Жизнь на общем языке - Татьяна Александровна Алюшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, им было не до размышлений о каких-то высоких материях и рассуждений о чем-то метафизическом – их просто затянуло в эротическом, сексуальном вихре яркого и мощного обоюдного желания соединиться, слиться в одном порыве, и они торопились, судорожно и бестолково пытаясь поскорей избавиться от одежды, которой оказалось слишком много и она ужасно плохо снималась, путаясь и цепляясь за руки-ноги, крючки-застежки, штанины и рукава.
Чуть не рыча от досады и торопливости, они умудрились что-то постягивать и отбросить в сторону, что-то снять не до конца… и все, все – он провел своей большой горячей ладонью по ее полыхающей от желания коже и поцеловал ее трепещущий животик, а она тянула его вверх, чтобы слиться в новом горячем поцелуе, и он шептал что-то и шел за ее желанием, а она стонала и торопила, торопила…
…и он вошел наконец в нее, соединив их тела и жизни в то самое единое целое, и замер, переживая сам и давая возможность пережить и почувствовать всю полноту и красоту этого короткого мгновения и ей… А переступив за тот миг, поддерживая и подгоняя друг друга все больше и больше разгорающейся страстью и сводящим с ума желанием, они понеслись в одном ритме, в одном едином дыхании к апофеозу, сливаясь в прекрасное, законченное целое…
И, на самой вершине их соединения, на том великолепном пике, на который им посчастливилось выскочить вместе, переживая сильнейшее эротическое потрясение, Клавдия распахнула глаза, взлетая в Небо, и, не сдерживаясь, свободно, радостно и мощно выпустила в это же Небо свой победный крик освобождения, разошедшийся волной по черной степи…
Они долго лежали, не размыкая объятий, даже не пытаясь перелечь как-нибудь поудобней. Лежали, молчали и плавились в остывающем, не менее великолепном «послевкусии» их потрясающего оргазма. И только спустя какое-то неизвестное, продолжительное время Матвей осторожно переместился и лег на бок, придвинул к себе и обнял Клаву, пошарил рукой вокруг, нащупал чью-то куртку, притянул и накрыл ею девушку, пошарил еще разок, наткнулся на край спальника-одеяла, подтянул и его и накрыл на этот раз их обоих.
Они лежали, тесно-тесно обнявшись, и смотрели в сверкающий неисчислимым количеством звезд разной яркости и размеров, переливающийся их блеском, волшебный, непостижимый Космос, молчали и прислушивались к тихой-тихой музыке, звучавшей где-то внутри их…
И было это настолько… не объяснить, не передать, не постичь…
Музыка внутри… и бескрайняя бесконечность Космоса.
Клавдия проснулась, чувствуя незнакомое удивительное состояние абсолютного внутреннего расслабленного покоя, умиротворения и вместе с тем какой-то светлой душевной радости. Улыбнулась этому дивному ощущению и чувствам, вздохнула глубоко и открыла глаза.
Еще не поднявшееся, лишь обозначившее свои намерения солнце высветлило небо над горизонтом, сотворив поразительную картину, в которой одна, западная, сторона небосвода все еще чернела тьмой, переливаясь и сияя бриллиантовой россыпью звезд, а вторая, восточная, светлела, словно размывая четкость, лишая звезды яркости и смягчая черную бархатность ночи.
Клава снова глубоко вздохнула, любуясь этим прекрасным зрелищем, пошевелилась и поняла, что лежит на боку, прижимаясь спиной к мужчине, обнимающему ее одной рукой за талию, другую же положив ей под шею, плотно укутанная в куртку и расстегнутый спальник, а на голове у нее даже обнаружилась шапка.
И когда это, интересно, Матвей успел ее так уложить и утеплить и как, если она даже не почувствовала?
– Привет, – тихим полушепотом поздоровался предмет ее размышлений.
– Привет, – в тон ему ответила Клава и перевернулась, чтобы оказаться к нему лицом. А посмотрев на него, перевела взгляд наверх. – Ты видел, какая красота? Солнце встает.
– Видел, – ответил он. – И уже не первый раз, но каждый раз это как-то по-другому, иначе. – Помолчал, рассматривая небосвод, и признался: – Мне очень хотелось тебе это показать, поделиться этим с тобой.
– Это какое-то конкретное место или мы просто отъехали подальше от света и жилья в степь? – спросила Клавдия и, оторвав взгляд от неба, снова посмотрела на него.
– Это очень конкретное место, – объяснил Матвей и предложил: – Посмотри вокруг.
Он подождал, пока Клава обведет взглядом окрестности, и пояснил:
– Видишь, мы находимся на небольшой возвышенности, на плоской вершине холма. Говорят, что в древности это место считалось сакральным. Не знаю, сейчас его не почитают таковым, даров сюда не приносят и обряды здесь не совершают, может, просто забыли. Степь большая и разная, как море, горы или пустыня. И в каждом ее уголке можно видеть звездное небо. Но мы с братьями решили, что с этого места Космос виден лучше всего, до самой его глубины. И отчего-то именно здесь, когда наблюдаешь это потрясающее зрелище, кажется, будто бы оно проникает в тебя и ты в нем растворяешься. Не знаю, может, мы просто наслушались сказок и всяких мистических историй, что рассказывал нам в детстве дедушка Бадарч, известный сказитель и великий рассказчик, но нам с парнями нравилось думать и считать, что мы заново открыли Холм Начала Жизни, на котором сбываются все мечты и желания. И это только наша тайна.
– Ты поэтому меня сюда привез, чтобы сбылись твои мечты? – спросила его Клава.
– Я так далеко не думал и ничего конкретного не желал и не загадывал. Просто хотел поделиться с тобой этим местом и нашей детской тайной. И красотой ночного звездного неба. Самое лучшее время, когда небосвод видно намного четче, чем обычно, когда небо самое яркое и самое пронзительное, – это вторая половина сентября. А если повезет, как нам с тобой, и сентябрь окажется теплым, то в самые его последние дни небо особенно прекрасно. Как сейчас.
– Спасибо, – прочувствованно, от самого сердца и души поблагодарила Клавдия. – Это невероятно щедрый подарок, великолепный.
– Пожалуйста, – чуть помолчав, ответил Матвей.
Прижал ее к себе покрепче и перевернулся вместе с ней так, что оказался лежащим сверху, и начал покрывать лицо Клавдии тихими, короткими и очень нежными поцелуями. И она плавилась от этих его поцелуев, испытывая непередаваемую негу, какую-то щемящую нежность и страсть одновременно, и смотрела сквозь щелки глаз, полуприкрытых от невероятных, удивительных ощущений, которые испытывала, на светлеющий небосвод и сдающиеся солнечному свету, гаснущие звезды.
И было это настолько потрясающе чувственно и волшебно, что слезинки срывались с уголков ее глаз и текли по лицу, растворяясь где-то в бортике шапки.
Но, как ни прекрасны были мгновения, наполненные нежностью, страсть, позволив недолго насладиться этими ощущениями, полыхнула в полную силу, как вырвавшийся из топки огонь,
