Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти - Майкл Муркок

– Не о гражданской, ибо Жакоттов не поддержит никто. Однако кровавый бунт возмутит Державу и пошатнет веру простонародья. Если только Жакоттам не дозволят напасть на Арабию – что означает войну с одним из наших протекторатов, и притом с сильнейшим. Я говорю, в самом деле, о своего рода гражданской войне за границей, если Жакоттов не остановят.

– А сир Томашин Ффинн?

– Королева уплатила фактически выкуп за его вызволение. Она согласилась возместить стоимость кораблей, уничтоженных им в морском бою. По его возвращении Ее Величество, по меньшей мере, получит совет. И его не захватит безумие, обуявшее прочий Двор после убийства леди Мэри. Кроме того, он доставит сведения, разведанные в Арабии.

– Ты считаешь, любовь моя, что Арабия ответственна за убийство?

– Я считаю сие маловероятным. Лорд Шаарьяр всегда поражал меня практичностью.

– Выходит, некто трудится, ища столкнуть одних с другими? – Леди Рууни помрачнела, удивлена собственной догадкой. – Только сие и остается.

– В чьих интересах подобный раскол? – Лорд Рууни двинул корпусом и поднялся, расставив ноги, распрямился в зелено-красной своей униформе; медный нагрудник, казалось, вздымался вместе со вздымавшейся грудью. – Двор зависим от стабильности. Прошли дни Герна, когда преимуществ добивались убийством и вероломством. Ныне преимуществ добиваются служением, милостью и верностью.

– Какой-либо иностранный заговор?

– Мы чересчур склонны, – мудро молвил лорд Рууни, – винить в нашем смятении внешний источник. Я всегда с неохотой ищу виноватых среди чужеземцев, прежде чем уверюсь, что недуг – не туземного происхождения.

Супруга обняла его, ее великие перси захлестнули его доспех.

– Ты слишком праведен, дорогой мой. Слишком осторожен. Слишком добр для своего поста.

– Я защищаю Королеву.

– Притом стойко.

– Чтоб защитить ее, я должен взнуздать кошмарных кляч воображения, дабы те не понесли мои мысли прочь, куда глаза глядят, от моих простых обязанностей. Следовательно, я отвергаю умозрение. Как поступает и Монфалькон, хотя его задача труднее. Если Двор страдает от летнего безумия ощутимее, чем от иных безумий прошлого, моя задача – противопоставить ему здравый смысл.

Она поцеловала его.

– Но ты не стал бы возражать, если б я посетила наши владения, взяв с собою детей?

– Я думал о том же. Поезжай скорее.

Лорд Рууни поднял массивную голову, уставившись раздумчиво на блюдо с яблоками.

Глава Девятнадцатая,

В Коей Обсуждаются Дипломатические Вопросы и Разум Лорда Монфалькона Мрачится Пуще Прежнего

Игуаны и павлины наделяли летние лужайки Королевы своеобычной тропической аурой, шествуя и крадучись в траве, по цветочным клумбам и террасам ее садов. Чудное, кожаное амбре огромных переливчатых рептилий, привезенных в дар сиром Томом Ффинном и содержимых большую часть года в спячке подле отапливающих дворец печей, достигало ноздрей Глорианы через открытые окна, когда она изучала планы, что представил ей Марчилий Галлимари, Мастер Гуляний.

– То будет, как водится, яркое и изысканное устроение, Ваше Величество, – сообщал он ей азартно, – со всеми атрибутами наследственного Рыцарства. В большом внутреннем дворе, дабы напомнить людям об их жребии. С вами в качестве Королевы Урганды, посетившей Сшибку…

Она вздохнула.

– Планы видятся хитроумнейше замысленными, мастер Галлимари. – Глориана откинулась на спинку кушетки и поднесла истомительный веер ближе к лицу. Она была облачена в светлый лен, муслин, кружево и шелк, на огненной голове ее помещался скромный кружевной чепец. – Я заверяю вас в их одобрении.

– Я испрошу мастера Уэлдрейка сочинить несколько стихов – ведь тема столь мила его сердцу.

– Стихи? Разумеется. И надлежит заказать пару строк, самое меньшее, мастеру Уоллису, иначе он оскорбится.

– Быть может, прелюдию и песню?

– Превосходно.

– Мастер Толчерд сотворит иллюзии. А роли – рыцарей, богов, богинь, чудовищ и тому подобное?

– Выберите кого пожелаете.

– Некоторые уже выбрали роли по себе. Требуется ваше распоряжение, Ваше Величество. – Его темное лицо искало улыбки.

– Оно у них есть.

Мастер Галлимари был несколько раздосадован, обескуражась явным равнодушием Королевы к изысканным развлечениям, приуроченным к Дню Восшествия. Впрочем, после Весенних Торжеств он сделался привычен к ее неприкрытому безразличию. По временам он был уверен, что она винит его в смерти леди Мэри. Колеблясь, в надежде распознать отрицание либо подтверждение своих страхов, он добавил:

– А музыка, Ваше Величество?

