Мутант - Генри Каттнер

Каттнер Генри,

Мур Кэтрин

МУТАНТ

ОДИН

Так или иначе мне нужно было дожить до момента, когда они меня найдут. Они будут искать место авиакатастрофы, и в конце концов найдут его, и меня они тоже найдут. Но ждать было тяжело.

Пустой голубой день разливался над белыми вершинами; потом наступала сверкающая ночь, обычная для высокогорья, и она тоже была пуста. Не было ни видно, ни слышно ни вертолета, ни реактивного самолета. Я был совершенно один.

Это и было настоящей бедой.

Несколько столетий назад, когда не было телепатов, людям было привычно одиночество. Но я не мог вспомнить время, когда я был заперт в костистой тюрьме моего черепа, совершенно и абсолютно отрезанный от всех остальных людей. Глухота или слепота не значили бы так много. Для телепата же они вообще не существенны.

С тех пор, как мой самолет разбился за барьером горных вершин, я был отрезан от своего рода. И есть что-то такое в постоянном общении разумов, что сохраняло человека в живых. Отрубленная ветвь умирает от недостатка кислорода. Я умирал от недостатка… никогда не существовало слова, выражающего то, что объединяет всех телепатов. Но без этого человек одинок, а в одиночестве человек долго не живет.

Я прислушался той частью разума, которая слышит безмолвные голоса других разумов. Я слышал только ветер. Я видел снег, поднимающийся перистыми, парящимися вихрями. Я видел сгущающиеся синие тени. Я посмотрел вверх и увидел алеющую восточную вершину. Это был закат, и я был один.

Я вытянулся, прислушиваясь, а небо темнело. Звезда дрожала, мерцала, и наконец застыла в вышине над головой. Появились другие, а воздух становился холоднее, пока небо сверкало их западным маршем.

Стемнело. В этой темноте были звезды, и был я. Я снова лег, даже не прислушиваясь. Мои люди ушли.

Я наблюдал за пустотой выше звезд.

Вокруг меня и надо мной не было ничего живого. Тогда почему же я должен быть жив? И было бы легко, очень легко, утонуть в этой тишине, где не было одиночества, потому что в ней не было жизни. Я огляделся по сторонам, и мой мозг не нашел другого мыслящего разума. Я стал искать в собственной памяти, и это было чуть-чуть лучше.

Воспоминания телепатов уходят очень далеко. Славный долгий путь, начавшийся еще до рождения.

Я могу ясно видеть около двух столетий прошлого, прежде чем острые, ясные телепатически переданные воспоминания начинают путаться и распадаться на вторичные воспоминания, почерпнутые из книг. Книги же восходят до Египта и Вавилона. Но это не первичные воспоминания, полные чувствительных ноток, которые старик телепатически передает молодому, и которые так и передаются из поколения в поколение. Наши биографии не записаны в книги. Они записаны в наши мысли и воспоминания, особенно Ключевые Жизни, которые подаются такими свежими, какими они однажды уже были прожиты нашими величайшими лидерами…

Но они мертвы, и я одинок.

Нет. Не совсем одинок. Остаются воспоминания, Беркхальтер и Бартон, Мак-Ни и Линк Коуди, и Джефф Коуди — давно уже мертвые, но все еще трепещуще живые в воспоминаниях. Я могу вызвать любую мысль, любое чувство — затхлый запах травы — где? — течение вытертой тропинки под спешащими ногами — чьими?

Было бы так легко расслабиться и умереть.

Нет. Подожди. Посмотри. Они живы, Беркхальтер и Бартон, Ключевые Жизни все еще реальны, хотя люди, однажды прожившие их, уже умерли. Они твои люди. Ты не одинок.

Беркхальтер и Бартон, Мак-Ни, и Линк, и Джефф не мертвы. Помни о них. Ты телепатически прожил их жизни, когда узнал о них, так же, как они когда-то прожили их, и ты можешь прожить их снова. Ты не одинок.

Так что смотри. Начни разматывать пленку. Тогда ты вообще не будешь одинок, ты будешь Эдом Беркхальтером, две сотни лет назад, чувствующим холодный ветер, дующий тебе в лицо с вершин Сьерры, пахнущий луговой травой, тянущимся мыслями, чтобы заглянуть в мозг твоего сына… сына извлекающего звуки…

Началось.

Я был Эдом Беркхальтером.

Это было двести лет назад…

СЫН НЕСУЩЕГО РАСХОДЫ

Зеленый Человек взбирался на стеклянные горы, и заросшие, похожие на гномов лица рассматривали его из расщелин. Это был всего лишь еще один шаг в бесконечной, захватывающей одиссее Зеленого Человека. У него уже было много приключений — в Огненной Стране, среди Изменяющих Измерения, у вечно смеющихся Обезьян Города, чьи грубые неловкие пальцы все время играли лучами смерти. Тролли, однако, знали толк в магии и пытались остановить Зеленого Человека короткими приступами. Маленькие вихри энергии взвивались из-под ног, стараясь подставить Зеленому Человеку подножку, но его фигура с великолепно развитыми мышцами, божественно красивая, полностью лишенная волос, сверкала бледным зеленым светом. Вихри образовывали захватывающую картину. Если двигаться осторожно и медленно, особенно тщательно избегая бледно-желтых вихрей, то пройти среди них было можно.

А мохнатые гномы зло, ревниво наблюдали из своих расщелин в стеклянных скалах.

Эл Беркхальтер, недавно достигший зрелости полных восьми лет, лениво развалился под деревом и жевал травинку. Он был настолько погружен в свои фантазии, что его отцу пришлось слегка толкнуть его, прежде чем в полуоткрытых глазах отразилось понимание. А день был очень подходящим для мечтаний — жаркое солнце и свежий ветер, дующий с востока, с белоснежных вершин Сьерры. Ветер принес с собой легкий кисловатый запах луговой травы, и Эд Беркхальтер радовался тому, что его сын принадлежал ко второму после Взрыва поколению. Сам он родился через десять лет после того, как была сброшена последняя бомба, но и воспоминания, переданные тебе, тоже могут быть достаточно страшными.

— Привет, Эл, — сказал он, и мальчик одарил его кротко-терпеливым взглядом из-под полуоткрытых век.

— Привет, папа.

— Хочешь пойти со мной в город?

— Не, — протянул Эл, мгновенно расслабляясь до полного оцепенения.

Эд Беркхальтер выразительно поднял бровь и уже повернулся уйти. Потом вдруг, повинуясь мгновенному импульсу, он сделал то, что редко позволял себе делать без разрешения другой стороны: воспользоваться своей телепатической силой, чтобы заглянуть в сознание Эла. Он сказал себе, что там царило некоторое колебание, его собственная подсознательная неуверенность в своем поступке, хотя Эл уже на удивление быстро избавился от злобной нечеловеческой бесформенности ментального детства. Было время, когда разум Эла был шокирующе чуждым. Беркхальтер помнил несколько неудавшихся экспериментов, проделанных им до рождения Эла; немногие будущие отцы смогли устоять перед искушением поэкспериментировать с мозгом эмбриона, и это вернуло Беркхальтеру ночные кошмары, которых он не знал с юности. В них были огромные перекатывающиеся массы, шевелящаяся пустота и прочее. Предродовые воспоминания были бессмысленны, и разобраться в них могли только квалифицированные мнемопсихологи.