За чертой - Александр Николаевич Можаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«В свою хату крадусь, как вор», – подумалось мне.
Поднял и убрал из-под ног лопнувшее деревянное корыто, в котором когда-то баба Феня замешивала на хлеб тесто, прислонил к стене ухваты. «Этот для сковороды, а этот, рогастый, для чугунов…» Рядом поставил большую железную кочергу, которую когда-то отковал в своей кузне дед Чекамас. Ею баба Феня разгребала жар в печи… Вошёл в переднюю. Здесь знакомо зияет своим закопчённым ртом русская печь. Внизу, в глубоком её опечьи, всё ещё хранились дрова и полураспавшиеся кизяки. В доме пахнет сыростью. Из распахнутого сундука истлевшее тряпьё шибает в нос затхлой прелью, а припечек, как и прежде, дышит неистребимым духом былой гари. Морщась от застарелого запаха, осмотрел сундук, но не найдя в нём ничего интересного, прикрыл широкой, почерневшей от времени крышкой. Прошёл в дальнюю, затемнённую прикрытыми ставнями, комнату. Осмотрелся. На стене, в древней раме, тускло мерцает облезлое зеркало. Рядом, перевязанные между собой потемневшей бечевой с давних времён, висят пучки зверобоя. Мелкие листочки давно осыпались, звёздочки цветов побелели. Подтянув их к лицу, пытаюсь уловить прежние степные запахи, но время, как видно, выветрило их, остался лишь запах пыли.
Вдруг какое-то шевеление на кровати. Отшатнувшись в сторону, замер. Сердце загудело под горлом. Кошка… Всего лишь кошка с уже большими котятами. С угрожающим шипом все они метнулись мимо меня в распахнутую дверь. Враз стало спокойно и даже весело, и, уже не таясь, я рассмеялся. Теперь смело и нескрытно ходил я по комнатам, поднимал с пола и рассматривал знакомые, но ненужные вещи. Дождь кончился, рваные тучи катились по небу, где-то в ерике шумела пришедшая с полей вода, а я, осматривая родной уголок, всё медлил с уходом. Видимо, где-то на крыше лопнула черепица, и с потолка по-прежнему бежала тонкой струйкой пахнущая сопревшей глиной вода.
Вдруг послышался странный в этих местах гул. Он нарастал с каждой секундой и, докатившись до ерика, неожиданно смолк.
«БТР?..» – сердце вновь начинает свой пляс. Нужно уходить. Вновь взревел мотор. БТР прошёл вдоль Ерика к Деркулу, там хорошо просматриваемая лощина. Всё. Путь через «ленту» отрезан. Оставалось только одно: проскользнуть в дебри одичавших садов и там на время залечь.
Я уже высунулся на крыльцо, когда увидел идущих по мокрой улице «айдаровцев». Их было трое.
«Пережду, пусть пройдут…» – наблюдая за идущими, думал я.
Неожиданно все трое остановились напротив дома, посовещавшись, двинулись в мою сторону. Я метнулся в дом. Единственные окна на противоположную сторону дома в дальней, обжитой кошкою, комнате. Все они целы и с улицы закрыты ставнями. Без шума не выломать. Вновь метнулся в коридор к выходу, но «айдаровцы» совсем рядом, я слышу их голоса:
– Можа, вин за кардон свалив, а мы тут шукаемо… Став бы вин чекаты нас тут…
– А я кажу – примята трава… Ось подывись: прямёхенько к хате… Васыль, ни видставай, чё ты там телепаешься?..
Вот они уже у порога. Сжимая в руках кочергу, стою за распахнутой в чулан дверью. Бешено трепещет сердце. Стараюсь сдержать дыхание, но оно, кажется, со свистом рвётся из горла.
«Сейчас, сейчас… Первому, кто отодвинет мою дверь, разнесу голову… Автомат… Потом…» – мысли путаются и чёткий единый план действий выстроить не удаётся.
– О, дывы хто натоптав, – кишакив цилый шалман! А ты: «Сепараты, сепараты…»
– Щас глянемо…
– Ну, йды и гляди…
– А чому я? Ты задрочив нас, ты и йды.
Разом пийдемо.
– Комусь надо на вулыце буты…
– Що, Сашко, ссышь, колы страшно?..
– Хто, я ссу? Стийте, сам пиду…
Я слышу приближающиеся шаги. Первая ступенька, вторая…
«Сейчас он отпахнёт мою дверь, и я проломлю ему голову… Автомат… Тут же нужно валить оставшихся, пока не опомнились и не забросали меня гранатами, не расстреляли из автоматов…» – теперь план моих действий начинает становиться более осознанным, хоть и сумбурным.
Третья, подгнившая, ступенька обламывается и под хохот своих спутников, шедший ко мне, катится вниз. Матерится и вновь начинает восхождение.
– Сашко, ты там хочь з предохронителю зняв? – голос у крыльца.
– Та я его и не ставыл на той предохронитель…
– Ты дывы, – гидота яка! «Не ставил вин». Усю дорогу иде позади мэне и на предохронитель не ставе… Ни, вин мене точно колысь убье…
– Ты, Васылику, за тэ дюже не горюй. Я твоей Оксанке жалостливого лыста напишу, шо пав смиртью героя вид рук лютого сепара. Вона до тэбе оберемок квитив притягне. А як плакаты будэ!..
– От скотыняка, ще и смеется – чудно ёму. Щас от падав, миг бы и на курок нажаты… – негодует «Васылик».
– Та у ёго дуло вперед было…
– Мыкола, якой «вперед», колы вин кубарем катився. Мог бы одразу усих постриляты… Я ёго бильш сепаратистив боюсь – не знатымэ, колы убье…
Скрипнула первая тупенька, вторая, переступил через третью… Ближе, ближе… Крепче сжимаю древнюю сталь. Вот Сашко стоит уже в полушаге от меня, и я слышу его дыхание.
«Ну, что же ты медлишь? Отпахни мою дверь…» – я с трудом сдерживаю озноб. Но тот прошёл дальше, и я слышу его шаги уже в доме.
– Ну? – оклик со двора.
– Нема тут никого. Голос из дальней комнаты.
Хлопнула крышка сундука, с грохотом что-то упало на пол.
– Взяты е чого?
– Ага, буде тебе тут чекаты… То, чого можно було взяты, взялы до нас. Тут рокив двадцать нихто не живе…
Шаги возвращаются. Ближе, ближе… Я приподнимаю свою кочергу. В щель рассохшейся двери я вижу «айдаровскую» нашивку, поделённую наискосок на два цвета – чёрный и красный, вижу сталистый трезуб, в основании которого раскинула жёлтые крылья сова с красным клювом, красными когтями и зелёными хищными глазами…
Опершись о мою дверь, Сашко закуривал.
– Комбату хтось насвистив, що тут сепараты, а нам грязь миситы… – пыхнул он сигаретным дымом, от которого я едва не поперхнулся.
– Пишлы до БТРу…
Чужие шаги дальше, дальше, глуше и уже неразборчивы голоса. Тяжёлая кочерга выскальзывает из моих рук и больно бьёт по пальцам ног, но мне нельзя даже вскрикнуть… Через щель в двери я продолжаю смотреть вслед уходящим «айдаровцам».
«Неужели я смог бы убить их?.. – приходя в себя, думаю я. – Этого Сашка, пожалуй, сумел бы, а тех двоих уже б не успел…»
Я живо представил, как после моего удара у