Пиранья. Бродячее сокровище - Александр Бушков

– И какой у него был бизнес?

– Довольно приличный по тем временам, – сказал Мазур. – Борьба за социальную справедливость. Точнее говоря, останавливал на одной из пустошей под Лондоном кареты благородных господ и убедительно предлагал поделиться награбленным у народа имуществом... Обычно, знаете ли, делились, мой предок был очень красноречив и умел убеждать...

– У вас великолепная наследственность, – фыркнула Кристина. – Это чувствуется...

– Стараюсь, – пожал плечами Мазур. – Вам не боязно впутывать парня с такой наследственностью в свои дела? Вдруг я, когда найдем клад, вас всех злодейски перережу и золотишко сопру?

– Тот, у кого такие замыслы, их обычно не афиширует...

– Ваша правда, – сказал Мазур. – Извините, пошутил...

Появилась нескладная женщина, сразу видно, из простых, с той же ощутимой примесью индейской крови. Кристина бросила ей что-то по-испански, и она, прямо-таки кинематографически кланяясь, подхватила сумку Мазура, показала куда-то вбок.

– Устраивайтесь, – сказала Кристина. – Через четверть часа жду вас к ужину.

– Надеюсь, фрак необязателен? – поинтересовался Мазур.

Она вздохнула, подняв глаза к потолку, отвернулась и удалилась в другую сторону. Мазур пошел следом за провожатой, по длинному, во все крыло, коридору, украшенному деревянными панелями с потемневшей резьбой.

Отведенная ему комната, тоже содержавшаяся в порядке, была огромной, с высоченным потолком, обставленной старинной неподъемной мебелью. Оставшись один, Мазур печально огляделся, покачивая головой и цокая языком. Размеры апартаментов его не то чтобы угнетали, но здесь было определенно неуютно для человека конца двадцатого столетия. Комнатища была рассчитана на совершенно другихлюдей – ведать не ведавших о типовых блочных домах, толчее мегаполисов и толкотне в автобусах. Те жили широко, просторно, во всех смыслах – «люди с раньшего времени», как выражался незабвенный Михаил Самуэльевич. Им было легче: короли жаловали за верную службу не сотками и гектарами, а небрежным мановением руки: «От того вон холма до горизонта», и никто слыхом не слыхивал про «квадратные метры» и «выслугу лет»...

Он заботливо достал из сумки бесценную куртку, помял ее в руках. Легко прощупывались гибкие пленки. Осторожно уместив ее под подушкой – тут, надо полагать, не воруют – Мазур достал сигареты и развалился в огромной дубовом кресле, чтобы хоть пару минут побыть благородным идальго. Стемнело, но он не знал, где тут выключатель, и есть ли вообще электрический свет.

Оказалось, имеется – когда ровнехонько через четверть часа в дверь предупредительно поскреблась индианка и более красноречивыми жестами, нежели непонятными ему словами пригласила к ужину, в коридоре уже горели электрические лампочки. Проводов, ведущих к дому, он что-то не заметил – значит, собственный движок где-нибудь в подвале.

Столовая оказалась и вовсе грандиозных размеров, увешанная портретами предков, старым оружием, со столом столь длиннющим, что лакеям, по рассуждению, гораздо удобнее было бы разъезжать вдоль него на велосипедах. Небольшая скатерть, постеленная у одного из торцов стола, с двумя приборами на ней, выглядела не просто смешно – убого. Однако Кристина, в темном платье, с тщательно расчесанными волосами, выглядела так гордо и независимо, словно не замечала этого горького юмора. Мазур довольно быстро определил, что это, скорее, не гордость, а скованность: нелегко демонстрировать жалкие остатки прежней роскоши, былого величия... Тяжело девочке, девочка с характером...

– Великолепно, – сказал он непринужденно, вертя в руках массивную серебряную вилку, должным образом начищенную. – Вы не боитесь, что ненароком гены взыграют, и я сопру ваше фамильное серебро?

– Это уже не смешно, – сказала она досадливо. – Кто бы вы ни были, но на мелкого воришку уж точно не похожи. Ешьте. Все в упадке, но готовит Мария неплохо.

– Уж это точно, – сказал Мазур, нацеливаясь вилкой на что-то аппетитное, источавшее аромат жареного мяса и незнакомых приправ. – Люблю повеселиться, особенно поесть. Тем более...

Высокое овальное окно лопнуло, посыпались осколки, и пуля звучно ударила в потускневшую деревянную панель под потолком. Почти не рассуждая, Мазур, отшвырнув свое массивное стуло, пинком подшиб ножку стула девушки, отпихивая его от стола, свалил Кристину на пол и замер с пистолетом в руке.

