Пожиратель женщин (Сборник) - Шарль Эксбрейа

Далглиш подумал, что доктор Штайнер не только читал книгу, но и отнесся к ней с некоторой критической проницательностью. На десятой странице было как раз то место, которое позволяло ему самому порой также считать, что они получили нового поэта. Доктор Штайнер поинтересовался, не встречался ли Далглиш с Эрни Бейлсом, молодым драматургом из Нотингема. Он смотрел с такой надеждой, что Далглиш решительно возмутился собой за то, что ему не удалось познакомиться с мистером Бейлсом, однако направил разговор от вопросов литературы к проводимому допросу. Выражение лица доктора Штайнера сразу Стало потрясающе серьезным.

— Ужасное событие, крайне ужасное. Я был одним из первых, кто увидел тело, как вы, вероятно, знаете, и это причинило мне большие страдания. Насилие всегда ужасает. Это страшное дело. Доктор Этеридж, наш главный врач, должен в конце года уйти на пенсию. Крайне досадно, что это произошло как раз в последние месяцы его работы в клинике.

Он печально покачал головой, но Далглишу показалось, что в маленьких черных глазках промелькнуло нечто похожее на удовлетворение.

Статуэтка Типпетта передала тайну разгадки специалистам, снявшим с нес отпечатки пальцев, и Далглиш поставил фетиш перед собой на письменный стол. Доктор Штайнер протянул руку к статуэтке, но тут же убрал ее.

— Думаю, лучше ее не трогать, чтобы не оставить отпечатков пальцев, — сказал он. Бросил быстрый взгляд на Далглиша и, не получив ответа, продолжал: — Любопытная резьба, не так ли? Великолепно сделано. Замечали ли вы когда-нибудь, старший инспектор, какие превосходные изделия могут создавать психически больные, даже если предварительно не обучены и не подготовлены? В связи с этим возникает интересный вопрос о природе художественного творчества. Когда больные выздоравливают, их произведения становятся хуже. Исчезает сила выразительности и оригинальность. Через некоторое время их изделия снова ничего не стоят. Мы получили отдельные чрезвычайно интересные образцы сделанных пациентами вещей в нашем отделении трудовой терапии, но этот амулет выделяется среди всех. Типпетт был тяжело болен, когда вырезал его, и вскоре после этого лег в больницу. У него шизофрения. В амулете отражены типичные черты хронической болезни, посмотрите — похожие на лягушачьи глаза, вытянутые ноздри. Одно время Типпетт сам был схож со своей работой.

 Думаю, кто-нибудь знал, где хранится статуэтка? — спросил Далглиш.

— О да! Статуэтка находилась в отделении трудовой терапии. Типцетт очень гордился ею, и доктор Багли часто показывал ее членам Совета, приходящим с проверкой. Миссис Баумгартен, терапевт по труду, держит некоторые лучшие произведения отдельно для показа -гостям. Они стоят на полке. В данное время терапевт болеет. Вы, надеюсь, осмотрели отделение?

Далглиш ответил утвердительно.

— Некоторые из моих коллег считают, что трудовая терапия — излишняя трата денег,— доверительно сообщил доктор Штайнер. — Конечно, я никогда не обращаюсь к миссис Баумгартен. Но надо быть терпимым. Доктор Багли постоянно направляет к ней пациентов, и, вероятно, менее вредно заниматься у нее, нежели подвергаться воздействию электроконвульсивной терапии. Однако мысль о том, что творческое напряжение пациентов может помочь при установлении диагноза, представляется мне привлекательной. Конечно, я опасаюсь, что требование к миссис Баумгартен точно. определять часть нагрузки совершенно неоправданно, так как она неквалифицированный психотерапевт, без аналитической подготовки.

— А стамеска? Вы знаете, докТор, где ее хранили?

— В общих чертах, старший инспектор. Я знал, что у Нагля имеются некоторые инструменты и что, по-видимому, он держит их в служебной комнате портье, но не знал, где именно.

— Ящик с инструментами большой, на нем есть этикетка и стоит он на маленьком столике в служебной комнате. Его трудно не заметить.

— О, это верно! Но у меня нет повода ходить в служебную комнату портье. ЭТо касается всех врачей. Теперь мы должны получить ключ от этого ящика и посмотреть, что там находится. Правда, ящик запирался не всегда. Мисс Болам совершила большую ошибку, позволив Наглю держать ящик открытым. В конце концов, время от времени у нас появляются беспокойные пациенты, и некоторые инструменты могут стать смертоносными.

— Это и подтвердилось на деле.

