Индийская страсть - Хавьер Моро

Биби — индианка и европейка, аристократка и простушка, госпожа и одновременно самаритянка — расстроилась до невозможности. «Бедняжка! Как ей одиноко!» — думала Анита, наблюдая, как ее подруга удаляется на своей лошади от их виллы. Испанка прекрасно понимала Биби, потому что сама жила между двумя мирами, не принадлежа полностью ни к одному из них. Ничто так не сближает людей, как осознание того, что они изгои, не такие, как все остальные. Ничто так не скрепляет дружбу, как понимание одиночества, выпавшего на долю каждой из них.

Насколько другим кажется Бомбей в этой поездке! Во время своего первого пребывания здесь, когда она направлялась в Капурталу, Аниту запугала суматоха, царящая в городе.

Теперь же она нашла его величественным. Респектабельные здания, возвышающиеся над морем, особняки в колониальном стиле, полный жизни порт, бурлящие базары, хорошо знакомые запахи — все это вызывало восхищение. Проходя перед алтарем, Анита узнала аромат туберозы, затем различила острый запах чили и добавленного в соус карри, приторно сладкий аромат ги, масла, используемого кондитерами, а также запах биди, сигарет для бедняков, который ни с чем не спутаешь. Они сделаны из листа табака, наполненного измельченным табаком. Теперь Анита могла отличить индийца с юга от северянина, брахмана от марвари[37], джайна от парси или мусульманскую бохру от шиитской. Она знала, что такое мечеть, гурдвара и индуистский храм. Знала, кто действительно нищий, а Кто притворяется калекой, чтобы разжалобить сердце. Знала, как поторговаться в магазинах, ближайших к гостинице «Тадж», где она последний раз покупала безделушки для подарков в Европу. Когда Анита произносила фразу на урду или хинди, лавочники разводили руками, как будто перед ними была богиня из индийского пантеона, поскольку в Индии довольно редко можно встретить белую женщину, которая бы знала несколько слов на одном из языков страны.

Бомбей является истинными воротами Индии и находится всего лишь в двадцати днях плавания от Европы. Чтобы надежнее защититься от солнца, раджа зарезервировал самые лучшие каюты на «S. S. America», английском корабле компании Р&О (Peninsular and Oriental), которые выходили на штирборт (правый борт) корабля. Плавание проходило спокойно, без той непогоды, которая измучила Аниту во время первого путешествия. Концерты по вечерам, партии в бинго и болтовня с остальными пассажирами, мечтающими о возвращении домой, не давали скучать, и поэтому поездка не казалась утомительной.

По прибытии в Марсель они удивились, узнав, что стали знаменитой парой в Европе. Внизу, прямо у сходней, их поджидали многочисленные фотографы и журналисты. Радже было неприятно от бесцеремонно задаваемых вопросов, но Анита, сделав над собой усилие, попыталась ответить на них, хотя порой это было отнюдь не просто. «Принцесса, правда ли, что вы ели змеиное мясо каждый день?», «Станет ли когда-нибудь ваш сын королем Индии?», «Правда ли, что вы живете заточенная в гареме?», «Как вы ладите с остальными женами вашего мужа?» Ответы Аниты, из которых следовало, что у нее нормальная жизнь, казалось, разочаровали собравшихся. Им наверняка хотелось услышать, что на завтрак ей ежедневно подают маринованное мясо змеи, что ее сын — будущий император и что она королева в гареме раджи. Только такая история андалузки, превратившейся в принцессу из «Тысячи и одной ночи», могла бы вызвать ажиотаж.

Когда они прибыли в Париж, на Аустерлицкий вокзал, перрон тоже был забит журналистами, которые обрушили на них такой же поток бестактных вопросов. Но среди этого скопища народа, среди носильщиков, обвешанных чемоданами, и повозок, загруженных баулами многочисленной свиты, Анита разглядела дона Анхеля Дельгадо и донью Канделярию, а рядом с ними сестру Викторию, живущую в Париже со своим американским мужем. Чета Дельгадо примчалась из Мадрида для семейной встречи, потому что Анита с раджей не могли приехать в Испанию из-за нехватки времени.

