Второе кольцо силы - Карлос Кастанеда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что случилось, Паблито?
– Эти ведьмы выжили меня из дому. Они взяли верх и выбросили меня из дому, как мусор. Теперь я живу в доме Хенаро вместе с Нестором и Бениньо. Нагваль сказал, что такое может случиться, и дал Ла Горде задание быть посредником между нами и этими тремя суками, но Ла Горда все еще остается той же, кого Нагваль обычно называл «Двести Двадцать Задниц». Он дал ей это прозвище потому, что она весила двести двадцать фунтов, и она носила его много лет.
При воспоминании о Ла Горде Паблито фыркнул от смеха.
– Она была самой жирной и вонючей недотепой, какую только можно представить, – продолжал он. – Сейчас она весит вдвое меньше, но по своему уму все еще остается такой же толстой и ленивой и ничего не может сделать для нас. Но теперь ты здесь, Маэстро, и наши беды позади. Теперь нас четверо против четверых.
Я хотел вставить замечание, но он остановил меня.
– Позволь мне закончить то, что я хотел сказать прежде, чем эта ведьма вернется обратно, чтобы вышвырнуть меня, – сказал он, нервно поглядывая на дверь. – Я знаю, что они сказали тебе, что вы пятеро – одно и то же, так как вы – дети Нагваля. Это ложь! Ты подобен и нам, Хенарос, потому что Хенаро помогал тебе формировать твою светимость. Ты тоже один из нас. Понимаешь, что я имею в виду? Так что не верь тому, что они говорят. Точно так же ты принадлежишь и нам. Ведьмы не знают, что Нагваль рассказал нам все. Они думают, что только они все знают. Нас сделали два Толтека. Мы – дети обоих. Эти ведьмы…
– Постой-постой, Паблито, – сказал я, закрыв ему рот рукой.
Он остановился, явно испуганный моим внезапным жестом.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что понадобились два толтека для того, чтобы сделать нас?
– Нагваль говорил нам, что мы – Толтеки. Он сказал нам, что Толтек – это получатель и хранитель тайн. Нагваль и Хенаро – Толтеки. Они дали нам свою особую светимость и свои тайны. Мы получили тайны и теперь храним их.
Использование им слова «толтек» озадачило меня. Я был знаком только с его антропологическим значением. В этом контексте оно относилось к культуре говорящего на языке науаль народа в Центральной и Южной Мексике, которая ко времени Конкисты уже угасла.
– Почему он назвал нас толтеками? – спросил я в полном недоумении.
– Потому что мы ими являемся. Вместо того чтобы называть нас магами или колдунами, он говорил, что мы – Толтеки.
– Если это так, то почему ты называешь сестричек «ведьмами»?
– А, это потому, что я ненавижу их. Это не имеет никакого отношения к тому, чем мы являемся.
– Нагваль говорил это всем?
– Да, конечно. Все знают это.
– Но он никогда не говорил этого мне.
– Ну, это потому, что ты очень образованный человек и всегда начинаешь обсуждать любую ерунду.
Он пронзительно рассмеялся и похлопал меня по спине.
– Нагваль случайно не говорил тебе, что толтеки были древним народом, который жил в этой части Мексики? – спросил я.
– Видишь, куда тебя заносит. Вот почему он и не говорил тебе об этом. Старый воин, наверное, и не знал, что Толтеки были древним народом.
Смеясь, он стал раскачиваться на своем стуле. Смеялся он очень заразительно и с большим удовольствием. Потом встал и прошел к кухонной плите. Изучив содержимое горшка, стоявшего на малом огне, он спросил, кто приготовил эту еду. Я был совершенно уверен, что это дело рук Ла Горды, но ответил, что не знаю. Он несколько раз принюхался к нему короткими вдохами, как собака, и заявил, что нос говорит ему: еду готовила Ла Горда. Он спросил меня, пробовал ли я это, и когда я сказал, что закончил есть как раз перед его приходом, он взял миску с полки и положил себе огромную порцию. Он настоятельно порекомендовал мне есть только пищу, приготовленную Ла Гордой, и пользоваться только ее миской, как это делает он сам. Я ответил, что Ла Горда и сестрички подавали мне еду в темной миске, которую держали на полке отдельно от остальной посуды. Он сказал, что она принадлежала самому Нагвалю. Мы вернулись к столу. Он ел молча и очень медленно. Его полная сосредоточенность заставила меня осознать, что все они ели в полном молчании всегда.
– Ла Горда – великая повариха, – сказал он, закончив есть. – Она обычно кормила меня. Это было много лет назад, когда она еще не ненавидела меня – до того, как она стала ведьмой, я имею в виду – Толтеком.
Он посмотрел на меня с искрой в глазах и подмигнул.
Я почувствовал себя обязанным ответить ему, что Ла Горда не производит на меня впечатления человека, способного кого-то ненавидеть. Я поинтересовался, знает ли он, что она потеряла свою форму.
– Это сплошной вздор! – воскликнул он.
Он уставился на меня, как бы оценивая мой удивленный взгляд, а затем закрыл лицо рукой и захихикал, как смущенный ребенок.
– Ну хорошо – она действительно сделала это, – сказал он. – Она просто великолепна.
– Почему же тогда ты не любишь ее?
– Я хочу кое-что рассказать тебе, Маэстро, потому что верю тебе. Неправда, что я совершенно не люблю ее. Она самая лучшая. Она – женщина Нагваля. Просто я веду себя с ней так, потому что мне нравится, когда она балует меня, и она делает это. Она никогда на меня не раздражается. Я могу делать все что угодно. Иногда меня заносит, мною овладевает физическое возбуждение, и я хочу отколотить ее. Когда это случается, она просто отходит в сторону, как это обычно делал Нагваль. В следующий момент она даже не помнит, что я сделал. Это настоящий бесформенный воин для тебя. Она ведет себя точно так же со всеми. Но остальные для нас – сущий кошмар. Мы по-настоящему плохие. Те три ведьмы ненавидят нас, а мы ненавидим их.
– Вы – маги, Паблито. Неужели вы не можете прекратить ваши пререкания?
– Конечно же, можем, но не хотим. Ты что, ждешь от нас, что мы будем братьями и сестрами?
Я не знал, что сказать.
– Они были женщинами Нагваля, – продолжал он. – И все же все ожидали, что возьму их я. Как, во имя неба, я должен был сделать это! Я сделал попытку с одной, но, вместо того чтобы помочь мне, эта ведьма-ублюдок чуть не убила меня. В результате теперь эти бабы остерегаются меня, словно я совершил преступление. Все, что я делал, – это выполнял инструкции Нагваля. Он сказал мне, что я должен вступить в