— Целью клиники не является лечение психически больных. Она основана как центр аналитической ориентации психотерапии, специально для пациентов — представителей средней буржуазии и интеллигентов с высоким умственным развитием. Мы лечим людей, никогда не помышлявших о психиатрической больнице и оказавшихся без места, в обычных учреждениях для амбулаторных больных.

 В дополнение к этому мы, конечно, ведем большую научно-исследовательскую работу.

— Что делали вы, доктор, сегодня вечером между шестью и семью часами? — спросил Далглиш.

На лице доктора Штайнера отразилось страдание в связи с этим внезапным вмешательством, низменного любопытства в интересную дискуссию, но он достаточно смиренно ответил, что вечером в нынешнюю пятницу проводил сеанс психотерапии.

— Я приехал в клинику в пять тридцать, на это время был записан первый пациент. К моему огорчению, он не явился. Лечение находится в такой стадии, когда необходимо его присутствие, и вот пожалуйста... Мистер Бэдж был записан на шесть пятнадцать, и он обычно очень точен. Я собирался принять его во втором кабинете для консультаций на нижнем этаже, но встретился с ним в десять минут седьмого в собственном кабинете. Оказывается, мистер Бэдж не любит сидеть в главной комнате ожидания вместе с пациентами доктора Багли, и, конечно, я не могу упрекнуть его. Надеюсь, вы слышали о Бэдже. Он написал интересный роман «Справедливые люди» — совершенно блестящее разоблачение сексуальных конфликтов, скрываемых из-за условностей респектабельного общества английских предместий. Но я отвлекся. Разумеется, вы допросили мистера Бэджа.

Далглиш в самом деле его допросил. Собеседник оказался скучным и неосведомленным. Старший инспектор слышал о книге Бэджа, опус насчитывал около двухсот тысяч слов, скабрезные эпизоды в нем описывались с такими мелкими подробностями и неторопливостью, что приходило на ум, не нужны ли они только для несложных арифметических упражнений в подсчете страниц. Далглиш не считал, что Бэдж мог принять какое бы то ни было участие в убийстве. Писатель, способный создать такую смесь из секса и садизма, был, вероятно, импотентом и, несомненно, человеком робким. Но не обязательно при этом лжецом.

— Вы вполне уверены в точности указанного времени, доктор? — спросил старший инспектор. — Мистер Бэдж сообщил, что приехал в шесть пятнадцать, и Калли записал его в журнале на это время. Бэдж утверждает, что пошел прямо в ваш собственный кабинет для консультаций и вас там не обнаружил. Бэдж, весьма раздраженный, хотел пойти узнать, где вы.

Доктор Штайнер не проявил ни испуга, ни негодования в связи с вероломством своего пациента. Тем не менее он смутился.

— Любопытно, что мистер Бэдж сказал это. Боюсь, он был прав. Мне он показался немного раздраженным в начале сеанса. Если он сказал, что мы встретились в шесть двадцать пять, то не сомневаюсь, что это правда. Бедняга был очень резок и в этот вечер прервал сеанс, что весьма неприятно на этой специфической стадии лечения.

— Но если вас, когда приехал пациент, не было в передней комнате для консультаций, то где же вы были? — мягко, но настойчиво продолжал Далглиш.

Лицо доктора Штайнера удивительно изменилось. Внезапно он превратился в маленького мальчика, залившегося краской стыда и пойманного в момент озорства. Нет, он не выглядел испуганным, но вид имел чрезвычайно виноватый. Превращение консультанта психиатрии в смущенного правонарушителя выглядело почти комично.

— Но я сказал вам, старший инспектор! Я находился в кабинете для консультаций номер два, расположенном между кабинетом номер один и комнатой ожидания пациентов.

— Что вы там делали, доктор?

В самом деле, все выглядело почти смешно! Чем мог заниматься Штайнер и что вызвало у него такое сильное замешательство? Далглиша забавляла цепочка причудливых возможностей. Читал порнографический журнал? Курил гашиш? Соблазнял миссис Шортхауз? Во всяком случае, здесь не могло быть ничего, Связанного с намерением совершить убийство. Ладно, пусть это останется его маленькой тайной... Но доктор Штайнер, очевидно, решил сказать правду.

— Это звучит глупо, я знаю, но...;— начал он в порыве стыдливой искренности. — Хорошо... Было довольно тепло, а день у меня выдался беспокойный... В кабинете стоит кушетка... — Он издал короткий смешок. — В самом деле, старший инспектор... В то время, когда мисс Болам надумала умереть, я, выражаясь вульгарно, спал.