кабель можно было уничтожить еще проще. Сэмми должен будет стрелять по любой команде, которая попытается приблизиться к вышке, и с помощью скорострельного полуавтоматического «Бушмастера» он долго сможет удерживать их до того, как они достигнут своей цели, даже если окажутся достаточно сильными, чтобы выдержать четыре или пять смертельных попаданий перед смертью.

Из домашнего бункера Ральфа, или что это там было, он привез не только оружие, а также и дополнительное снаряжение, которое могло пригодиться, включая четыре «Моторола Токэбаут» — переносные рации размером приблизительно с мобильный телефон, только толщиной полтора дюйма. Это позволяло Ральфу, Берту, Мэйсону и Сэмми переговариваться в чрезвычайных обстоятельствах. Сэмми держал свою в кармане куртки.

«Токэбаут» запищал, и достав его из куртки, он услышал, как Берт Когборн сказал:

— Сэмми, ты там?

Сэмми зажал кнопку передачи и сказал:

— На месте и готов к действиям, — и затем отпустил ее.

Со своего поста в приемной, расположенной ниже, Берт сказал:

— Если со мной что-то случится и ты заберешь Бобби, никогда не давай ему эти съедобные игрушки. Он их любит, но собаки могут ими так легко подавиться. Прием.

Сэмми ответил:

— Никаких съедобных игрушек. Понял. Прием.

До того, как Сэмми успел вернуть «Токэбаут» в карман, Берт сказал:

— Ты должен выводить его пописать в первый раз утром, еще раз около одиннадцати, также после того, как поест, в три тридцать, и четвертый раз прямо перед сном. Прием.

Сэмми хотел уже ответить, когда Берт снова включил передачу:

— Бобби писает четыре раза в день, но редко какает все четыре раза. Какает он обычно три раза в день, так что если на одной из прогулок он не покакает, не беспокойся. Это нормально. Прием.

Сэмми подождал, чтобы убедиться, что Берт закончил, и затем передал:

— Четыре раза писает, три раза какает. Понял. Конец связи.

Берт не закончил.

— Просто чтобы убедиться, что ты понял все правильно, скажи мне, какой кролик его любимый. Прием.

— Светло-зеленый, полностью мягкий кролик, не только уши мягкие, — ответил Сэмми. — Конец связи.

Любой из тех, кто был настроен на этот канал «Токэбаута», мог слышать их переговоры. Устройство запищало до того, как Сэмми успел убрать его, и Ральф Неттлз сказал:

— Хорошо то, что тебе не надо приютить меня, Сэмми. С этой простатой мне приходится писать каждые полчаса. Конец связи.

Сэмми подождал перед тем, как снова засунуть рацию в карман куртки.

Как будто кто-то открыл дверь на небесах, подул бриз, чтобы разогнать спокойствие. Снег, казалось, пошел быстрее, что было, наверное, иллюзией. Вместо того, чтобы кружиться в вальсе с воздухом, снежинки спешили пролететь через темноту яркими косыми кусками пряжи в свете ламп автостоянки.

Тотчас же воздух стал холоднее, чем прежде, и Сэмми засунул руки в легких перчатках, сжатые в кулаки, в карманы.

Глава 42

Джоко собирался напортачить. Не знал, когда. Не знал, как. Но Джоко напортачит, потому что он Джоко.

Он сидел на полу. За журнальным столиком в гостиной. Надев одну из своих четырнадцати шапок с бубенчиками. Не хакерскую шапку. Это была шапка «не-дайте-мне-напортачить». Она никогда прежде не работала. Но должна была сработать на этот раз. Просто обязана.

Эрика сидела на стуле перед камином. Она улыбалась ему.

Джоко не улыбался. Так как в прошлом он был опухолью, теперь монстром, его улыбка была ужасной. Он убедился на собственном горьком опыте, насколько ужасной может быть его улыбка.

Эрику она не пугала. Эрика его любила. Она была его матерью, приемной. Но его улыбка пугала всех остальных. Потом они визжали или бросали камни, или били палками или ведрами, или заталкивали в печь и пытались запечь до смерти, или стреляли в него, или пытались сжечь на костре, или бросали в загон с тремя большими голодными свиньями, или буквально кидали его под автобус, или пытались задушить иудейским молитвенным покрывалом.

Не улыбайся. Не улыбайся.

На полу с другой стороны от журнального столика на коленях стояла его новая подруга. Крисси.

На несколько дюймов выше среднего гнома, Джоко был почти всех ниже. Он не был ниже пятилетней Крисси. Он был здесь большим ребенком. Статус. Это было для Джоко на первом месте. Большой ребенок. Ответственность своего положения тяготила Джоко. Он боялся, что вспотеет.