Карта утрат - Белинда Хуэйцзюань Танг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
После похорон они вернулись домой, где всех ждала поминальная трапеза. Итянь сидел в углу – он ни с кем не здоровался, не заговаривал. Он не желал вести все эти ритуальные беседы с родичами, которые примутся доказывать, как они любили Ишоу и как их потрясла его смерть. Итянь заметил, как мать посмотрела на него, а потом перевела взгляд на отца. Тот сидел за столом в стороне от всех, перед ним стояла бутылка. Вообще-то байцзю предназначалась для гостей, но отец забрал бутылку и наливал себе стопку за стопкой, не обращая ни на кого внимания.
Дядюшка, весь день просуетившийся, попытался подступиться к нему:
– Ну какой смысл теперь так убиваться.
Но вскоре Дядюшка, сказав несколько дежурных фраз матери Итяня, ретировался. Ближе к вечеру большинство гостей разошлись, а когда стемнело, в доме остались лишь несколько человек. Их удерживали любопытство и радость, что сами они живы и здоровы.
Отец, не обращая внимания на засидевшихся гостей, поднялся и побрел на задний двор. Он пошатывался, хромота сделалась еще отчетливей. Когда хозяин покинул поминки, последние гости тоже потянулись прочь.
Итянь выглянул во двор и увидел, что отец неловко сгребает в охапку хворост. В последний раз запасы хвороста пополнил Ишоу, еще до их поездки в Хэфэй, поэтому сейчас от основательной кучи осталась лишь горка тонких сучьев. С трудом сохраняя равновесие, отец принялся совать ветки под жаровню. Не глядя на Итяня, он пихал и пихал сучья в очаг. В движениях его сквозила какая-то странная методичная рассеянность.
Итянь вернулся в дом, переоделся и помог матери прибраться. Он подмел пол, мать вскипятила воду, чтобы им помыться. Итянь ждал, когда закончится этот день, чтобы собрать его осколки и спрятать их.
Раздеваясь перед купанием, Итянь почувствовал запах дыма. Сперва он не понял, что горит, но потом вспомнил, как отец сооружал в очаге некое подобие поленницы. Солнце уже село, и снова дал о себе знать холод недавней зимы. Итянь встревожился: что там отец задумал, один, пьяный, во дворе?
Он торопливо натянул одежду и выскочил наружу.
В темноте ночи уже раскручивались перышки дыма. Отец смотрел на огонь.
– Па… Что ты делаешь? – Это были первые слова, которые Итянь сказал отцу после того, как они уехали из больницы.
Отец прижимал к груди стопку бумаг. Он ссутулился и крепко вцепился в них, словно птица в добычу. Когда Итянь приблизился, отец поднес бумаги к огню, и Итянь увидел записи. Он с удивлением узнал собственный почерк, неуклюжий и угловатый. Его тетрадки из начальной школы. Дальше в стопке Итянь разглядел исписанные убористым почерком листы – его подготовка к государственным экзаменам.
Он метнулся к отцу и попытался выхватить бумаги у него из рук.
С быстротой, какой Итянь не ожидал от человека, который весь день пил, отец отскочил в сторону.
– Забирай одежду и уходи. Ты, – он повернулся к Итяню, – мне не сын.
В сумерках отцовская тень слилась с темными предметами вокруг, так что силуэт казался огромным, загадочным и таким пугающим, что Итяня объял забытый детский ужас.
На рык отца из дома выскочила мать.
– Не смей так с ним! – закричала она. – Он один у нас и остался!
– Из-за него наш сын умер. Если б этот не вбил себе в голову, что ему нужно в университет поступить, Ишоу не заразился бы.
– Откуда нам знать, что случилось бы. Он не виноват. Никто не знает, что нам уготовано Небесами.
Отец повернулся к Итяню:
– Вечно одни и те же ошибки. Ты и мой отец ошибаетесь одинаково. Жизнь свою кладете ради книг, – язык у него заплетался, – знаешь, каково это – десятилетнему пацану всю семью кормить? Потому что папаша у тебя не в состоянии палец о палец ударить.
– Па, пожалуйста, – умолял Итянь, – я передумал. Я не стану дальше учиться. – Он готов был сказать что угодно, лишь бы положить конец словам отца.
Пламя, раззадоренное внезапным порывом ветра, выбросило в воздух языки. Отец закашлялся.
– Уходи. Срать я на тебя хотел. Ты убил брата.
– То, что случилось, – оно случилось! – выкрикнула мать. – Какой смысл вспоминать?!
Итянь с изумлением заметил, что родители говорят о нем так, будто он случайно забредший в их дом незнакомец. Отец по-прежнему держал в руках бумаги, теперь он прижимал их к себе локтем одной руки, а другой грозно потрясал.
Небо было темное, почти черное, и в красных отблесках пламени отцовские морщины казались глубокими, точно ущелья. На миг Итянь решил, что отец сейчас набросится на него. В детстве отец колотил его, когда на него накатывал внезапный гнев или напившись. И тогда Итянь сжимался в комок, прикрывал голову руками, а грязная деревянная трость лупила его по спине и ягодицам. Но сейчас отцовский голос звучал совсем иначе. Отец говорил медленно, сдерживая гнев.
– Пускай знает, чем нам обязан. Он отнял у нас сына.
– Не смей говорить такое, он тоже наш сын!
Отец не обратил на мать внимания и снова развернулся к огню.
Итянь и сам не знал, зачем двинулся к отцу. Необратимость утраты была очевидна, однако осталось кое-что, что он все еще мог защитить. Он потянулся, ухватил стопку бумаг и дернул на себя.
Итянь пнул отца, удар пришелся по больной ноге. Отец отшатнулся, лицо у него побагровело – то ли от удивления, то ли от ярости. Мать закричала. Отец размахнулся и впечатал кулак в лицо Итяня. Тот как подкошенный рухнул на землю. Лежа, даже не пытаясь подняться, Итянь видел, как в огонь летят его тетрадки.
Итянь знал, что не успеет. Он бросился к огню, но бумаги уже объяло пламя. Подобно цветам, закрывающимся с наступлением темноты, тетрадные листы сворачивалась и исчезали. Отец продолжал швырять в огонь тетради, пока в руках у него ничего не осталось.
Как же быстро сгорели его записи, над которыми Итянь так долго корпел. Огонь вылизывал бумагу, обращал в раскаленные клочки, скукожившиеся, утратившие смысл. Теперь Итянь видел, что для отца все эти записи и в самом деле ничего не значат, раз он с такой легкостью расправился с ними. В этих записанных
