Миграции - Шарлотта Макконахи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты теперь настоящий моряк, Фрэнни, — говорят они.
Эннис держится неподалеку от американского берега, говорит, что, если забрать к востоку, мы никогда не нагоним птиц. Переход через Атлантику будет слишком долгим, проще отклоняться постепенно, чтобы перехватить птиц гораздо дальше к югу.
Сейчас справа от нас Бразилия, так близко, что видно берег. А слева — Африка. Ноги так и зудят, хочется сойти на сушу и там, и там, исследовать их, но у нас нет времени.
Бэзил на меня не смотрит, со мной не разговаривает, и я не против. Почти все время ворчит, что он этакий пленник на этом судне, поскольку ему не дали возможности проголосовать за то, чтобы повернуть обратно. Он продолжает упоенно орудовать на кухне, вот только возможностей у него поубавилось, потому что из продуктов остались одни консервы. Я только обрадуюсь, если больше никогда в жизни не возьму в рот фасоли. Почти все время я провожу с Леей, Дэшем и Малом, изучая такелаж. Даже проведя в море столько времени, я, похоже, почти ничего не освоила, а Мал добросовестно обучает меня неправильным терминам, так что, когда я их использую, все хихикают.
Здесь, на борту, не так уж сложно делать вид, что мы никакие не беглецы. А я могу делать вид, что меня не разыскивают за убийство — опять.
Нынче днем я в трюме, в подбрюшье судна — меня отправили в моторный отсек на помощь Лее. Эту работу я терпеть не могу, потому что там жарко и душно. Лея поставила меня проверять калибровку датчиков давления всяких там гидравлических жидкостей, воздуха и кислорода — это нужно проделывать регулярно. Она возится с чем-то промасленным, как всегда, перемазав лицо и руки, а потом вдруг прерывается и начинает материться.
— Сдох.
— Кто? — спрашиваю я.
— Запасной генератор.
— А починить не можешь?
— Не-а.
— И что это означает?
— Это означает, что мы в полной жопе, Фрэн-ни, — рявкает она, отводя потные волосы от лица. — Теперь, если основной сломается, мы останемся без электричества и ничего не сможем с этим поделать.
— А для чего мы используем электричество?
Она фыркает:
— Для всего, дурында. Обогрев, навигация, силовая установка, горячая вода, все кухонное оборудование, не говоря уж о питьевой воде, мать ее так.
— Ясно. Блин. А основной может сломаться?
— Да запросто, он постоянно ломается.
— Просто мы этого не замечали, потому что подключался запасной?
— Какой ты умный, Шерлок.
Она с топотом поднимается по трапу — меня давно приучили не называть трапы лестницами, — я поспешаю следом.
— Ты куда?
— Доложить капитану.
Энниса мы обнаруживаем на мостике; я слышу, как Лея излагает ему проблему куда более обстоятельно, чем мне. Единственная реакция Энниса — долгий выдох, да еще он, кажется, немного понурился. Он снова поворачивается к штурвалу и смотрит вперед, на пустынное море.
— Спасибо, Лея.
— Я считаю, нужно сходить на берег.
Долгое молчание, а потом он произносит:
— Пока рано.
— Капитан, идти дальше без запасного нельзя. Огромный риск, сумасшедший. Едва что-то случится…
— Я понимаю, Лея.
Она сглатывает, выпрямляется и, очевидно, набирается храбрости.
— Понимаешь ли ты, что подвергаешь нас опасности?
— Да, — отвечает он просто.
Она смотрит и на меня. Взгляд слегка смягчается.
— Ладно, только жить так до бесконечности нельзя, капитан. Нужно составить нормальный план спасения Фрэнни. Рано или поздно понадобятся топливо и припасы — тут же не гребаная «Любовь во время чумы». Остается надеяться, что наш дедулька «Сагани» не потонет прежде, чем мы нагоним эту воображаемую рыбу.
Лея с топотом удаляется, мы с Эннисом спокойно переглядываемся.
— Я найду другое судно, — предлагаю я.
Эннис будто не слышит.
— Курс все тот же? — Карту на экране он видит не хуже меня и все же вынуждает меня к ней подойти. Мы старательно помечаем маршрут крачек, чтобы выявить закономерности их передвижения, которое день ото дня становится все более непредсказуемым. Сейчас они направляются от побережья Анголы в нашу сторону.
— Все так же, юго-юго-запад, — говорю я. — Если будут держаться того же курса, мы их перехватим, но, Эннис, они ведь могут и не остаться. Все зависит от ветра и пищи.
Эннис кивает, один раз. Ему наплевать. Как сказал тогда Аник, куда ж теперь денешься.
— Они не свернут, и мы тоже, — говорит он.
Лея всегда первой выключает свой ночник, а я еще долго читаю. Но сегодня она, вопреки обыкновению, засыпает не сразу. Переворачивается к стене и приглушенным голосом спрашивает:
— А как ты без пальцев на ноге осталась?
— Отморозила.
— Как именно отморозила?
— Ну, просто… ходила по снегу босиком.
— Туповатое какое-то занятие, не находишь?
— Ага.
— А что, как ты думаешь, будет, когда мы найдем этих птиц?
— В каком смысле?
— Ну, будет нам хороший улов, ладно, дело славное, а с тобой-то чего? Ты собираешься домой возвращаться? Или останешься в бегах до конца жизни?
— А тебя-то оно с какой радости заботит?
— Так вот заботит. Если тебя поймают, то посадят снова, верно? За нарушение подписки о невыезде. А когда выяснится, что и в Сент-Джонсе это ты…
Я закрываю книгу.
— Они наверняка выяснят, чьим паспортом ты воспользовалась, — предупреждает она, как будто я сама этого не знаю.
— Каким образом?
— Хрен их знает. Как-то же полиция все выясняет. — Она сердито садится, опускает ноги с койки. — Что ты от меня скрываешь? Потому что ни фига ты не похожа на этакую беглянку.
— Я не беглянка.
— А должна быть беглянкой! И бояться тоже должна, Фрэнни! Не хочу я, чтобы ты снова села в тюрьму.
Я слышу слезы в ее голосе и с ужасом понимаю, что она плачет.
— Господи, ну не надо, — пытаюсь я ее успокоить. — Оно того не стоит.
— Пошла ты в жопу, — рявкает она, закрывая лицо руками.
Я неохотно выбираюсь из постели, подхожу, сажусь с ней рядом.
— Ну, Лея, хватит.
— Самой-то тебе плевать, да?
— Ну, в принципе, нет. — Хотя какая разница, если ты твердо решил умереть задолго до того, как тебя поймают.
Лея смотрит на меня, и боль у нее в глазах какая-то странная, едва ли не обольстительная, а потом я не успеваю отвернуться, а она уже целует меня.
— Лея, погоди, не надо.
— А чего не надо-то? — спрашивает она губы в губы.
— Я замужем.
— Фиг оно тебя с Бэзилом остановило.
— Там речь шла о разрушении, так что не имело значения. А это имеет.
Она тихо вздыхает — стала
