Утро в раю - Фитц

вам яблочный пирог принесла. Настоящий апфельштрудель!

Вот он. Пожалуйста, к кофе.

И тут я вспомнил, что наступило время традиционного

немецкого кофепития, которое, даже если вдруг солнце дви-

нется вспять, неизменно будет протекать между 15 и 16 ча-

сами и которое для истинных баварцев столь же обязатель-

но и естественно, как, например, воскресное посещение

церкви. Жена тоже уловила намёк и быстренько извлекла

из шкафа наш парадный сервиз.

А потом мы пили кофе, говорили о пустяках и много сме-

Buch Utro v raju_210211.indb 189

09.03.2011 20:48:23

ялись. Но не потому, что шутили, а просто всем нам было

хорошо.

Пять книг, о которых упомянула наша новая знакомая,

оказались сборником сказок Пушкина, двухтомником До-

стоевского, а также избранными произведениями Гоголя

и Чехова – обычный «джентльменский набор» русской

классики среднестатистического западноевропейца 70 –

80-х годов, интересующегося Россией. Но вот Рубцов! Этот

трагичный поэт явно выпадал из «списка рекомендуемой

туристам литературы». Он-то как в нём оказался? Чем при-

влёк внимание бывшего унтер-офицера вермахта, бывшего

военнопленного, несостоявшегося инженера, поэта и пере-

водчика, проведшего большую часть жизни в глухом бавар-

ском селе Акслах? Где его купил Карлхубер? А может быть,

эту книжицу ему подарил сам автор?

Нет, размышлял я, скорее всего, это мои ничем не под-

креплённые фантазии. Не мог Карлхубер встретиться с Руб-

цовым. С ласкаемыми властями Евтушенко, Вознесенским,

Беллой Ахмадулиной – сколько угодно, а вот с Рубцовым –

никогда! Да и где? Не в Вологде же, в которой поэт прожил

190

последние, отпущенные ему судьбой годы. Да и не верю

я, чтобы западного немца Карлхубера пустили в Вологду.

Зачем? Что ему было там делать? Любоваться домами, ко-

торые он в ней построил? Искать могилы друзей на клад-

бище, которого не существует? Вспоминать? Хотя, стоп! Вот

в книжке пометки рядом со стихотворением «Последний

путь», сделанные, как сказала фрау Карлхубер, её мужем.

Это были переводы некоторых русских слов на немец-

кий. А стихотворение звучит так:

Идёт процессия за гробом.

Долга дорога в полверсты.

На тихом кладбище – сугробы

И в них увязшие кресты.

Молчит народ. Смирился с горем.

Мы все исчезнем без следа.

И только слышно, как над полем

Тоскливо воют провода.

Buch Utro v raju_210211.indb 190

09.03.2011 20:48:23

Трещат крещенские морозы.

Идёт народ… Всё глубже снег.

Всё величавее берёзы.

Всё ближе к месту человек…

Он в ласках мира, в бурях века

Достойно дожил до седин.

И вот… Хоронят человека…

- Снимите шапку, гражданин!

Чем привлекло оно бывшего военнопленного? Какие

ассоциации вызывала «тихая лирика» Рубцова, названно-

го ещё при жизни «певцом земли, осени, дождя, сумерек

и грусти»4?

Обо всём этом, а не только о своей нынешней и будущей

жизни на родине предков думал я позже, гуляя в одиноче-

стве по чудным, словно кадры из рисованных мультфиль-

мов окрестностям Акслаха. Они были совершенно иными,

нежели те леса и поляны, где родился, творил, бражничал,

влюблялся и встретил смерть Николай Рубцов и где «мотал

191

срок» муж моей новой знакомой? И вообще, что может быть

общего между «справным баварским хозяином» и русским

поэтом, написавшим:

Когда я буду умирать,

А умирать я точно буду!

Ты загляни-ка под кровать –

И сдай порожнюю посуду.

Конечно, эти мысли и вопросы для меня, свеженького

переселенца, были в ту пору далеко не главными. Скорее –

третьестепенными. Но всё же время от времени они воз-

никали в сознании, а вместе с ними появлялось сухощавое,

с правильными чертами лицо Карла Карлхубера, виденное

мною только на фотографиях…

Удивительная вещь – память. Например, лицо бесконечно

любимого и родного человека – своей бабушки Татьяны, ко-

торая вырастила, воспитала и даже спасла меня от смерти, –

4 Из книги Педенко С. «Лёд и пламень». Северо-Западное книжное издатель-

ство, 1981 г.

