Время шаманов. Сны, дороги, иллюзии - Андрей Лебедь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Эксперименты джаза» — гласила вывеска над входом.
Войдя в полутёмное помещение и сделав заказ, мы принялись беседовать на всевозможные темы и никак не могли наговориться. Мы и вправду словно бы давным-давно были знакомы. Кирилл оказался человеком, которыйпонимал всё, о чём мы говорили, с полуслова.
Увлекшись беседой, мы только спустя некоторое время обратили внимание на игравший с небольшой сцены квартет, состоявший из контрабаса, электрогитары, ударных и солировавшего фортепиано. Музыканты виртуозно исполняли популярные джазовые стандарты, их игра показались мне настолько профессиональной, что я, забыв о стоящих передо мною тарелках с едой, полностью окунулся в блистательные импровизации. Соло гитариста в одной из композиций было исполнено в мягкой би-боповой манере так мастерски, как мог бы исполнить сам Уэс Монтгомери. Видимо, это оценили и другие слушатели, поскольку аплодисменты были оглушительными. После этого на сцену вышел распорядитель и объявил:
— А сейчас, как мы и обещали, эксперимент! Современный джаз и этническая музыка! Встречайте: наш гость из Тувы, мастер горлового пения Эзир-оол Ондар!
Вышедший на сцену человек был мне очень хорошо знаком: это был Чимеккей! Ноги мои сразу же стали ватными, холодный пот выступил на всём теле. Поглядев на Ивана с Никой, я увидел, что появление Чимеккея подействовал на них как удар молнии: Ника застыла, не донеся до рта вилку с нанизанным на неё кусочком бифштекса, а Иван только хлопал глазами, не в силах осознать происходящее. Кирилл же, не понимая драматизма момента, всё-таки почувствовал что-то и мимикой лица спросил у меня, в чём дело. Голос меня не слушался, но с третьей попытки я срывающимся голосом шепнул ему:
— Это он… Это Чимеккей!
Чимеккей вышел на сцену в своих шаманских одеждах, с короной длинных орлиных перьев на голове. Поклонившись публике, он расстелил на заранее приготовленном столике несколько ярких шарфовкадаков и зажёг в принесённой маленькой курильнице артыш. Движения его были как всегда неторопливыми и точными, словно он находился у себя дома в Туве.
Знакомый запах тлеющего можжевельника наполнил помещение, мгновенно вызвав в моём мозге лавину ассоциаций. Негромким речитативом Чимеккей запел по-тувински одну из своих шаманских песеналгышей. Публика, которая пришла в этот зал отдохнуть и послушать джаз, непонимающе вслушивалась в слова незнакомого языка, первое время люди негромко переговаривались друг с другом, но через минутудругую в зале воцарилась тишина, только полный покоя голос Чимеккея наполнял помещение силой. Он пел несколько минут, потом взял свой шаманский бубен-дунгур и стал ритмично ударять в него, солируя ещё какое-то время. Тугие звуки бубна проникли в самое моё тело, наполнив его знакомой «плотностью», раскрывая поры и заставляя кровь быстрее бежать по венам, и в какой-то момент «шагающим» ритмом вступил контрабас, потом резкими синкопами — ударные, за ними — ритм-гитара и фортепиано.
Огромные волны известного блюза, исполняемого в джазовой обработке, захватили всё внимание зала. В определённый момент вступил Чимеккей, его могучее каргыраа было похоже на лавину камней, сошедшую с крутого склона. Конечно же, я знал о том, что в основе и тувинской народной музыки, и архаичного блюза лежит пентатоника, однако, услышать фрагменты знакомых секвенций, исполняемые столь необычным образом, было поистине удивительно.
Партия Чимеккея вовсе не выглядела чужеродным элементом в потоке импровизаций, исполняемых музыкантами-профессионалами, напротив, она являлось естественной, природной частью их гармонии, скрепляя всю её конструкцию каким-то первобытным цементом. Словно истинный джазмен, Чимеккей тонко улавливал все нюансы и перепады музыкального настроения, играя голосом, включая в композицию всё новые и новые стили горлового пения
Оглянувшись вокруг, я увидел, что слушатели непроизвольно раскачиваются в такт блюзовому ритму, это было похоже на сеанс массового гипноза. Наконец инструменты по очереди затихли, лишь пианист продолжал наигрывать лёгкие как весенний ветерок вариации, а Чимеккей, подойдя к краю сцены, сказал в микрофон:
— Спасибо вам, дорогие мои. Сейчас небо, как никогда, стало близким для вас. Любите друг друга. До свидания.
Поклонившись, он ушёл со сцены, и только пианист ещё некоторое время продолжал играть, но вскоре смолкли и звуки фортепиано. Слушатели, словно вышедшие из-под гипноза, обрушили на музыкантов настоящую бурю аплодисментов.
Мы нашли Чимеккея в одном из маленьких служебных помещений, где он уже переоделся в повседневную одежду.
— О, кто пришёл! — весело сказал он и по-очереди обнял каждого.
— Что ты тут делаешь, Чимеккей?! — воскликнула Ника, не в силах больше сдерживаться. — Ты что, теперь зарабатываешь пением в московских клубах?
Он засмеялся:
— Даже если бы это было так, в этом нет ничего предосудительного.
Нести людям музыку это же не ростовщичеством заниматься.
Ника смутилась и покраснела, поспешно сказав:
— Ой, извини, я не хотела тебя обидеть. Я просто удивилась этой встрече, слишком уж она неожиданная!
Чимеккей сказал мягким тоном:
— Я вовсе не обижаюсь, это просто невозможно — обижаться на людей. Они же… они же такие дети!
— Хороши дети! — сказала Ника ворчливо. — Вон Кирилла, например, эти «дети» чуть не убили в тайге.
Чимеккей повернулся к Кириллу и оглядел его, словно бы оценивая:
— Так значит, это ты был у шаманки Укэн? Наконец-то я тебя нашёл.
Сказать, что Кирилл был ошеломлён этими словами, значит передать только малую толику его чувств. Он был, как мне показалось, совершенно выбит из колеи и смотрел на Чимеккея абсолютно диким взглядом, совершенно не в силах вымолвить хоть слово — только невнятные сдавленные звуки вырывались из его гортани, сопровождаемые хаотическими движениями рук и головы.
Видимо, отлично понимая его состояние, Чимеккей похлопал его по плечу и сказал:
— Пойдёмте-ка отсюда.
Мы вышли на улицу и вдохнули воздух вечернего города, показавшийся нам свежим и чистым после душного помещения клуба. Потоки автомобилей неслись с зажжёнными фарами по проезжей части, многоцветие рекламных огней заполнило всё вокруг, насколько хватало взгляда, ярко освещённые витрины магазинов были полны товара, массы людей, шедших с работы и просто прогуливавшихся заполняли каждый уголок улицы.
— Смотрите внимательно, наблюдайте за всем происходящим вокруг вас, — сказал Чимеккей. — Не будьте такими же увлечёнными собой, как большинство этих людей. Они любят только себя, заботятся только о себе… Посмотрите, они идут по улице не видя и не замечая никого, кроме самих себя. Это неправильно. Они рабы своих желаний, их пожирает огонь желаний, который нельзя утолить ничем. Желания имеют свойство разрастаться до бесконечности.
Он помолчал некоторое время. Мы стояли на улице, дожидаясь автобуса, который должен был отвезти его в гостиницу. Множество народу прошло мимо, не обратив
