Шутка - Милан Кундера

После первых часов удивления и сожаления я пошел навстречу злобе своих противников. Я видел в их несправедливости выражение провидческого призыва.

5

Коммунисты вполне в духе христианства считают, что человек, провинившийся перед лицом партии, может получить отпущение грехов, если на какое-то время пойдет трудиться среди земледельцев или рабочих. Так, в после-февральские годы многие представители интеллигенции уходили на короткий или более долгий срок на шахты, заводы, на стройки и в государственные хозяйства, дабы после загадочного очищения от греха в этой среде они снова могли вернуться в учреждения, высшую школу или секретарские кабинеты.

Когда я предложил руководству освободить меня от должности на факультете, причем взамен не попросил никакой другой научной работы, а выразил желание "пойти в народ", то есть отправиться в качестве специалиста в какой-нибудь госхоз, коммунисты университета, будь то друзья или недруги, истолковали мое решение, с точки зрения своей веры, отнюдь, конечно, не моей, как выражение совершенно исключительной самокритичности. Они оценили это и помогли мне найти очень хорошее место в госхозе с отличным директором во главе, среди прекрасной природы Западной Чехии. В путь-дорогу одарили меня на редкость благоприятной характеристикой.

На новом месте работы я был поистине счастлив. Чувствовал себя возрожденным. Госхоз организован был в заброшенной и лишь наполовину обитаемой пограничной деревне, откуда после войны были выселены немцы. Далеко окрест простирались холмы, по большей части безлесные, выстланные пастбищами. В их долинах были разбросаны на значительных расстояниях домики чересчур вытянутых деревень. Частые туманы, ползущие по окрестностям, ложились между мною и заселенной землей будто подвижная ширма, так что мир был словно в пятый день творения, когда, возможно, Бог все еще колебался, отдать ли его человеку.

Да и сами люди казались здесь более подлинными. Они стояли лицом к лицу с природой, с бескрайними выгонами, со стадами коров и отарами овец. Хорошо мне было среди них. Не замедлили посетить меня и множество мыслей, как лучше использовать растительный покров этой холмистой местности: удобрения, разные способы сеностава, опытное поле лечебных трав, парники. Директор был благодарен мне за мои идеи, а я - ему; он давал мне возможность зарабатывать хлеб полезным трудом.

6

Шел тысяча девятьсот пятьдесят первый год. Сентябрь был холодный, но в середине октября внезапно потеплело, и чуть ли не до конца ноября установилась чудесная осень. Скирды сена сохли на холмистых лугах, и их аромат широко разливался по всему краю. В траве мелькали хрупкие тельца безвременника. Именно тогда и пошел по окружным деревням слух о молодой скиталице.

Подростки из соседней деревни отправились на скошенные луга. Озорничали шумно, перекликались и вдруг, дескать, увидели, что из одной скирды вылезла девушка, встрепанная, с соломой в волосах, девушка, которую никто из них никогда тут не видал. Она испуганно огляделась вокруг и припустила наутек к лесу. Исчезла из виду раньше, чем они отважились броситься за ней.

Вдобавок к тому одна крестьянка из той же деревни рассказала, как однажды под вечер, когда она хлопотала во дворе, нежданно-негаданно появилась девушка лет двадцати, одетая в очень поношенное пальтишко, и, опустив стыдливо голову, попросила кусочек хлеба. "Девушка, куда путь держишь?" - заговорила с ней крестьянка. Девушка сказала, что у нее дальняя дорога. "И ты пешком идешь?" "Потеряла деньги", - ответила та. Крестьянка больше не расспрашивала ее, а лишь подала ей хлеба и молока.

Присоединился к этим разговорам и пастух из нашего хозяйства. Однажды на выгоне он оставил у пенька намазанную маслом краюху хлеба да бидончик молока и сам отошел к стаду. Через минуту вернулся, а хлеб и бидончик как ветром сдуло.

Все эти слухи тут же подхватывали дети и распространяли их, давая волю фантазии. Когда у кого-то что-то пропадало, они тут же воспринимали это как весть о существовании девушки. Рассказывали, будто видели под вечер, как она купается в пруду за деревней, хотя было начало ноября и вода уже стала очень холодной. Иногда по вечерам откуда-то издалека доносилось пение высокого женского голоса. Взрослые утверждали, что в какой-то лачуге на холме на всю мощь включили радио, но дети-то знали, что это она, лесная фея, идет с распущенными волосами по гребню взгорья и поет песню.

