ПСС. Том 27. Произведения, 1889-1890 гг. - Лев Толстой

Хорошо, что грех случился с ним не там, где не жалеют расходов ни на то, чтобы отрубить голову человеку, ни на вечные тюрьмы.

СТАТЬИ

*** [О СОСКЕ.] ВСТАВКА В БРОШЮРУ ДОКТОРА Е. А. ПОКРОВСКОГО «ОБ УХОДЕ ЗА МАЛЫМИ ДЕТЬМИ»

За границей в Англии и в других странах, где всякая мать кормит своего ребенка только грудью и не знает никаких сосок и не употребляет их, в этих странах из 100 новорожденных не доживает до года только 9, 10, 12 человек, а у нас в России из 100 новорожденных не доживает до года 33, а местами даже 60 человек. Что губит этих 20 и больше лишних детей, умирающих на каждую сотню? Страшно сказать. Но это так. Погубила миллионы детей и губит еще тысячи и тысячи — ничто иное, как соска, как дурацкой обычай давать детям соску. Мало того, что за границей меньше мрет детей, чем у нас, у нас в России среди Татар детей мрет вполовину, а то втрое меньше, чем у нас. А отчего? только от того, что у Татар по закону Магомета каждая мать должна кормить ребенка ничем иным, как только своей грудью. Пора бросить этот дурацкий и жестокий обычай, губящий миллионы детей. Нечего ссылаться на дедов и прадедов, на бабок и прабабок. Что они не глупее нас были и что так велось веками, а мы станем переменять. Пора перестать говорить так: мудрость людская как была, так и есть не в том, чтобы делать то, что предки делали. Если бы было так, то мы до сих пор бы людей ели, как наши предки. Мудрость в том, чтобы из того, что делают люди, выбирать хорошее и следовать ему и откидывать дурное и переставать его делать.

Соска. Пустое дело, кажется. «Как делали бабки, так и мы взяли тряпочки, наклали каши, пососали и сунули в рот ребенку. Что же тут плохого? И мы так росли, сосали соску. Отчего же и нашему ребенку не сделать? Бабы старухи там как знают, так и делают». Так скажут отец и мать про своего ребенка. Но так они могут говорить, пока они не читали, не слыхали того, что написано здесь не для обмана, не для своей выгоды, а из жалости и любви к людям, к святым младенцам, которых посылает нам Бог и которых мы губим по невежеству. Мы могли так говорить, пока не знали, но теперь, когда знаем и знаем верно, тут спора быть не может: записано, сколько мрут детей при сосках и сколько без сосок. Оказывается, что при сосках втрое больше. Спора нет, дело ясно. И не может ни мать сунуть соску своему детищу, если она не хочет его смерти, ни отец допустить то, чтобы его ребенок лежал в зыбке с[40] тряпкой во рту, с той тряпкой, от которой половина детей должна умереть. Не то отец, всякий добрый человек, войдя в дом и увидя ребенка с соской, должен вынуть ее изо рта младенцу и сказать матери про то зло, которое делает эта соска.

Соска убила на Руси людей больше, чем чума и холера и все болезни. Надо вооружиться против нее и помогать друг другу уничтожить ее.

ПРЕДИСЛОВИЕ К КНИГЕ Д-РА МЕДИЦИНЫ АЛИСЫ СТОКГЭМ «ТОКОЛОГИЯ, ИЛИ НАУКА О РОЖДЕНИИ ДЕТЕЙ»

Предлагаемая книга не принадлежит к тому огромному большинству всякого рода книг, от философских и научных до художественных и практических, которые, другими словами, в других сочетаниях и перемещениях, толкуют, повторяют все те же знакомые и перезнакомые общие места. Книга эта — одна из тех редких книг, которые трактуют не о том, о чем все говорят и что никому не нужно, а о том, о чем никто не говорит и что всем важно и нужно. Важно родителям знать, как вести себя, чтобы без излишних страданий производить неиспорченных и здоровых детей, и еще важнее самим детям будущим рождаться в наилучших условиях, как и сказано в одном из эпиграфов этой книги: to be well born is the right of every child.[41]

Книга эта не из тех, которые читают только для того, чтобы никто не мог сказать, что «я не читал этой книги», а из тех, чтение которых оставляет следы, заставляя изменять жизнь, исправлять то, что в ней неправильно, или по крайней мере, думать об этом. Книга эта названа Токологией, наукою о рождении детей. Есть всякие самые странные науки, но такой науки нет, а между тем, после науки о том, как жить и как умирать, это — самая важная наука. Книга эта имела огромный успех в Америке и имела важное и большое влияние на американских матерей и отцов. В России она должна бы оказать еще большее влияние. Вопросы о воздержании от табака и всяких возбудительных напитков, начиная от алкоголя и кончая чаем, вопросы о питании без убийства живых существ, вегетарианство, вопросы о половом воздержании в семейной жизни и мн. др., отчасти уже решенные, отчасти разработываемые и имеющие огромную литературу в Европе и Америке, у нас еще и не затрогиваются, а потому книга Стокгэм особенно важна для нас: она сразу переносит читателя в новый для него мир живого человеческого движения.

