Индийская страсть - Хавьер Моро

Раджу, добивавшегося встречи с лордом Минто, попросили прибыть «без сопровождения». Это была короткая протокольная встреча, на которой он услышал новые идеи вице-короля относительно тех мер, которые он хотел принять, чтобы индусы более активно принимали участие в государственных делах. В конце раджа завел разговор о статусе своей жены. Лорд Минто пообещал ему сделать все, что в его силах, но при этом твердо заявил, что закон, принятый его предшественником, лордом Керзоном, лишавший всякого права на наследование трона детей, рожденных от брака индийских принцев и европеек, останется в силе.

— Этот закон меня не волнует, ваше превосходительство, — ответил раджа. — В моем случае нет проблемы наследования, поскольку у меня уже есть сын от моей первой супруги. Я только хочу, чтобы мой брак с испанской женой был признан и чтобы все наложенные ограничения были отменены.

Вице-король отвечал ему уклончиво, пока раджа, вскипев, не напомнил ему слова принца Уэльского во время его визита в 1906 году, когда тот открыто выразил свое неодобрение по поводу снисходительной и надменной манеры поведения английских чиновников по отношению к индийским принцам.

— Ваше превосходительство, я позволю себе напомнить вам о том, что сказал ваш будущий император: с нами, индийскими принцами, следует обращаться как с равными, а не как со школярами.

Сказав это, Джагатджит распрощался с новым вице-королем, который, удивленный таким напором, остался стоять на месте, подкручивая кончики своих седых усов. Как всегда, раджа вышел после приема разочарованный и рассерженный. Эти англичане, холодные, как металл, настолько привыкли к своему превосходству, что их поведение становится совершенно невыносимым. Их надменность, похоже, не знает предела. Как далеко они собираются зайти, идя по этой дороге?

Однако его жена, несмотря на все невзгоды, продолжала выигрывать непредвиденные баталии. Последним общественным мероприятием, на котором они присутствовали перед своей поездкой в Европу, было собрание в Лахоре, организованное для принцев этого региона. Они приехали на дурбар по приглашению губернатора Пенджаба. Конрад

Корфилд, молодой чиновник Индийской гражданской службы, организации, готовившей административные кадры и высших чинов, получил указание организовать это собрание так, «чтобы испанская рани оставалась вне поля зрения присутствующих членов правительства». «В зале было несколько кресел, — вспоминал впоследствии Корфилд, — поэтому я приказал установить огромные кадки с пальмами у кресла, предназначенного для Аниты, чтобы ее не было видно за ними. Но Анита, увидев пальмы, отправилась к другому креслу. Жене губернатора, появившейся вслед за испанкой, очевидно, так захотелось познакомиться с Анитой, что, несмотря на все разговоры о последней, она при всех поприветствовала ее, сделав реверанс. Анита была в восторге. А я получил выговор зато, что не сумел удержать ситуацию под контролем».

27

Раджа знал, что так было не всегда. Он помйил время, когда англичане жили не как меньшинство, замкнутое на своих участках земли, в своих фортак, дворцах и кварталах, приходя в ужас от мысли, что они могут смешаться с остальными или что остальные смешаются с ними. Было время, когда британские вице-короли не применяли на практике меры, которые отделяли индийцев от европейцев, как сейчас. Так, например, в начале английской колонизации все было по-другому: идеи и люди смешивались свободно, границы между культурами не существовало.

Англичане, которые первыми обосновались в Индии, не были людьми надменными, убежденными в своем расовом превосходстве, как нынешние вице-короли и губернаторы с викторианским образом мышления, способные потратить массу энергии, чтобы ограничить передвижение восемнадцатилетней испанки, вышедшей замуж за раджу. Первые колонисты, представители пуританского, более сурового по сравнению с Индией общества, понимали, что они оказались не в неразвитом мире, населенном неграмотными племенами, недавно вышедшими из неолита, как это было во время открытия Америки, а прибыли в страну, где цивилизация, ставшая плодом смешения культур, религий и этносов, существовала уже тысячи лет. Цивилизация с высокой степенью совершенства и толерантностью в традициях.