Однажды вечером дети разложили костер за деревней, покрыли его картофельной ботвой и в раскаленную золу бросили картошку. Потом поглядели в сторону леса, и тут вдруг одна девочка закричала, что видит ее, что она смотрит на нее из лесного сумрака. Какой-то мальчик схватил ком земли и швырнул в том направлении, в каком указывала девочка. Как ни странно, не раздалось никакого крика, но случилось другое. Все дети кинулись на мальчика и чуть не сшибли его с ног.

Да, именно так: обычная детская жестокость никогда не сопутствовала легенде о заблудшей девушке, хотя с ее образом и связывали мелкие кражи. Она с самого начала вызывала тайную симпатию людей. Быть может, людские сердца располагала к ней именно невинная пустячность этих краж? Или ее юный возраст? Или ее хранила рука ангела?

Как бы там ни было, но брошенный ком земли разжег любовь детей к заблудшей девушке. Еще в тот же день они оставили у догоревшего костра кучку испеченных картофелин, накрыли их золой, чтобы не остыли, и засунули туда сломленную еловую веточку. Нашли они для девушки и имя. На листочке, вырванном из тетради, написали карандашом, большими буквами: Заплутаня, это для тебя. Записку положили в золу и придавили тяжелым комом. Потом ушли и, спрятавшись в ближних кустах, стали выглядывать пугливую фигурку девушки. Вечер клонился к ночи, но никто не приходил. Дети наконец вынуждены были выйти из укрытия и разбрестись по домам. А ранним утром снова побежали на вчерашнее место. Свершилось. Кучка картофелин, а заодно и записка и веточка исчезли. Девушка стала у детей балованной феей. Они приносили ей горшочки с молоком, хлеб, картошку и записки. Но никогда не выбирали для своих даров одного и того же места. Они оставляли ей еду не в каком-то одном условленном месте, как оставляют нищим, а играли с ней. Играли в потаенные клады. Начали с того места, где в первый раз припасли для нее кучку картофелин, и двигались дальше - от деревни в сторону угодий. Клады свои они оставляли у пней, у большого валуна, у придорожного распятия, у куста шиповника. Они никому не открывали мест, где прятали свои дары. Они ни разу не нарушили этой тонкой, как паутина, игры, никогда не выслеживали девушку и не пытались застигнуть ее врасплох. Они оберегали тайну ее невидимости.

7

Сказка эта длилась недолго. Однажды директор нашего хозяйства с председателем местного национального комитета отправились в дальние окрестности осмотреть несколько все еще не обжитых домиков, оставшихся после немцев, чтобы приспособить их под ночлег для земледельцев, работавших на отшибе. По дороге их застиг дождь, перешедший вскоре в настоящий ливень. Поблизости был мелкий ельник, а на его опушке серая лачуга - сенной сарай. Они подбежали к нему, открыли дверь, прижатую лишь деревянным колышком, и прошмыгнули внутрь. В открытую дверь и щели в кровле проникал свет. Они увидели примятое место на сене и растянулись на нем. Слушая перестук капель о крышу и вдыхая опьяняющий аромат, повели разговор. Вдруг председатель, невзначай просунув руку в копну сена, возвышавшуюся с правой стороны, обнаружил под сухими стеблями что-то твердое. Оказалось - чемоданчик. Старый неприглядный дешевый чемоданчик из дерматина. Не знаю, долго ли мужчины медлили проникнуть в тайну. Но бесспорно, что чемоданчик они в конце концов открыли и нашли в нем четыре женских платья, и все новенькие и красивые. Изящность платьев, на удивление несовместимая с деревенской обшарпанностью чемоданчика, вызвала у них, дескать, подозрение в краже. Под платьями было еще несколько предметов девичьего белья, а в них упрятана пачка писем, перевязанная голубой ленточкой. И все. До сих пор я ничего не знаю об этих письмах, не знаю даже, прочли ли их директор с председателем. Знаю только, что по ним установили имя адресата: Люция Шебеткова.

Пока они размышляли над нежданной находкой, председатель обнаружил в сене еще один предмет. Облупленный бидончик из-под молока. Тот голубой эмалированный бидончик, о загадочном исчезновении которого вот уже две недели кряду что ни вечер рассказывал в трактире госхозный пастух.

А там уже все пошло своим необратимым ходом. Председатель подождал, скрываясь в сеннике, а директор, спустившись в деревню, послал к нему на подмогу деревенского полицейского. Девушка в сумерки вернулась в свою благовонную ночлежку. Ей дали войти, дали закрыть за собой дверку, подождали с полминуты, а потом ввалились к ней.