В книге этой всякая мыслящая читательница — так как для читательниц книга эта преимущественно предназначается — найдет прежде всего указание о том, что нет никакой надобности продолжать жить так же нелепо, как жили бабушки и дедушки, а что можно и должно искать лучших путей жизни, пользуясь для этого наукой, опытом людей и своею свободною мыслию, и, как первый образец такого пользования, она найдет в этой книге много драгоценных советов и указаний, которые облегчат жизнь ей, ее мужу и детям.

2 февраля 1890 года.

ДЛЯ ЧЕГО ЛЮДИ ОДУРМАНИВАЮТСЯ?

I

Что такое употребление одурманивающих веществ — водки, вина, пива, гашиша, опиума, табака и других менее распространенных: эфира, морфина, мухомора? Отчего оно началось и так быстро распространилось и распространяется между всякого рода людьми, дикими и цивилизованными одинаково? Что такое значит то, что везде, где только не водка, вино, пиво, там опиум или гашиш, мухомор и другие, и табак везде? Зачем людям нужно одурманиваться?

Спросите у человека, зачем он начал пить вино и пьет. Он ответит вам: «так, приятно, все пьют», да еще прибавит: «для веселья». Некоторые же, те, которые ни разу не дали себе труда подумать о том, хорошо или дурно то, что они пьют вино, прибавят еще то, что вино здорово, дает силы, т. е. скажут то, несправедливость чего давным-давно уже доказана.

Спросите у курильщика, зачем он начал курить табак и курит теперь, и он ответит то же: «так, от скуки, все курят».

Так же, вероятно, ответят и потребители опиума, гашиша, морфина, мухомора.

«Так, от скуки, для веселья, все это делают». Но ведь это хорошо так, от скуки, для веселья, оттого, что все это делают, вертеть пальцами, свистеть, петь песни, играть на дудке и т. п., т. е. делать что-нибудь такое, для чего не нужно ни губить природных богатств, ни затрачивать больших рабочих сил, делать то, что не приносит очевидного вреда ни себе, ни другим. Но ведь для производства табака, вина, гашиша, опиума часто среди населений, нуждающихся в земле, занимаются миллионы и миллионы лучших земель посевами ржи, картофеля, лоз, конопли, мака, табака, и миллионы рабочих — в Англии 1/8 всего населения — заняты целые жизни производством этих одурманивающих веществ. Кроме того, употребление этих веществ очевидно вредно, производит страшные, всем известные и всеми признаваемые бедствия, от которых гибнет больше людей, чем от всех войн и заразных болезней вместе. И люди знают это; так что не может быть, чтоб это делалось так, от скуки, для веселья, оттого только, что все это делают.

Тут должно быть что-нибудь другое. Беспрестанно и повсюду встречаешь людей, любящих своих детей, готовых принести всякого рода жертвы для их блага и вместе с тем пропивающих на водке, вине, пиве или прокуривающих на опиуме или гашише и даже на табаке то, что или совсем прокормило бы бедствующих и голодающих детей, или по крайней мере избавило бы их от лишений. Очевидно, что если человек, поставленный в условия необходимости выбора между лишениями и страданиями своей семьи, которую он любит, и воздержанием от одурманивающих веществ, всё-таки избирает первое, то побуждает его к этому что-нибудь более важное, чем то, что все это делают и что это приятно. Очевидно, что делается это не так, от скуки, для веселья, а что есть тут какая-то более важная причина.

Причина эта, насколько я умел понять ее из чтения об этом предмете и наблюдений над другими людьми и в особенности над самим собой, когда я пил вино и курил табак, — причина эта, по моим наблюдениям, следующая.

В период сознательной жизни человек часто может заметить в себе два раздельные существа: одно — слепое, чувственное, и другое — зрячее, духовное. Слепое животное существо ест, пьет, отдыхает, спит, плодится и движется, как движется заведенная машина; зрячее духовное существо, связанное с животным, само ничего не делает, но только оценивает деятельность животного существа тем, что совпадает с ним, когда одобряет эту деятельность, и расходится с ним, когда не одобряет ее.