Стальная память - Евгений Евгеньевич Сухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Гитлеру хребет сломали, так что мы, с этими подонками, что ли, не справимся? – такими словами завершил свою речь начальник уголовного розыска Средневолжска.
Сказать – одно. А вот исполнить… С этим вопросом были некоторые трудности.
Многие в городском Управлении и так недосыпали, гоняясь за «бандой разведчика». В первую очередь это касалось майора Щелкунова и его отдела по борьбе с бандитизмом. Постовые, участковые-уполномоченные, оперативники также были нацелены на поимку банды, о которой знал уже весь город.
А ведь кроме «банды разведчика» были еще и дезертиры, которые сбивались в большие преступные группы и просто терроризировали население. Особенно ощутимо их криминальная деятельность проявлялась на окраинах города. Грабили по ночам, а потом скрывались в многочисленных поселках. Немало было и других банд, которые убивали граждан просто за хороший костюм или пальто. Государство только налаживало производство гражданской одежды, стоила она очень дорого и для всего населения ее пока не хватало. Так что любая цивильная одежда пользовалась немалым спросом.
* * *
Тем временем «банда разведчика» строила новые планы, грабила и убивала, гуляла с марухами по малинам, досыта ела, пила и отдыхала после дел на полную катушку, соря чистоганом направо и налево. Костян со своей долговязой девицей не вылезал из коммерческих ресторанов. И для всех оставалось большой загадкой, как он до сих пор не попался. Отоваривался он исключительно в открывшемся недавно первом в послевоенном Средневолжске коммерческом магазине на углу улиц Баумана и Лобачевского. Заоблачные цены на деликатесы, не говоря уж об обычных продуктах, его отнюдь не смущали.
Когда в город приехал с концертами эстрадный артист Александр Вертинский и на тумбах появились афиши с его изображением и сообщение о том, что певец будет выступать в здании цирка, Костян, конечно же, повел свою маруху в цирк, что стоял в конце парка у Черного озера.
Об Александре Вертинском Константин слышал от своего покойного деда, который неплохо рисовал и был вхож в московское общество футуристов, где и познакомился с артистом. Помнится, у деда была одна из пластинок Вертинского, которую тот мог слушать несколько раз подряд. Всю песню Костян не помнил, но один куплет врезался в его память.
Я жду вас, как сна голубого!
Я гибну в любовном огне!
Когда же вы скажете слово,
когда вы придете ко мне?
Эту песню Вертинский почему-то не исполнил ни в первом, ни во втором отделениях. Под аккомпанемент рояля, с потушенным светом, высокий мужчина с гладковыбритым лицом, казавшийся лысым из-за зачесанных назад коротких редких волос, в черном смокинге с белой хризантемой в петлице пел песни и городские романсы, исключительно заявленные в программке: «Над розовым морем», «Куст ракитовый», «Перед ликом Родины», «Чужие города»… Акустика в деревянном здании была скверной, и многих слов певца Костян просто не разобрал. А его девица явно скучала – по ее мнению, лучше бы они пошли на танцы в парк культуры и отдыха имени Горького – и даже несколько раз зевнула во время исполнения «Куста ракитового». Своим демонстративным зевком Гуля вызвала презрительный взгляд сидевшей рядом с ней женщины в буклях и маленькой шляпке, прикрывающей самую маковку.
Вообще, публика на концерте артиста Вертинского была специфическая. На некоторых дамах, преимущественно пожилых, были узкие юбки (если позволяла комплекция), стянутые внизу манжетами, которые носили еще до революции и в эпоху нэпа. Передвигаться в таком одеянии можно было только мелкими шажками. Рюши, оборочки, кружева, воланы пестрели на каждой второй женщине. Плюс женщины разных возрастов и комплекций почти все были в перчатках. Наверное, поэтому аплодисменты были приглушенными, без шлепков ладонью о ладонь.
Мужчины (которых численно насчитывалось явно меньше женщин) были исключительно в костюмах, некоторые – в смокингах и рубашках со стоячим воротником. Словом, публика почти сплошь состояла из недобитков, как бы выразился пламенный большевик-революционер Раис Раисович Замалетдинов, если бы на этот момент был бы жив.
Костян и его маруха обошли все работающие кинотеатры и пересмотрели все трофейные фильмы. Посетили даже детский кинотеатр «Пионер» в Александровском пассаже, где уже не первый год крутили короткометражную ленту «Союздетфильма» «Старый двор» с цирковым клоуном Карандашом в роли управдома. Время от времени Костян отлучался «по делам», и девица какое-то время скучала одна, надеясь на его скорое возвращение с подарками, как оно всегда и случалось. А откуда у него деньги и почему он носит с собой наган, ее мало волновало…
Шмат по своему обыкновению больше полеживал, иногда с девицей по имени Дуняша, которая говорила мало, что его вполне устраивало, но многое умела в плане удовлетворения мужчин интимными ласками. С марухой проводил свободное от работы время и Жорка Долгих, который в последнее время пристрастился к выпивке. Когда марухе надоедало видеть его ежедневно пьяного и она ему резко выговаривала на этот счет, Долгих оправдывался следующими словами:
– Работа у меня шибко нервная. Пью, чтобы снять напряжение…
Маруха в ответ хмыкала и отставала от Жорки.
Вообще Долгих не очень-то размышлял по поводу своей «работы». Жил исключительно сегодняшним днем, не сожалея о том, что произошло, и не загадывая о том, что может случиться завтра. Похоже, он понимал, что их везение – это только до поры до времени, и оно может закончиться в одночасье. И закончиться весьма скверно. А если конец, как бы ты ни изгалялся, так и повода для переживаний нет.
Всеволод Бабаев не пил, не гулял и за весну и лето всего-то раз пять проведал Тамару из «веселого дома» с Жуковки. Столь нечастое желание провести время с близкой женщиной было связано отнюдь не с возрастом. А с жаждой осуществления новой мести.
Всеволод Леонидович вынашивал план сведения счетов с неким Дмитрием Илиеску, молдаванином, который в двадцатые годы работал на речных пристанях в Адмиралтейской слободе, то есть в то же время, когда
