Генрих V - Кристофер Оллманд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Должно быть, пришло время (в какой момент, мы не можем сказать), когда жители Руана поняли, что, несмотря на обещания, помощь не придет ни от герцога Бургундского, ни от его соперника, дофина. По мере того как провизии становилось все меньше, а физическое состояние осажденных ухудшалось, многие перешли на питание крысами и объедками, а также тем, что могли купить за свои деньги по совершенно непомерным ценам, которые, хотя расценки в разных хрониках отличаются друг от друга, передают читателю весь ужас того, какой могла быть такая отчаянная ситуация[404].
К концу декабря в Руане поняли, что нужно что-то делать. Однажды ночью группа горожан, тщетно пытавшихся установить контакт с осаждающей армией со стен, наконец, привлекла внимание рыцаря, сэра Гилберта Умфравиля из Нортумберленда, предки которого, как выяснилось, были из Нормандии[405]. По их просьбе королю была представлена петиция и который согласился принять делегацию из двенадцати человек: четырех рыцарей, четырех священников и четырех бюргеров. Их попытки завоевать симпатии Генриха оказались безуспешными. Хотя король встретил их в Чартерхаусе, выйдя к ним после мессы, он не был настроен оказывать милость; его королевская осанка произвела впечатление на просителей, но его суровый лик сказал им все, что они хотели узнать. Выбор, по их словам, лежал между смертью и капитуляцией, и этот выбор показался неприемлемым некоторым из более богатых горожан, которых обвинили в готовности продолжать сопротивление за счет своих более бедных и слабых собратьев. Однако такая оппозиция вскоре была преодолена. По настоянию Генриха, чтобы участники переговоров имели соответствующие полномочия, 4 января в manoir de la ville состоялась встреча, на которой присутствовало большое количество горожан. По общему согласию было отобрано двадцать пять человек, в том числе аббаты двух аббатств, два каноника собора и еще один представитель духовенства, три рыцаря, три оруженосца и четырнадцать других, из которых любое число от двадцати трех до восемнадцати наделялось всеми полномочиями для ведения переговоров с англичанами[406]. В первую неделю нового 1419 года обе стороны встретились в большом шатре в присутствии архиепископа Генри Чичеле. После того, как первая попытка переговоров провалилась, вторая увенчалась успехом, и 13 января были согласованы условия капитуляции, которые должны были вступить в силу через шесть дней, если городу не будет оказана помощь.
Обговоренные условия, хотя и были жесткими, но могли бы быть и жестче, и, хотя демонстрировали недовольство Генриха и его решимость, что никто больше не сможет противостоять ему таким образом, все же имели свои разумные и положительные стороны[407]. Они были достаточно просты. Восемьдесят заложников, двадцать из которых были рыцарями или оруженосцами, должны были быть переданы англичанам; крупный штраф в 300.000 крон (эквивалент 50.000 фунтов стерлингов) должен был быть выплачен двумя частями в ближайшие месяцы; нормандцы в гарнизоне (считавшиеся "мятежниками") должны были содержаться в качестве пленников; горожане должны были построить новый герцогский дворец в нижней части города, в пределах городской стены (для этого они должны были предоставить землю) у реки; тем временем король вернет собственность всем тем, кто готов принести ему присягу верности, которые таким образом сохранят свои владения в пределах герцогства Нормандии; торговые преимущества горожан также должны были быть сохранены на рынках города. Люди, возможно, не сильно ошиблись, если, читая между строк, обнаружили попытку Генриха навязать власть ни короля Англии, ни короля Франции. Это была власть герцога Нормандии, которую Генрих пытался вновь ввести в старой герцогской столице, которая, перейдя под власть короля Франции в 1204 году, теперь вновь стала его владением.
Капитуляция, наконец, состоялась 19 января 1419 года, в день праздника Святого Вульфстана, как добавил в своем тексте Джон Стрич, проявляя национальную гордость и интерес к старым святым Англии[408]. Как Генрих послал герцога Эксетера вперед для разведки состояния города в июле предыдущего года, так он снова послал его вперед, чтобы овладеть городом от своего имени. Эксетер въехал в город с должной помпой и направился в замок, который занял от имени своего господина. На следующий день Генрих с еще большими внешними церемониями въехал в свою только что завоеванную столицу. Толпы людей вышли встречать его, если мы примем рассказ английского очевидца, в настроении облегчения, если не ликования, в котором они пытались объяснить королю, почему, будучи подданными французского короля, они чувствовали себя обязанными сопротивляться ему. На воротах развевались знамена с гербами Англии и Франции (знак еще не реализованных амбиций?), с изображением Богородицы и Святого Георгия. Церковное руководство — или большая его часть — включая высшее духовенство и аббатов, вышло приветствовать завоевателя и привело его в собор Нотр-Дам, где он поблагодарил бога за все, что произошло. Только после этого он отправился в замок, чтобы насладиться значением его владения. По желанию короля горожане смогли отведать то, что для большинства из них, возможно, стало первым полноценным обедом за долгие и мучительные недели[409].
Глава 7.
Франция, 1419–20 гг.
Падение Руана стало очередным шагом в военной карьере Генриха и в его поисках справедливости во Франции. Хотя это, должно быть, удовлетворило честолюбие короля и решило для него многие проблемы, но создало другие. Например, Генрих должен был быть осторожен, чтобы не сконцентрировать свои войска вокруг Руана и не оставить южную границу Нормандии недостаточно защищенной. Она была уязвима для нападения дофинистов, которые после изгнания из Парижа в мае 1418 года сосредоточили свои силы в долине Луары, где к ним вот-вот должны были присоединиться военные подкрепления из Шотландии[410]. Контроль над опорными пунктами на этой границе был очень важен для Генриха, и он прилагал большие усилия для их сохранения.
На востоке Нормандии он добился своего благодаря умению и рассудительности, но также не без доли везения. Два фактора могли остановить его. После бегства дофина из Парижа в мае 1418 года, его партия (так мы теперь можем назвать арманьяков, чей лидер был мертв) не имела достаточно сил, чтобы справиться с Генрихом в одиночку