Дззз-зззынь! Второе окно вылетело к чертям, а за ним и третье. Пули ударяли в стену высоко над головами. Мазур старательно считал выстрелы.

Во дворе хлопнула парочка других, прозвучавших гораздо ближе: ну, ясно, привратничек старается, в белый свет, как в копеечку. Девять, десять... и – тишина.

– Послушайте! – сердитым шепотом произнесла Кристина. – Что за манера меня то и дело швырять, как куклу? И на дороге, и здесь... Я вся в синяках...

Во дворе бабахнул еще выстрел.

– Лежите-лежите, – сказал Мазур. – Береженого бог бережет. Когда еще мне выпадет случай держать в объятиях девушку из столь благородного рода, причем на законных основаниях, заслоняя своим телом от опасностей?

Она забарахталась всерьез – гибкая, сильная, в ароматах незнакомых духов. «Приятная девочка, – подумал Мазур, посильнее придавив ее к полу. – Знать бы только, что за игры играет, и в чем тут двойное дно, оно просто обязано быть...»

– Пусти!

– Сейчас, – сказал Мазур. – Не вставай сразу, ладно?

Он, пригибаясь, чуть ли не на четвереньках подбежал к большому выключателю рядом с входной дверью и с маху вырубил свет. Метнулся к окну, примостился в простенке. Разумеется, ничего подозрительного он во дворе не заметил, хотя ночь выдалась лунная – пусто, конечно, они определенного палили с приличного расстояния, оружие позволяло...

Кристина подошла к нему, вгляделась в темноту и зло сказала что-то по-испански. У Мазура осталось впечатление, что это были слова, которых благородной сеньорите из приличного дома вообще-то не полагалось бы знать – но что поделать, двадцатый век, эмансипация и все такое...

– Совершенно тот же почерк, – сказал он задумчиво. – Десять выстрелов из двух пятизарядок, издалека... И снова никто не стремился в нас попасть, наоборот...

– Удивительная проницательность! – фыркнула Кристина. – Но ты, в общем, прав. Считая тот случай, на дороге, это уже шестой раз за последнюю неделю...

– В доме есть телефон?

– Есть. Толку от него мало. Провода давным-давно перерезаны. Они мне мотают нервы вторую неделю...

– Кто? – жестко спросил Мазур. – Расскажешь ты мне, в конце концов, что здесь творится?

– Завтра, – твердо сказала Кристина. – Я жду одного человека. Он приедет завтра и мы отправимся в Чакон... Я расскажу перед этим. Вдруг...

– Ага, – сказал Мазур. – Вдруг случится какое-то чудо, все волшебным образом обойдется и не придется ничего рассказывать постороннему человеку? Дорогая сеньорита, вы все еще верите в чудеса? Их не бывает, а если все же случаются, то не столь волшебные... Когда вы это поймете, наконец?

– Понимаете, Джонни, это так долго считалось чисто семейным делом...

– Ну да, – сказала Мазур. – Фамильные традиции, роковые тайны... «О, сын мой, на смертном одре я должен открыть тебе, что ты вовсе не сын мой, а дочь моя...» Как же, знаем... Интересно, а эти пакостники – тоже семейное дело?

– Самое смешное, что – да... В каком-то смысле.

– Какая-нибудь вендетта?

– Да нет, – со вздохом сказала Кристина. – Скорее уж непримиримая ссора... Это дон Хайме...

– Какой-нибудь благородный сосед?

– Чтоб его черти взяли... Самое скверное, мне нечего предъявить полиции. Одни пулевые отметины в стенах, да перерезанные телефонные провода. Капитан будет меня утешать, обещать, что предпримет все надлежащие меры – только ему, как легко догадаться, не хочется впутываться во все это... Выгоды никакой, а уличить никого невозможно...

– Ты дождешься, – сказал Мазур. – В конце концов, они дом подпалят с четырех концов. Я на их месте именно так бы и поступил – сколько можно примитивно палить из винтовочек? Если повторять это достаточно часто, такие фокусы перестают казаться угрозой...

– Они с тобой, часом, не советовались? – фыркнула Кристина. – Потому что позавчера как раз и подожгли... Не дом, правда, а мой единственный коровник. Вон в той стороне, в полумиле... Подперли дверь, когда Пакито прибежал, было уже поздно... Коровы сгорели, все восемь. Последнее мое движимое имущество, последнее, что еще как-то отдаленно смахивало на хозяйство... Теперь остался только дом.

– А собак у тебя, что, в хозяйстве нет?

– Были. Две. Еще пять дней назад.

– Крепенько они твое хозяйство подкосили, – сказал Мазур. – А ты не хочешь ли, часом, чтобы я ответил в том же духе? У этого дона Хайме наверняка найдется в хозяйстве что поджечь и разломать... Что мне стоит?