«Такое впечатление, будто они стали меньше», — мелькнуло в голове удивленной Аниты. Родители показались ей еще более худощавыми и хрупкими, чем прежде, хотя и очень хорошо одетыми: отец был в сером фетровом цилиндре, а донья Канделярия блистала в каракулевом пальто и шляпе со страусиными перьями. За ними стояла сестра Виктория, у которой заметно округлился живот. «Мои родители не остановились перед тем, чтобы поцеловать и обнять маленького Аджита, которого они называли «наш индусик», — записала в своем дневнике Анита. — А Виктория только смотрела и тискала его, как игрушку, вероятно думая о том, что в скором времени у нее будет такой же, но только из собственной плоти…»

Находясь в Париже вместе с семьей, Анита с трудом вела светскую жизнь. Ужины в домах друзей-аристократов Джа-гатджита утомляли молодую женщину. Она бы предпочла тысячу раз поужинать с родителями, после того как купала и укладывала спать своего сына с помощью Далимы. Маленькие радости материнства полностью компенсировали чувство свободы, получаемое от светской жизни. Но Анита понимала, что светские рауты — это цена, которую она должна была платить за то, что они с мужем стали парой, вызывающей самый большой интерес de tout Paris[38]. Раджа был счастлив, поскольку чувствовал себя в центре внимания; к тому же за ужином с маркизами и графами он общался с выдающимися деятелями того времени: писателями Марселем Прустом, Эмилем Золя и Полем Бурже, великим русским хореографом Сергеем Дягилевым и другими. Возможность ощущать себя частью этого мира доставляла ему глубокое внутреннее удовлетворение. Немного индийских принцев могли этим похвастаться, а еще меньше могли сделать в Европе моду на Индию. Разве не он добился того, чтобы Дягилев объявил своей следующей премьерой балет «Голубой бог», тема которого, навеянная Индией, пришла ему в голову после знакомства с раджей Капурталы?

Раджа сделал светскую жизнь центром своего существо вания, потому что помимо того, что ему это нравилось, у него были великие планы на ближайшее будущее и прежде всего свадьба его сына Парамджита, наследника Капурталы, с принцессой Бриндой, которая заканчивала учебу в Париже. Эта принцесса была дочерью его старого друга, разорившегося махараджи Джуббала. У Картье Джагатджит купил своему сыну модные часы «Сантос Дюмон», названные так в честь бразильского авиатора, которому удалось взлететь на летательном аппарате, более тяжелом, чем воздух, и с которым он имел удовольствие познакомиться во время прошлой поездки. Своей невестке раджа купил шестиугольные часы-браслет, инкрустированные бриллиантами. И еще шесть штук для своей собственной коллекции.

Раджа хотел, чтобы свадьба стала событием номер один в светской жизни Пенджаба. К тому же это был предлог торжественно открыть новый дворец, в котором они будут жить с Анитой. Первым делом он позаботился о том, чтобы зафрахтовать пассажирский корабль для перевозки из Марселя в Бомбей пятисот приглашенных англичан и трехсот французов, которым он собирался оказать самый радушный прием. Он мечтал о блистательном празднестве, оригинальном и пышном, какими обычно были свадьбы индийских наследников.

— Я познакомлю тебя с Бриндой, нареченной моего сына, — сказал он однажды Аните. — Когда-нибудь она станет первой махарани Капурталы. Я хочу, чтобы вы подружились.

Будущая невестка была с Анитой одного возраста. Хотя по своим жестам и манере говорить девушка больше походила на француженку, это была индианка из рода раджпут, представительница высокой касты. Со светло-каштановыми волосами, завитыми в локоны, большими черными глазами, тонким, хорошо очерченным ртом и кожей цвета пшеницы, Бринда отличалась простыми манерами. Она училась в привилегированном монастыре Успения, где воспитывались девочки из высшего парижского общества. Раджа настоял на том, чтобы его невестка получила образование во Франции; он сам оплачивал расходы и нанял для нее компаньонку по имени мадемуазель Мейон.

Они втроем ужинали в ресторане «У Максима», и, когда раджа заговорил о своих грандиозных планах относительно свадьбы, от Аниты не ускользнуло, что Бринда явно растерялась, не сумев скрыть свои чувства. Что было в ее широко распахнутых глазах: удивление, мечтание или испуг? Анита точно не знала, как понять этот взгляд. Бринда сказала, что она счастлива в Париже и что ей бы хотелось, чтобы этот этап ее жизни никогда не кончался. Казалось, что у нее не было никакого желания возвращаться в Индию и даже стать принцессой. Что-то в этой девушке напоминало Биби, возможно, та легкость, с которой она вращалась в обоих мирах. И все же Бринда была более индианкой и более земной, в ней не было той мятежности, которая делала Биби неповторимой.

Анита надеялась узнать, о чем думает Бринда и какие чувства ее обуревают. Индианки приучены с детства идти по тому пути, который им указали родители, не сопротивляясь и не ставя под вопрос решения старших. Когда они остались вдвоем, Бринда рассказала Аните, что видела своего будущего мужа один-единственный раз, во время официального знакомства, когда ей было десять лет, а ему двенадцать. Их обручили еще в детстве. Парамджит показался ей серьезным мальчиком, хотя несколько замкнутым и мрачным. Они ничего друг другу не сказали и с тех пор больше не виделись.