Еврейская нота - Михаил Иосифович Веллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она стала вести дневник. Прошедшая депрессия переродилась в жутковатое и гордое ощущение своей миссии и даже избранности. Рут избрала себе типа преемницы и обратила на нее нереализованные материнские чувства. Девочку звали Шарон Лапида, ей было двадцать два года и она, конечно, чем-то напоминала Рут в ее возрасте. А может, это только казалось? Сердце видит только внутреннюю внешность, если вам понятен такой неуклюжий оксюморон.
Сначала Рут делала в дневнике записи – то есть набирала на компьютере и распечатывала на принтере, чтобы потом сложить в папку. Ее огорчала эта офисная процедура, но писать от руки в красивой толстой тетради было очень неудобно, медленно и вообще нелепо; хотя романтично и значительно. Появлялось ощущение причастности к мировому философскому процессу, к треску свечей и гусиным перьям, кружевным воротникам, заброшенной могиле в монастыре и посмертной славе.
Но рука уставала и начинала болеть, буквы выходили корявые и через пять минут неразборчивые, не надо глупых сантиментов. А зачем вообще писать, если у нее теперь есть помощница, доверенное лицо, наперсница и наследница? Она называла Шарон дочкой, хотя по возрасту девочка была ей уже внучкой…
Она садилась за компьютер, открывала на мониторе фотографию Шарон с внимательными ждущими глазами, включала запись – и поверяла ей свои выстраданные мысли. Ей они казались бесконечно ценными откровениями. Хотя, между нами, для людей сведущих кое-что выглядело бы банальным. Но какое дело до людских мнений тому, кто ощутил дыхание Вечности и обращается к ней?
А у себя в студии на Флэтбуш Авеню Шарон пропускала полученные откровения через голосовую печать с программным редактором, спускала с принтера и для страховки еще сбрасывала на флешки. Она готовила книгу Рут Фридман. Книга должна была называться «Темные века».
По поручению Рут она принимала участие в композиции книги – какую главу – или это эссе? – после какой ставить, и разбить ли весь текст на несколько частей. А главное – свежим непредвзятым взглядом оценивать стиль: легко ли читается, понятно ли будет молодежи, нет ли огрехов, повторов – то есть исполнять обязанности редактора. Что было весьма эгоистично со стороны Рут, чтобы не назвать это хамством. Редактор – серьезная, тяжелая работа. Но, по секрету, Рут испытывала слабость к Шарон, угрызаясь своим влечением как кровосмесительством. И ничего не могла с собой поделать: творчество и плотская любовь оказались для нее неразрывны. Шарон же из глубокого почтения не могла отказать заслуженной наставнице. Тем более что это нормально и прогрессивно.
Шарон гордилась своей бисексуальностью, и когда к ней приходил бой-френд, студент Медицинской школы Нью-Йоркского университета, она – часто среди ночи между сексом и продолжением – ставила ему записи Рут. Ей хотелось поделиться с Дани, так его звали, этими сокровищами мысли, хотя многие мысли она сопровождала комментариями довольно критическими: Дани был нормальный левый, а она сама уже болталась в неопределенности и не хотела его провоцировать.
Свет уличного фонаря лежал желтыми ромбами на постели, на их голых телах, горлышко бутылки звякало о стаканы; чертов Дани был умным и любопытным и, слушая экран компьютера, забывал о Шарон, думал о том, как ему-то предстоит жить в этом мире, который делается непонятным и непредсказуемым прямо сейчас и очень быстро. А Рут вещала:
«Большинству надо читать что попроще: комиксы, триллеры, любовную чушь, а лучше всего – сообщения в твиттере и картинки в Инстаграме. Новая эпоха – быстрой, короткой, отрывистой информации. Умение думать, анализировать, сопоставлять и делать выводы – требует тренировки на обширных материалах, а этого давно нет. Выросло поколение идиотов».
«Дети компьютерного века даже не понимают, что сами замещают себя машинами. Машины делают за них все больше и больше. Все идет к тому, что машинам уже не будут нужны люди. Это и будет концом человечества».
«Письменность и литературы были уделом интеллектуальной элиты. Эта элита имела свой престиж, свою притягательность, внутри нее существовала своя иерархия, своя зависть и свое честолюбие. Она стояла над простонародьем и была отделена от элиты властной и экономической.
Книгопечатание запустило социальные лифты: грамотность стала средством выбиться в люди, подняться над нищетой и бесправием.
Всеобщая компьютеризация стерла границы между социальными слоями в информационном пространстве. Нобелевский лауреат и бездомный наркоман встретились в виртуальном цифровом мире. Дураки затопили собой мир, и умные стали почти незаметны среди них.
В информационном пространстве наступило господство быдла. Быдло перестало тянуться вверх: уже везде верх, оно уже и так рядом с богатыми и заслуженными, более того – у идиота миллионы поклонников, а у гения – лишь сотни тысяч максимум.
Быдло перестало стесняться себя, но более того – стало гордиться собой. Утверждало свои вкусы и воззрения, презирая инакомыслящих. И производители виртуальных продуктов – игр и прочего – в качестве рекламы потакают вкусам быдла и поощряют их.
Низший класс унтерменшей (да простит мне Всевышний это слово) уже сформировался. Они еще не знают, что обречены на вымирание в первую очередь.
Новый низший класс, недоумки и паразиты, повторяющие то, что вбила им в головы пропаганда, не понимают главного. Социальные лифты остановлены. Высший класс, господствующий класс, уже никогда не допустит их наверх, в свои ряды. Они не нужны.
Уже наступила Новая Новая Эра – эпоха господ при всесильных машинах – и эпоха рабов, которым кидают объедки: рабы уже не нужны, но пусть вымирают спокойно и без бунтов.
Расслоение на элиту и быдло все беспощаднее, между ними уже пропасть, она ширится.
Глупость и необразованность – это отбраковка Homo Sapiens, не прошедших естественного отбора: эволюция назначает исчезнуть людям, ум и знания которых не позволяют им возвышаться над Природой.
С тех пор, как Человек построил шалаш, сделал каменное рубило и овладел огнем – именно Ум и Знание определяли его господство над всем окружающим.
Ум и Знание – это перспектива, это будущее, это могущество.
Глупость и незнание – это смерть на обочине, в придорожной канаве Эволюции.
Всевышний, смилуйся над идиотами! Увы – этого не булет…»
– Еб твою мать! – сказал Дани. – Твоя старуха прямо пророк какой-то. Нехуево наворачивает.
Шарон прижалась к нему (а что ей еще с ним делать ночью в постели):
– Хочешь еще?
Прозвучало двусмысленно.
– Давай – сказал Дани, показывая голосом, что предпочел незнакомую виртуальную старуху молодой обнаженной любовнице.
Шарон стало лестно
