Полное собрание стихотворений в одном томе (сборник) - Эдуард Асадов

Бычок (Шутка)

Топая упругими ногами,Шел бычок тропинкой луговой,Дергал клевер мягкими губамиИ листву щипал над головой.

Черный, гладкий, с белыми боками,Шел он, раздвигая лбом кусты,И смотрел на птиц и на цветыГлупо-удивленными глазами.

Он без дела усидеть не мог:Опрокинул носом кадку с пойломИ ушел из маминого стойлаПо одной из множества дорог.

Шел бычок свободно и легкоИ не знал, что солнце уже низкоИ что если мама далеко,То опасность ходит очень близко.

Да, в лесу не может быть иначе,И когда услышал за спинойЖадный и протяжный волчий вой,Замерла в груди душа телячья.

Он помчался, в ужасе мыча,Черный хвостик изогнув колечком.На краю обрыва, возле речки,Он остановился сгоряча.

Увидал, что смерть его близка:Сзади – волки, впереди – река,И, в последний миг найдя спасенье,Он шагнул… в мое стихотворенье!

Храбрая мама (Не совсем шутка)

Из гнезда при сильном ветреПтенчик выпал как-то разИ увидел в полуметреЖелтый блеск кошачьих глаз.

Птенчик дрогнул, заметался,Гибель так недалека.Кот сурово изгибался,Примеряясь для прыжка.

Вдруг спасительница-мама,Что-то пискнув на лету,Опустилась вниз и прямоСмело ринулась к коту.

Грозно перья распушилаИ в один присест потом(Показалось то иль было?)Злого вора проглотилаВместе с шерстью и хвостом.

Впрочем, как тут усомниться?!Даже тигров побеждать,Я уверен, может птица,Если птица эта – мать!

Лебеди

Гордые шеи изогн у ты кру то,В гипсе, фарфоре молчат они хмуро.Смотрят с открыток, глядят с абажуров,Став украшеньем дурного уюта.

Если хозяйку-кокетку порой«Лебедью» гость за столом назовет,Птицы незримо качнут головой:Что, мол, он знает и что он поймет?!

…Солнце садилось меж бронзовых скал,Лебедь на жесткой траве умирал.Дробь браконьера иль когти орла?Смерть – это смерть, оплошал – и нашла!

Дрогнул, прилег и застыл, недвижим.Алая бусинка с клюва сползла…Долго стояла подруга над нимИ, наконец, поняла!..

Разума птицам немного дано,Горе ж и птицу сражает, как гром.Все, кому в мире любить суждено,Разве тоскуют умом?

Сердца однолюбов связаны туго:Вместе навек судьба и полет,И даже смерть, убивая друга,Их дружбы не разорвет.

В лучах багровеет скальный гранит.Лебедь на жесткой траве лежит.А по спирали в зенит упругоКругами уходит его подруга.

Чуть слышно донесся гортанный крик,Белый комок над бездной повис,Затем он дрогнул, а через мигМетнулся отвесно на скалы вниз.

…Тонкие шеи изогнуты круто,В гипсе, фарфоре молчат они хмуро.Смотрят с открыток, глядят с абажуров,Став украшеньем дурного уюта.

Но сквозь фокстроты, сквозь шторы из ситцаСлышу я крыльев стремительных свист,Вижу красивую гордую птицу,Камнем на землю летящую вниз.

Два петуха (Шутка)

Вот это запевка, начало стиха:Ища червяков и зерна,Бродили по птичнику два петуха,Два верных, почти закадычных дружка,Рыжий петух и черный.

Два смелых, горластых и молодых,Страстями и силой богатых,И курам порою от удали ихБывало весьма туговато…

И жизнь бы текла у друзей ничего,Но как-то громадный гусак,Зачинщик всех птичьих скандалов и драк,Накинулся на одного.

Вдвоем бы отбились. Вдвоем как-никакЛегче сразить врага.Но рыжий лишь пискнул, когда гусакСшиб на траву дружка.

Он пискнул и тотчас бесславно бежал.И так он перепугался,Что даже и хвост бы, наверно, поджал,Когда бы тот поджимался.