– Закажите что-нибудь.

– Композитору и консорту надо заплатить.

– Мы им заплатим.

– И танцорам.

– Мастер Патер может предоставить танцоров, как обычно.

– Вестимо, Ваше Величество.

Мастер Галлимари взглянул сверху вниз на вялый, трагический лик Королевы Альбиона.

– Ваше Величество не рассержено?

– Летними Развлечениями? Ваши выдумки, мастер Галлимари, как всегда, превосходны. То будет развеселая забава.

Он определенно уловил иронию.

– Кажется, Ваше Величество, что вы утратили интерес к моим трудам. Если чего-либо недостает…

Она улыбнулась и сделалась милостива.

– Мастер Галлимари, единственный ваш промах в том, что вы воображаете осуждение, когда находите во мне лишь грусть. – Она встрепенулась. – На вас моя надежда, мастер Галлимари, вдруг вам удастся перенастроить струны моей души. Приложите к тому все усилия. Они будут нами оценены.

В облегчении статный наполитанец умчался, прежде согнувшись в поклоне и распрямившись, долой с ее глаз.

Королева узрела Уну, графиню Скайскую, в летних шелках и пружинящей вертюгали, пересекавшую лужайку в обществе блуждавшей в облаках леди Блудд, коя, завидев тяжелых рептилий, выкатила глаза и вцепилась комичнейшим жестом в руку графини.

– Драконы, воистину!

– Они охраняют Королеву, – молвила Уна беспечно, – на манер драконов опасливой Королевы Гвиниферы.

– Она в них нуждается. – Леди Блудд сосредоточилась. – Мы все в опасности. Особенно дамы. Грядет новое женоубийство. Так полагает и Уэлдрейк. – Она обменялась взглядами с хладноокой ящерицей.

– Вы о чем-либо прослышали?

– Ощущение, не более.

– Непохоже на вас, леди Блудд, – доверяться одним ощущениям.

– Не те настали дни, чтоб оказывать доверие логике. Чем разумнее ты, тем смятеннее. А мой бедным ум вечно смятен и в лучшие из времен. – Леди Блудд улыбнулась с самоиронией, затем склонилась в реверансе, завидев входящую в сад Королеву. – Ваше Величество.

– Леди Блудд. Уна. Прекрасный день.

– Как по мне, боюсь, слишком жаркий, – сказала леди Блудд, приноравливая манжеты и воротничок, взбивая медные кудри. – Жаждется невыносимо.

Троица двинулась в направлении мраморного фонтана: Царь Александр Великий и Двор Царицы Гекаты Иберийской, с нимфами вод и дельфинами. Все подставили лица брызгам.

– Се жарчайшее наше лето. – Королева смахивала влагу с наживотника и юбок. – Оно словно заразило весь дворец, возбуждая нелепые страсти, непредвиденные страсти в самых неожиданных людях.

– Ваше Величество полагает, что лишь погода создает сие настроение? – Леди Блудд говорила, будто надеясь на надежду.

– Погода существеннейше влияет на все. – Глориана воздела очи к синему небу, затенив солнечный диск дланью в кружевных ножнах. – Я всегда имела сильную слабость так считать, леди Блудд. Вот увидите. Едва погоды смягчатся, наша чувствительность обретет лучшую гармонию.

Оступившаяся леди Блудд припрыгнула и понеслась вперед, крутя руками, пока не уравновесилась.

– Я приободрена, мадам. – Она заозиралась, как бы ища присесть, а может, бутылку.

Из-за большого дронта, что выстрижен был из куста, донесся вопль, и показалось долгоногое создание, одетое явно в шахматный доспех; оно перебежало тропу, вломилось в следующий кустарник и выпало на лужайку. Королева и ее леди изумленно замерли, увидав засим трио стражей – брыжи и табарды колышутся, шапки наискось, мечи наголо, – что гнались за бронированной, отблескивавшей фигурой, а вслед стражам, одышлив, умоляющ, в перепятнанной блузе и бархатной шапочке, мастер Толчерд вопил:

– Держи! Держи! Не повреди!

– Мастер Толчерд! – Глас Королевы притормозил его на полушаге, каковой он преобразил в неловкий поклон, не отнимая глаз от солдат и их добычи. – Кто сей, сир? – Королева была повелительна – по привычке, и, может быть, желая позабавить двух своих подруг. – За кем они гонятся, мастер Толчерд?

Он попытался заговорить. Захлопал руками. Он был в агонии, в незримых тисках.

– Мадам. Потребно лишь малое вмешательство. Простите меня.

– Некий ваш слуга? Некий пленник тана?

– Нет, Ваше Величество. Не совсем слуга. Ах ты ж! – Ему не терпелось продолжить преследование. Он метал беспокойные взгляды на сверкающую, будто разграфленую на клетки фигуру, что обегала теперь раз за разом солидный тисовый кустарник, остриженный под замок, уплощила рассаду трехцветных фиалок и повергла наземь одного солдата.