Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Уходи, — тихо, но грозно произнес мальчик. Оракул промолчал, равнодушно глядя мимо.
— Я сказал, убирайся, — голубоглазый мальчишка повысил голос и, ловко переметнувшись через перила, встал напротив брата. Тот снова смолчал, но сделал шаг назад, удостоив, наконец, нападавшего взглядом.
— Если ты не уйдешь, я побью тебя, — и он толкнул оракула в грудь. Тот покачнулся, и вдруг презрительная, неестественная для ребенка улыбка исказила его губы. Маленький оракул резким движением выбросил правую руку вперед и вырвал у брата сердце. Из дыры вместо крови посыпалась мелкая снежная крошка. Мальчик застыл, подобно камню, и его тело начал медленно сковывать лед. Поднявшийся ветер закружил вокруг братьев, превращая все в единую серую массу. Казалось, он дул прямо из раны в груди онемевшего. Маленький оракул, противно ухмыляясь, ждал, покуда его брат не превратится в ледышку, после чего сжал сердце пальцами, оскалив острые белые зубы. Розовый комок треснул, как кусочек хрусталя, и с мелодичным звоном разлетелся на множество мелких осколков. Ветер подхватил стеклянную крошку и понес ее вместе с предсмертным криком, вылетевшим из груди расколовшейся мальчишеской фигурки.
Олга проснулась оттого, что прикусила себе язык, стуча зубами от холода. Кто-то прижался к ней со спины и порывисто дышал в шею, и этот кто-то был холодный, как глыба льда. Олга дернулась, скидывая с себя тяжелую руку, судорожно вцепившуюся в ее бедро, и, оттолкнув тяжелое тело, оглянулась. Лис, потеряв источник тепла, скукожился на покрывале, обхватив плечи. Его трясло, как в лихорадке, дыхание порывами слетало с искусанных до крови губ, крупный бисер холодного пота росой покрывал плечи и спину.
— Творец Всемогущий! Да что с тобой такое?! — Олга потрясла нелюдя за плечо, но Лис лишь захрипел, не в силах вырваться из лап сна. Того самого, что только что видела и она.
Это началось с того момента, когда Змея по незнанию надломила печать. Учителя стали посещать кошмары. Иной раз он стонал и ворочался во сне, разговаривая на непонятном языке, иногда просыпался в холодном поту, вскакивая и хватаясь за меч, а после долго и задумчиво глядел в пустоту. Возможно, таким образом, через сновидения, к нему возвращалась память, ранее сокрытая печатью. Но никогда до этого момента нелюдя не мучила такая злая лихорадка, не дающая ему прийти в сознание. Йоки, как водится, не болеют.
Олга попыталась взять Лиса за руку с целью прощупать пульс и узнать, не восстановление ли послужило причиной нынешнего состояния Рыжего. И, как только она отвела сжатую в кулак ладонь, тут же заметила на его груди черную дыру печати. Казалось, что неровный полустертый рисунок ладони справа от сердца поглощал свет. А вместе с ним и жизнь Лиса.
Печать высасывает его силу!
В мозгу вдруг всплыла давняя реплика Учителя “… когда дух перестает убивать, он чахнет и умирает…”
Полгода Лис не ходил на промысел, не отнимал чужие жизни и не питал себя мощью людской смерти. И вот, за неимением иного источника, дух иссушал тело своего хозяина. Олга положила руку на печать, примеряясь, и, к своему ужасу, поняла, что ладошка, оставившая оттиск на Лисьей груди, принадлежала ребенку. Пальцы начало слегка покалывать, будто тысячи комариных жал впились в мягкую кожу и принялись вытягивать силу Змеи, но, несмотря на легкое головокружение, она почувствовала легкость во всем теле, будто кто-то вынул изнутри тяжелый металлический шар. Лис изогнулся навстречу, хватая ртом воздух, и открыл глаза. Белков не было видно, лишь слепая чернота, покрытая мутной пеленой. Олга испуганно отшатнулась, убрав руку, но нелюдь зарычал, хватая ускользающую ладонь, дернул Ученицу обратно, и, подмяв под себя, вцепился в ее губы жадным поцелуем. Змея вырвалась, с силой оттолкнув Лиса прочь, и отползла к противоположной стене, слизывая кровь с прокушенной губы.
Нелюдь поворочался и уселся, тряся головой и исступленно натирая виски.
— Моя голова!
Он поднял лицо и настороженно уставился на Олгу вполне нормальными глазами. Она молча ответила ему тем же изучающе-опасливым взглядом. Несколько мгновений они играли в гляделки. Наконец Лис поднес руку ко рту, собирая пальцами с губ чужую кровь, после чего до него медленно стало доходить происходящее. Олга ждала. Рыжий несколько мгновений сидел, словно каменный, покусывая нижнюю губу, после чего досадливо тряхнул черными кудрями, тихо, но выразительно выругавшись. Змея не выдержала и засмеялась.
— Так вот для чего я тебе была нужна, — утирая набежавшие слезы, проговорила она, — ох… сластолюбец!
— Прости, — буркнул тот, поднимаясь, и направляясь к выходу.
— Эх ты, кобель драный! Не кровью, так любовью кормишься? Может и не врут слухи, а? Про сердца юных дев? — Олга злорадно оскалилась. — Сосешь из них жизнь, клещ поганый, в старух превращаешь раньше срока.
Плечи нелюдя дрогнули.
— Прости…
Тем и ограничился. Змея примолкла, ошарашенная смиренным ответом гневливого Учителя. Неужели он и вправду чувствовал себя виноватым?!
Этим же утром, собрав малочисленные пожитки, Змея распрощалась с семейством покойного старосты. У Олги перед глазами еще долго стоял образ замерших у ворот людей, со страхом, ненавистью и изумлением глядящих в сторону странной пары. Лишь Елань, теребя в руках дорогой подарок — шитую жемчугом тюбетейку, задумчиво смотрела мимо. Змея хорошо помнила каждое слово, произнесенное девушкой сегодня в уплату за спасение брата. Она говорила мало, и в основном об Игнате. Олга знала почти все, кроме одного.
“… они называют себя Белыми Чайками”…
Глава восьмая
Моровая вестница
Все-таки Лис был мерзкой и жадной сволочью!
Целый день он молчал, не перебросившись и словом с Ученицей. Половину пути пришлось тащиться через редколесье, поросшее мелким кустарником, который сделал тропу непроходимой для пешего и проблемной для конного путника. Нелюдь молча тянул поводья, уводя Курката прочь от проторенных стежек и мало-мальски пригодных для движения троп. Олга взмахами топорика прокладывала путь, язвительно рассуждая, что если уж кто догонит, то сбежать им вряд ли удастся, и что нечего даже и пытаться строить из себя мудрого тактика, ибо получается это у высокочтимого Учителя отвратительно. И вообще, куда