Те, первые, англичане переняли привычки местной знати и выбирали себе подружку, биби, так же, как и раджа или низам. Биби представляли широкий социальный спектр — от куртизанок и женщин высшего общества до бывших рабынь и даже проституток. На огромной территории, начиненной королевствами и княжествами, в куртизанках не было недостатка. Некоторые из них были очень утонченными, как Аб Бегум, которая в семнадцатом веке появлялась голой на праздниках в Дели, но никто этого не замечал, потому что она разрисовывала себя с головы до ног и создавалось впечатление, будто на ней были панталоны. Однако даже ее браслеты были нарисованными.

Раджа поддерживал с англичанами отношения любви-ненависти. Он восхищался ими, но в то же время они его отталкивали. Джагатджит считал, что колонисты утратили память, напрочь забыв, какими грубыми и дикими они были, и не желают признавать все то, чему их научила Индия. Взять хотя бы гигиену. Именно биби, к которым англичане относятся теперь с подчеркнутым презрением, научили их мыться, хотя в Европе в те времена никто не придавал этому значения. Они начали с омовения, как это делали индийцы, выливая на тело ведра воды, а позже пристрастились к ежедневному приему ванны или душа. Они забыли, что слово «шампунь» взято из хинди и означает «массаж». Они забыли, какими влюбленными они были в своих биби, приходивших к ним домой. Женщины поддерживали порядок, контролируя прислугу, и ухаживали за английскими мужчинами, когда те были больны. У биби, в совершенстве владевшими неисчерпаемым любовным арсеналом Камасутры, англичане научились заниматься любовью. Многие позы, которые в Индии считались естественными, либо были неизвестны большинству британцев, либо воспринимались европейцами как порочные и ненормальные. С точки зрения биби, англичане не умели заниматься любовью, они делали это грубо и с поспешностью, не так, как молодые индийцы, которые знали тысячи способов продлевать любовные игры и удовольствие от соития. Разве британских солдат не сравнивали с «простоватыми петушками», неспособными покорить сердце индианки из-за своей сексуальной грубости? Благодаря индийским женщинам англичане смогли воплотить самые изощренные эротические фантазии.

Англичане, живущие в Индии сейчас, забыли, что в те времена их соотечественники обменивали кожаные сапоги и стальные шлемы на изысканные шелка, изучали какой-нибудь язык Индии, с удовольствием слушали концерты цитры в пустыне и ели пальцами. Они узнали, что рис нужно есть только правой рукой, оставляя левую руку для личной гигиены, как это делали индусы и мусульмане. Многие из них прекратили жевать измельченный табак и приобрели привычку ходить с красным ртом от постоянного жевания бетелевого ореха. С тех пор пошло выражение «стать аборигеном».

Самый крайний случай произошел, без сомнения, с Томасом Леггом, ирландцем, который после смерти жены отделился от общества и превратился в факира. Закончил он тем, что стал жить на подаяния, как индийские отшельники, и спал в яме в пустыне Раджастхана. Полностью голый, с трезубцем Шивы в руке, ирландец занимался спиритизмом, включая дыхание.

Еще один резонансный случай произошел с Джорджем Томасом, прототипом европейского авантюриста. Послужив у раджей северной Индии, он умудрился создать свое собственное королевство в западном Пенджабе, превратившись в раджу Харьяны[35]. В Англии его называли «раджей из Тайперрари». Он построил себе дворец, стал чеканить собственную монету и обзавелся гаремом, причем немаленьким. Он так индианизировался, что забыл родной язык и в конце жизни говорил только на урду. Его англо-индийский сын стал поэтом и декламировал стихи Омара Хайяма на мушайра[36] в старом Дели. Интересно то, что его называли Джан Томас.

Наивысшие представители империи также менялись. Раджа любил напоминать вице-королю, что сэр Дэвид Очтерлони, главный представитель британской власти в Дели, в последние годы существования империи Великих Моголов принимал посетителей, лежа на диване, потягивая кальян. Одетый в шелковый халат, с могольской шапкой на голове, он вел неспешный разговор, в то время как слуги размахивали опахалами из павлиньих перьев! Каждую ночь все его тринадцать жен, сидя на собственном слоне, роскошно украшенном, следовали за ним в процессии по городу. Хоть он и жил как восточный князь, но защищал плащом и шпагой интересы Британской Короны. В те времена все, что было хорошо для Англии, было в такой же степени хорошо для Индии и наоборот.