Странная женщина (сборник) - Ирина Горюнова

Откланявшись, оркестр стал покидать сцену, виолончелист привстал и заметил возле своего нового лакового ботинка что-то беленькое, наклонился и схватил это. Разжав пальцы, он обнаружил, что на ладони лежит коронка на шесть зубов. Аккуратно завернув её в платок, он зачем-то спрятал короночку в карман концертных брюк и, обняв виолончель, ушёл под хилость последних хлопков. Жена, которую он ласково называл Гриф, неожиданно оказалась дома и даже стояла у плиты, на которой что-то горело. Виолончелист срочно вымыл руки и поспешил отогнать Грифа от плиты.

Гриф была взята в жёны из поклонниц. Нельзя сказать, чтобы она была младше своего мужа, но точно не старше. Гриф была потрясающе хороша. Абсолютно прекрасна. Особенно хороши были бёдра. Виолончелист дрогнул и женился на ней по требованию её мамы, папы, бабушки и самой Гриф. Одна была беда – Гриф жгла всё на плите, часто вместе с плитой. А один раз сожгла концертную рубашку, потому что, когда желание быть хорошей женой ещё не остыло, она поставила кипятить эту рубашку в большом тазу с крахмалом – бабушка научила, а рядом в кастрюле варить сгущенное молоко для «моего Майэстро» по рецепту тётки. Банка сгущенки «по рецепту тётки» вдруг выпрыгнула из кастрюли, облетела кухню, ударилась в витражное окно между кухней и ванной, попрыгала на полках и затихла там. Рубашка сделала проще, она выпила всю воду из таза, потемнела и прилипла ко дну навсегда. Гриф прибежала на вопль и сквозь вонючий дымок обнаружила, что кухня обляпана липкой бежевой гадостью, витраж разбит, рубашка уже не рубашка, но и не ужин.

И рубашку, и кастрюлю, и таз, и сгущенку, да и кухню пришлось выбросить и купить всё новое. Но главное, что Гриф во время полёта сгущёнки и обжарки рубашки стояла на балконе, раскачивала бёдрами перед соседом сверху-сбоку и долго думала, чем это у кого-то пахнет и чем гремит.

– Послушай, Гриф, какой потешный вышел случай, – стал рассказывать виолончелист, домывая плиту и выбрасывая макароны.

– Дашь посмотреть? Кто-то из ваших потерял? – после завершения нелепого рассказа спросила Гриф.

– Не знаю, надо спросить завтра. Сама знаешь, как они сразу по домам несутся.

– Есть хочется.

– Сейчас я водичку вскипячу и сварю нам макарончиков.

Гриф покачала бёдрами, которые ещё помнили котика, и села на стульчик поиграть вилкой.

– А что ты сегодня делала, Грифульчик?

– И соус свари! Так, с котиком играла, потом вот неожиданно ему позвонили…

– Котику?

– В квартиру.

– В квартиру?

– Позвонили нам в звонок, сказали, что их котик, и забрали.

– Где же ты взяла чужого котика? Зачем?

– Чужое хорошее всё такое, притягательное. Мягонькое. Я не удержалась.

– Нельзя так, больше не бери чужое, – по-взрослому отчитал её виолончелист.

Гриф задумалась и с любопытством посмотрела на мужа.

– А сам? Зачем зубы взял?

Виолончелист доделал соус и разложил ужин по тарелкам.

– Не знаю, думал, может, кому-то неудобно без них.

– Кто-то стал некрасивенький без них. И говорить стал: «ссссыыыльь». Или петь?

Гриф неожиданно бросила вилочку, встала, ловко сняла всю одежду и свалила мужа на пол. Она была очень красивой и считала, что раз уж так вышло, то нужно пользоваться своей красотой и тут, и там.

Фея вернулась. Котик обрадовался. Жена, слава богу, была занята зубами, которые никак не могли изготовить, и ходила в поликлинику, почти как на работу, а там ведь никогда не принимают по времени: вечно надо пропустить кого-то заслуженного или кормящую. Так что у них с Феей было почти три часа. Фея тёрлась спиной о его коленки и смеялась:

– Ты представляешь, принёс после выступления зубы! Коронка! Дорогущая такая на золотом сплаве. На шесть зубов! Говорит на сцене нашёл! Я себе так и представляю, выпадает у скрипачки… у певицы… шшшшш… уссссыыыыы… ся…. Как смешно.

– На шесть? – неожиданно нахмурился котик.

– Да. И бережно так её в платочек завернул, он любит эти платочки хлопковые, а я сперла её сегодня. Хочешь, покажу?

Фея подпрыгнула и, сверкнув задом, улетела в коридор. Котик натянул трусы и включил телевизор, почему-то ему это всё не понравилось.

На ладонь Котику упала металлокерамическая коронка на шесть зубов.

– Когда он её принес?

– Я не помню, кажется, в тот день, когда мне пришлось срочно уйти. Он вообще не должен был в тот день играть, но там заболел кто-то, и он срочно поехал, а я к тебе. Так удачно всё вышло.

– Думаешь, он её вот так вот просто нашёл на сцене? Не странно ли?

