Мутант - Генри Каттнер

Слушайте, слушайте! Лают собаки!

Нищие в город идут…

Но есть и другая поэма, думал он, роясь в памяти. Другая, которая подходит даже лучше. Как же…

Надежды и страхи всех лет…

Бездумный лай собак был хуже всего. Он поднимал напряжение воя, сумасшедшей дикости, что бушевала вокруг госпиталя подобно приливным волнам. Пациенты тоже откликались на это; потребовались мокрые простыни и водная терапия, а в некоторых случаях и смирительные рубашки.

Хобсон смотрел через поляроидное стекло окна на раскинувшийся далеко внизу город.

— Сюда им не добраться, — сказал он.

Хит, осунувшийся и бледный, но с каким-то новым огнем в глазах, кивнул в сторону Беркхальтера.

— Ты пришел одним из последних. Семеро наших были убиты. Один ребенок. Десять других еще в пути. Остальные здесь — в безопасности.

— Насколько в безопасности? — спросил Беркхальтер, прихлебывая сваренный Хитом кофе.

— Настолько же, что и везде. Это здание построено так, чтобы невменяемые путешественники не могли выбраться наружу. Эти окна не бьются. Причем с любой стороны. Толпа сюда не ворвется. Во всяком случае, эту будет непросто. И, само собой, здесь ничего не горит.

— А что насчет персонала? Я имею в виду обыкновенных людей.

Седовласый человек, сидевший за столом неподалеку, перестал заполнять карту и, взглянув на Беркхальтера, криво усмехнулся. Консул узнал его: доктор Вэйланд, главный психиатр.

— Гарри, медики-профессионалы долго работали с Болди, — сказал Вэйланд. — Особенно психиатры. И если кто-нибудь из обыкновенных людей может понять точку зрения телепатов, то это мы. Мы не участвуем в войне.

— Госпиталь должен работать без изменений, — сказал Хит. — Несмотря на происходящее. К тому же, мы совершили кое-что беспрецедентное. Мы прочитали мысли каждого обыкновенного человека в этих стенах. Трое из всего персонала относились к Болди с предубеждением и симпатизировали линчевателям. Мы попросили их уйти. Теперь здесь нет угрозы Пятой Колонны.

— А еще один человек, доктор Уилсон, спустился в город и попытался урезонить толпу… — тихо сказал Хобсон.

— Его принесли назад, — отозвался Хит. — Сейчас ему вводят плазму.

Беркхальтер поставил чашку.

— Ладно. Хобсон, ты можешь читать мои мысли. Что ты об этом думаешь?

Круглое лицо Немого было бесстрастно.

— У нас свои планы. Да, это я спрятал бомбы. Параноикам теперь до них не добраться.

— Но скоро здесь будут новые бомбы. Секвойю собираются уничтожить. Ты не сможешь помешать этому.

Запищал зуммер; доктор Вэйланд выслушал краткое сообщение селектора, взял несколько карт и вышел. Беркхальтер махнул большим пальцем в сторону двери.

— Что насчет него? И остального персонала? Теперь они знают.

Хит поморщился.

— Они знают гораздо больше, чем нам бы хотелось. До сегодняшнего дня ни один обыкновенный человек даже не подозревал о существовании группы параноиков. Нельзя ожидать от Вэйланда, что он будет молчать об этом. Параноики представляют угрозу для обыкновенных людей. Беда в том, что средний человек не делает разницы между параноиками и обыкновенными Болди. Эти люди внизу… — он взглянул в окно. — Разве они видят эту границу?

— В этом вся проблема, — согласился Хобсон. — С точки зрения логики ни один обыкновенный человек не должен остаться в живых. Но разве это выход?

— Я не вижу другого пути, — упавшим голосом сказал Беркхальтер. Он внезапно подумал о Барбаре Пелл, и Немой бросил на него быстрый взгляд.

— Что ты об этом думаешь, Хит?

Врач-священник подошел к столу и перетасовал истории болезней.

— Ты руководитель, Хобсон. Я не знаю. Я думаю о своих пациентах. Вот Энди Пелл. У него болезнь Алжаймера — ранний старческий психоз. Он бодр. Не все хорошо помнит. Приятный старик. Роняет пищу на рубашку, заговаривает меня на смерть и показывает фокусы медсестрам. И он, пожалуй, не был бы большой потерей для мира. Зачем тогда вообще подводить черту? Если уж мы пошли на убийства, то незачем делать исключения. А значит, обслуживающий персонал из обыкновенных людей не должен выжить.

— Таково твое мнение?

Хит сделал резкий злой жест.

— Нет! Мое мнение не таково. Массовое убийство означало бы отказ от девяноста лет работы с тех пор, как родился первый Болди. Не будет ли это означать, что мы ставим себя на один уровень с параноиками? Болди не убивают.

— Параноиков мы убиваем.

— Тут есть отличие. Параноики с нами на равных. И… о, я не знаю, Хобсон. Мотив-то один и тот же — спасение своей расы. Но, так или иначе, мы не убиваем обыкновенных людей.

— Даже линчующую толпу?

— Они ничего не могут изменить, — спокойно сказал Хит. — Возможно, различие между параноиками и обыкновенными Болди — казуистика, но разница между ними есть. И для нас это очень большая разница. Мы не убийцы.

Беркхальтер опустил голову. Снова вернулось ощущение невыносимой усталости. Он заставил себя выдержать спокойный взгляд Хобсона.

— У тебя есть еще какое-нибудь объяснение? — спросил он.

— Нет, — ответил Немой. — Но я поддерживаю связь. Мы попытаемся найти выход.

— Еще шестеро невредимыми добрались сюда, — сказал Хит. — Один убит. Трое все еще в пути.

— Толпа до сих пор не выследила, что мы в госпитале, — сказал Хобсон. — Давайте подумаем. Собравшиеся в Секвойе параноики — солидная сила, и они неплохо вооружены. Ими захвачены взлетные площадки и электростанция. Они посылают фальшивые телеаудиосообщения, так что во внешнем мире подозрений не возникает. Он пытаются выиграть время; как только сюда прибудет новый запас бомб, они обрушат его на город и уничтожат Секвойю. И нас, конечно.

— Не можем ли мы уничтожить параноиков? Как насчет твоих угрызений совести, Дюк, если мы их уничтожим?

Хит с улыбкой покачал головой; Хобсон сказал:

— Это не поможет. Проблема все равно останется. Между прочим, мы могли бы перехватить вертолет с бомбами, но это будет означать лишь отсрочку. Сотня других вертолетов возьмут бомбовый груз и направятся в Секвойю; некоторые из них смогут прорваться. Даже пятьдесят груженых бомбами вертолетов будут слишком опасны. Ты знаешь, как действуют эти бомбы.

Конечно же, Беркхальтер знал. Одной бомбы вполне достаточно, чтобы стереть Секвойю с карты.

— Оправданное убийство меня не пугает, — сказал Хит. — Но убийство обыкновенных людей… если бы я играл в нем хоть какую-то роль, Каинова печать перестала бы быть для меня только символом. Она была бы у меня на лбу — или внутри головы, что не лучше. Где ее сможет увидеть любой Болди. Если бы мы могли использовать против толпы пропаганду…