Летел, вылезая почти из кожи!И были б забавными эти стихи,Когда бы вы не были так, петухи,Порой на людей похожи.

Яшка

Учебно-егерский пункт в Мытищах,В еловой роще, не виден глазу.И все же долго его не ищут.Едва лишь спросишь – покажут сразу.

Еще бы! Ведь там не тихие пташки,Тут место веселое, даже слишком.Здесь травят собак на косматого мишкуИ на лису – глазастого Яшку.

Их кормят и держат отнюдь не зря,На них тренируют охотничьих псов,Они, как здесь острят егеря,«Учебные шкуры» для их зубов.

Ночь для Яшки всего дороже:В сарае тихо, покой и жизнь…Он может вздремнуть, подкрепиться может,Он знает, что ночью не потревожат,А солнце встанет – тогда держись!

Егерь лапищей Яшку сгребетИ вынесет на заре из сараяТуда, где толпа возбужденно ждетИ рвутся собаки, визжа и лая.

Брошенный в нору, Яшка сжимается.Слыша, как рядом, у двух ракит,Лайки, рыча, на медведя кидаются,А он, сопя, от них отбиваетсяИ только цепью своей гремит.

И все же, все же ему, косолапому,Полегче. Ведь – силища… Отмахнется…Яшка в глину уперся лапамиИ весь подобрался: сейчас начнется.

И впрямь: уж галдят, окружая нору,Мужчины и дамы в плащах и шляпах,Дети при мамах, дети при папах,А с ними, лисий учуя запах,

Фоксы и таксы – рычащей сворой.Лихие «охотники» и «охотницы»,Ружья-то в руках не державшие даже,О песьем дипломе сейчас заботятся,Орут и азартно зонтами машут.

Интеллигентные вроде люди!Ну где же облик ваш человечий?– Поставят «четверку», – слышатся речи, –Если пес лису покалечит.– А если задушит, «пятерка» будет!

Двадцать собак и хозяев двадцатьРвутся в азарте и дышат тяжко.И все они, все они – двадцать и двадцать –На одного небольшого Яшку!

Собаки? Собаки не виноваты!Здесь люди… А впрочем, какие люди?!И Яшка стоит, как стоят солдаты,Он знает, пощады не жди. Не будет!

Одна за другой вползают собаки,Одна за другой, одна за другой…И Яшка катается с ними в драке,Израненный, вновь встречает атакиИ бьется отчаянно, как герой!

А сверху, через стеклянную крышу, –Десятки пылающих лиц и глаз,Как в Древнем Риме, страстями дышат:– Грызи, Меркурий! Смелее! Фас!

Ну, кажется, все… Доконали вроде!..И тут звенящий мальчиший крик:– Не смейте! Хватит! Назад, уроды! –И хохот: – Видать, сробел ученик!

Егерь Яшкину шею потрогал,Смыл кровь: – Вроде дышит еще… Молодец!Предшественник твой протянул немного.Ты дольше послужишь. Живуч, стервец!

День помутневший в овраг сползает,Небо зажглось светляками ночными,Они надо всеми равно сияют,Над добрыми душами и над злыми…

Лишь, может, чуть ласковей смотрят туда,Где в старом сарае, при егерском доме,Маленький Яшка спит на соломе,Весь в шрамах от носа и до хвоста.

Ночь для Яшки всего дороже:Он может двигаться, есть, дремать,Он знает, что ночью не потревожат,А утро придет, не прийти не может,Но лучше про утро не вспоминать!

Все будет снова – и лай и топот,И деться некуда – стой! Дерись!Пока однажды под свист и гоготНе оборвется Яшкина жизнь.

Сейчас он дремлет, глуша тоску…Он – зверь. А звери не просят пощады…Я знаю: браниться нельзя, не надо,Но тут, хоть режьте меня, не могу!

И тем, кто забыл гуманность людей,Кричу я, исполненный острой горечи:– Довольно калечить души детей!Не смейте мучить животных, сволочи!

Ледяная баллада

Льды все туже сжимают круг,Весь экипаж по тревоге собран.Словно от чьих-то гигантских рук,Трещат парохода стальные ребра.