Buch Utro v raju_210211.indb 191

09.03.2011 20:48:23

я не помню. А вот баварца Карлхубера вместе с Николаем

Рубцовым, которого видел к тому времени всего пару раз, да

и то на фотографиях, представляю ясно. Причём непременно

в сибирской тайге или в небольшом городке-посёлке на рус-

ском Севере. Может быть, потому, что довелось служить там

в армии, на строительстве железнодорожной трассы Ивдель-

Обь, которую вместе с воинскими подразделениями про-

кладывали также и зэки. Перегон – они, перегон – мы. И так

до самого Ледовитого океана, не разговаривая, не встреча-

ясь, но изредка видя друг друга. Издали.

Рубцова я представлял в чёрной фуфайке, накинутой

на «потёртый, тусклый пиджачок»5, а Карлхубера в мыши-

ного цвета шинели, местами прихваченной огнём кострищ,

у которых грелись заключённые. Это по ассоциации с уви-

денным на Севере в период, когда служил в железнодорож-

ных войсках.

После занятий на языковых курсах я иногда отправлялся

побродить по окрестностям – заглядывал на хутора, заходил

в ближайший от Акслаха городок Готтесцель, где наблюдал

неспешную, размеренно-разумную жизнь баварцев. Много

192

позже мой друг доктор социологии Нузгар Бетанели, впер-

вые приехав в Баварию из Москвы, скажет: «Как было, на-

верное, тяжко покидать местным парням этот рай ради того,

чтобы оказаться на Восточном фронте». Я ему тогда воз-

разил: любой фронт ужасен, что Восточный, что Западный,

впрочем, как и любая война. «Конечно, ты прав, – сказал

Нузгар, – но я сейчас не о войне, и тем более не о Гитлере,

Черчилле или Сталине. Я о том, что обладай правом выбора,

где прожить следующую жизнь, если таковая, конечно, су-

ществует, непременно остановился бы на Баварии. До того

здесь легко мне дышится».

23 февраля 2001 года Нузгар умер. В Москве. Узнав

об этом, я неожиданно вспомнил Карла Карлхубера, скон-

чавшегося в 1987 году в Акслахе. И ещё подумал: интересно,

где бы он захотел прожить ещё одну жизнь, появись у него

такая возможность? Наверняка тоже в Баварии. Хотя, чтобы

ощутить прелесть этого края, нужно попутешествовать, по-

скитаться, поездить по миру. А он поездил, точнее – поша-

5 Фраза друга Николая Рубцова поэта Льва Котюкова из его книги «Демоны и

бесы Николая Рубцова». Москва: Юпитер, 2004 г.

Buch Utro v raju_210211.indb 192

09.03.2011 20:48:23

гал. Сначала в солдатских колоннах, позже – в арестантских.

А вот Рубцов наверняка ни за что не променял бы свою

«тихую родину». Даже на Баварию, окажись он здесь.

Откуда у меня такая уверенность? А вы вслушайтесь

в строки:

Школа моя деревянная!..

Поле, холмы, облака.

Мёдом, зерном и сметаною

Пахнет в тени ивняка.

С каждой избою и тучею,

С громом, готовым упасть,

Чувствую самую жгучую,

Самую смертную связь.

Хотя, с другой стороны, мир Николая Рубцова – не только

деревенские просёлки, Русский Север, родная ему Вологод-

чина. Его мир – вся планета людей.

…Поэтический сборник Рубцова с подстрочником не-

193

которых стихотворений Карла Карлхубера я показал двум

симпатичным гэдээровским немкам – Карин Пёч и Кристе

Вайс, преподававшим нам немецкий на языковых курсах.

Они же помогли скопировать переводы, а заодно книгу Ни-

колая Рубцова, составили сопроводительное письмо за моей

подписью, в котором рассказывалось об удивительном су-

венире, привезённом из России бывшим военнопленным.

Посоветовавшись, всё это мы отправили в Мюнхен, в глав-

ную редакцию крупнейшего в Европе издательского кон-

церна Bertelsmann, надеясь, естественно, на чудо. Но чудо

не случилось. Переводы стихотворений Рубцова, сделанные

Карлхубером, никого там не взволновали. А может быть,

они действительно были слабыми? Не знаю. Спустя мно-

го лет живущий в Вольфратсхаузене известный немецкий

писатель, блестящий знаток русской литературы Фридрих

Хитцер, переведший на немецкий повести и романы многих

российских писателей, сказал мне: «К сожалению, интерес

к русской литературе, особенно после крушения СССР, на За-

паде и конкретно в Германии резко упал. Что же касается

стихов, то у нас теперь даже Пушкина не издают». Помолчал

Buch Utro v raju_210211.indb 193