Фея пожала плечами и решила выпросить колечко или брошечку, можно и часики, муж всё равно не заметит. Котик в обмен на обещание выпросил коронку и отвёз Фею в торговый центр.

Елизавета Львовна целовалась со стоматологом в новых коронках под клёнами, недалеко от поликлиники. Тянуть было уже нельзя. Пришлось ставить. Конечно, пока на пробу, на временную основу, чтобы посмотреть. А через неделю придётся с этой коронкой расставаться.

– Сколько есе сепеляфить?

– Мало, – тяжело вздохнул стоматолог, – исчезнет быстро, не заметишь.

– Холосо, сто бутем телать? Рассанемся?

– Не знаю. Надо.

– Нато. Нехолосо. Мой усыль…

Елизавета Львовна побелела от злости: ей вдруг стало совершенно понятно, что муж – настоящий кровопиец – выпил из неё не кровь, нет. Он сделал для неё нечто большее – высосал, оставив на шее два маленьких пятнышка, всю её настоящую. Даже не женственность, которую она ещё тайно хранила в себе, а саму её – живую, правдивую, ту, которая могла когда-то вызывать восхищение. Она закусила губу. Стоматолог опять загрустил, и они снова стали целоваться. Во рту был привкус пасты для временной установки коронок и чего-то постоянно-земляничного, с чем никак не хотелось расставаться. Утешало только любопытство: «Будет ли такой же привкус у следующей? Или не пробовать? А вдруг попадется мята или груша?» И Елизавета Львовна подумала: «А мне нравится шепелявить!»

Ночью Елизавете Львовне пришла в голову необыкновенная мысль. Она соскользнула с кровати, вытащила из попы пижамные штаны в ромбик, прокралась к компьютеру и написала на своей странице в Фейсбуке про тот концерт и про упавшую коронку: «Всем жалеть!» Ткнула туда хештег мероприятия, увидела, что афиша прошедшего концерта прикрепилась, опубликовала и выбралась на кухню. Открыла шкафчик, достала оттуда коньячок и ловко опрокинула стаканчик, совсем как в первые годы постстуденчества, когда они раз в полгода встречались с неженатыми и назамужними однокурсниками и пили на спор. Спорить сейчас ей было не с кем, она давно вышла из этого клуба, поэтому она решила преобразиться. Она сняла пижаму, прошла в ванную, взяла косметику и разрисовала себе лицо. Не то чтобы Елизавета Львовна сильно накрасилась – нет. Елизавета Львовна мастерски создала себе совершенно новое лицо – карнавальную маску. Лицо её стало необыкновенно молодым, ярким и жутким: между двумя кроваво-коричневыми губами сияли новые зубы. Она вернулась, опрокинула стаканчик уже без всякого спора. И с криком: «ЙОООХООООО-УСЫЛЬ!!!!» – ворвалась в спальню.

Муж-котик совершенно ошалел. Он включил свет и заорал: возле кровати прыгала жуткая голова с телом жены и кричала ненавистное слово. Он не сразу сообразил, что делать, а жена с разрисованной рожей уже сидела в кресле и хохотала.

– Тварь! Уродина! Не смей называть меня так! Ненавижу это твоё «усыль»! – заорал он, подскакивая с кровати, но запутался в пододеяльнике, неудачно грохнулся, разбил губу, придавил сам себе руку и снова попытался встать, опёрся на придавленную руку, заорал от боли и отключился.

Когда он открыл глаза, то увидел спокойный белый потолок и огромное лицо в маске и белом колпаке.

– Фигня вопрос, – сказало лицо, – разрыв связок, зашили, гипс наложили, недельки через две придёшь, а счас, прямо счас, поедешь домой, везунчик.

– Кто?

– Повезло, говорю, некоторые, падая с кровати, ещё и не такое получают. Так ломаются – обхохочешься. Иногда знаешь, чё ломают? Умрёшь тут со смеху от вас.

– А это??? Жена.

– Сидит в коридоре, плачет. Пришлось капельки накапать. Сильно испугали вы её. Вы бы поменьше пили бы.

– Чееегооо??

– Коньяк, говорю, надо пить аккуратно, серьёзный напиток, да. Вставай, везунчик, вали домой.

Муж-котик сполз откуда-то и, пошатываясь, выполз в коридор, не зная, как пристроить загипсованную руку. Жена смотрела на него преданными ненакрашенными глазами.

– Я тасси фысфала, метсесла высла, скасала, сто усе мошьно, сколо фыйтешь. Тлафма пустясофая, две нетели и фсе – зашывфёт.

– Я тебе не усыль!

Жена вздохнула и подала мужу пальто, потому что он был в трусах и гипсе, в меру волосатый, в меру кривоногий, в меру мускулистый – вполне себе можно ходить без пальто, но всё равно заставила влезть в него. Муж закусил губу и застонал.

Пост Елизаветы Львовны получил 56 лайков и одно сообщение в личку: «Я нашёл вашу коронку, могу вернуть в любое удобное для вас время. Вот мой телефон для связи». Елизавета Львовна записала телефон, но позвонить так и не решалась. Ей надоело шепелявить, и она решила, что помолчит. Будет жить в тишине. Соберётся с мыслями и как-нибудь позвонит.