Воет пурга среди колких льдов,Злая насмешка слышится в голосе:– Ну что, капитан Георгий Седов,Кончил отныне мечтать о полюсе?

Зря она, старая, глотку рвет,Неужто и вправду ей непонятно,Что раньше растает полярный лед,Чем лейтенант повернет обратно!

Команда – к Таймыру, назад, гуськом.А он оставит лишь компас, карты,Двух добровольцев, веревку, нартыИ к полюсу дальше пойдет пешком.

Фрам – капитанский косматый пес,Идти с командой назад не согласен.Где быть ему? Это смешной вопрос!Он даже с презреньем наморщил нос,Ему-то вопрос абсолютно ясен.

Встал впереди на привычном местеИ на хозяина так взглянул,Что тот лишь с улыбкой рукой махнул:– Ладно, чего уж… Вместе так вместе!

Одежда твердеет, как жесть, под ветром,А мгла не шутит, а холод жжет,И надо не девять взять километров,Не девяносто, а девятьсот!

Но если на трудной стоишь дорогеИ светит мечта тебе, как звезда,То ты ни трусости, ни тревогиНе выберешь в спутники никогда.

Вперед, вперед по торосистым льдам!От стужи хрипит глуховатый голос.Седов еще шутит: – Ну что, брат Фрам,Отыщешь по нюху Северный полюс?

Черную шерсть опушил мороз,Но Фрам ничего – моряк не скулящий,И пусть он всего лишь навсего пес –Он путешественник настоящий!..

Снова медведем ревет пурга,Пища – худое подобье рыбы.Седов бы любого сломил врага:И холод, и голод. Но вот цинга…И ноги, распухшие, точно глыбы.

Матрос, расстроенно-озабочен,Сказал: – Не стряслось бы какой беды.Путь еще дальний, а вы не очень…А полюс… Да бог с ним! Ведь там, между прочим,Все то же: ни крыши и ни еды…

Добрый, но, право, смешной народ!Неужто и вправду им непонятно,Что раньше растает полярный лед,Чем капитан повернет обратно!

И, лежа на нартах, он все в метель,Сверяясь с картой, смотрел упрямо,Смотрел и щурился, как в прицел,Как будто бы видел во мраке цель,Там, впереди, меж ушами Фрама.

Солнце все ниже… Мигнуло – и прочь…Пожалуй, шансов уже никаких.Над головой полярная ночь,И в сутки – по рыбине на двоих.

Полюс по-прежнему впереди.Седов приподнялся над изголовьем:– Кажется, баста! Конец пути…Эх, я бы добрался, сумел дойти,Когда б на недельку еще здоровья…

Месяц желтым горел огнем,Будто маяк во мгле океана.Боцман лоб осенил крестом:– Ну вот и нет у нас капитана!

Последний и вечный его покой:Холм изо льда под салют прощальный,При свете месяца, как хрустальный,Зеленоватый и голубой…

Молча в обратный путь собрались.Горько, да надо спешить, однако.Боцман, льдинку смахнув с ресниц,Сказал чуть слышно: – Пошли, собака!

Их дома дела и семейства ждут,У Фрама же нет ничего дороже,Чем друг, что навеки остался тут,И люди напрасно его зовут:Фрам уйти от него не может!

Снова кричат ему, странный народ,Неужто и вправду им непонятно,Что раньше растает полярный лед,Чем Фрам хоть на шаг повернет обратно!

Взобрался на холм, заскользив отчаянно,Улегся и замер там, недвижим,Как будто бы телом хотел своимЕще отогреть своего хозяина.

Шаги умолкли… И лишь морозДа ветер, в смятенье притихший рядом,Видели, как костенеющий песСвою последнюю службу нес,Уставясь в сумрак стеклянным взглядом.

Льдина кружится, кружат года,Кружатся звезды над облаками…И внукам бессоннейшими ночами,Быть может, увидится иногда,

Как медленно к солнцу плывут из мракаГерой, чье имя хранит народ,И Фрам – замечательная собака,Как черный памятник вросшая в лед.

Воробей и подсолнух