Лишние детали (сборник) - Мерси Шелли

Сидя в одиночестве, я продолжал сочинять японское трехстишие. Но выходила лишь какая-то ерунда:

в жаркой ночной тишинечто ты точишь напильником,о лягушка?!

Дальше наслаждаться этими запилами не хотелось. Я вынул из холодильника пиво и позвонил Наташе в Пенсильванию. Говорят, что Тельцы – очень практичные люди. Одна моя знакомая даже называла меня «подлым Тельцом» за то, что я вечно изображаю эдакого хаотичного поэта-художника, но при этом из всякого базара извлекаю пользу. Вот и сейчас, поболтав о том о сем (у них тоже пили пиво и играли в карты), я «кстати-о-птичках» спросил, как по-английски «напильник».

– А тебе-то нафига? – удивилась Наташа.

Я рассказал про конкурс хайку и про загадочную древесную лягушку.

– Класс! Но как будет «напильник», я не знаю. Погоди, тут есть одна американская русская…

Через минуту трубка снова задышала:

– Слушай, она не знает, что такое «напильник». Пойду у соседей спрошу.

Пока она ходила спрашивать, я сидел и слушал, как гудит вентилятор и как неведомая зверушка пилит неведомое дерево на берегу ручья.

– Напильник будет «файл»! – сообщила Наташа, вернувшись к трубке. Она учащенно и эротично дышала. Небось, бежала всю дорогу, блондинистая моя, подумал я с удовольствием.

Мы поболтали еще немного, и я отправился спать, сожалея, что Наташа всего в двух часах езды и при этом так недоступна, поскольку я ленюсь сдавать на права, а сама она редко приезжает, вся в учебе. Лягушка-напильник продолжала скрежетать, но я в конце концов уснул.

В пятницу мы пошли к соседу Майклу пробовать его самодельное пиво. Я долго думал, что взять в подарок соседу – то ли пачку «Беломора», то ли чудовские спички. Остановился на «Беломоре», потому что мало ли что. В прошлом году, сразу после приезда, я подарил одному соседу спички. А он мне на следующий день притащил в подарок тяжеленный огнетушитель. Я уже потом сообразил – может, это не сосед ко мне заходил, а какой-нибудь пожарный инспектор? Пока еще не знаешь языка, все они на одно лицо.

Перед походом на пиво к нам с Чессом присоединился его двоюродный брат Сэм. Он адвокат, очень серьезный мужик. Даже когда мы в прошлые выходные купались в водопаде, съезжая на задницах по большим плоским камням, у Сэма было такое лицо, будто он сейчас скажет: «Ваша Честь, обратите внимание на эти скользкие водоросли…»

Но, кроме шуток, Сэм – не дурак. Работка у него такая, что дураком быть просто нельзя. Он мне однажды рассказывал про свое последнее дело: лошадь на скачках сломала ногу, и ее владелец судился с администрацией ипподрома. Так Сэм полгода изучал анатомию лошадей, чтобы выиграть этот процесс. А когда он приезжал в прошлый выходной купаться, я видел у него в «бардачке» книжку о бабочках, но всё же постеснялся спросить, что за дело на этот раз.

Говорить с ним о загадочной твари, поселившейся за нашим домом, я тоже вначале не собирался. Тем более что пить мы начали у Майкла в подвале, где вообще не слышно никаких звуков снаружи. Однако там мне быстро надоело. Американцы почему-то пьют пиво стоя. Невзирая на это, я обычно всегда нахожу, куда пристроить задницу. Но в подвале Майкла всё было как будто подстроено к моему приходу: совершенно не на что сесть, кроме ледяного цементного пола и холодных бочек с пивом.

И главное, стоило мне об этом заикнуться, как они сразу потребовали рассказать еще чего-нибудь о диковинных обычаях русских. Начался очень длинный разговор, во время которого я пытался объяснить, почему мы в Питере греем пиво зимой:

– Летом жарко, так?

– Так.

– В кайф выпить холодного пива, так?

– Так.

– Зимой холодно, так?

– Так.

– В кайф выпить подогретого…

– Ни за что! Пиво подогретое не бывает! Представь, Алекс – ты на пляже, жара… и еще пиво горячее! Бр-рр!

– Блин, но это же летом, когда жарко, так?!

– Так.

– Но зимой же холодно, так?..

И опять по кругу, всё сначала. В конце концов Сэм тоже понял, что разговор зациклился, и предложил выйти на воздух.

Мы вышли с пивом на задний двор и, стоя над ручьем, любовались природой. Сэм увидел невдалеке дерево с белыми цветами и тут же сказал его название – которое я тут же забыл, но зато спросил:

– А слышишь – вот это? Будто наждачкой по камню… Всю ночь мне спать мешало! Чесс говорит, это лягушка.

– Маловероятно. Лягушки так не орут. Я думаю, насекомое. Или даже птица, – ответил грустно-задумчивый Сэм. И почему-то добавил: – А ты слышал, как кролики верещат, когда их режут? Ужасный звук, правда?

Я промолчал. Я не слышал, как верещат кролики.

– Вот, кстати, еще одно интересное явление, – продолжал Сэм, отхлебнув пива. – Похоже, Майкл приучил свою собаку не срать на своей территории!

Действительно, лохматый Твелвгейдж уютно примостился прямо за нашим домом. Ограды между дворами не было, но пес Майкла верно вычислил, что у нашего дома – чужая зона, а значит, можно гадить вдоволь. Закончив, он подхватил зубами свою любимую «летающую тарелку», которую перед этим заботливо положил перед собой на землю, и убежал. А я на всякий случай запомнил место, чтобы не вляпаться.

В выходные скрежещущая «не мышонка, не лягушка» отошла на второй план. Конец пятницы вообще не зафиксировался в памяти: в рамках культурного обмена я показывал американцам, как делается пивной пунш. Тот самый, про который мой приятель Жора обычно рассказывал так: «А потом кто-то сделал этот пунш. Не помню только, кто…»

Субботу и воскресенье мы провели на Дип Крик, где учили Лиз, племянницу Чесса, нырять с мостков под плакатом «Купаться запрещено». Я лишь раз вспомнил про загадочное существо-напильник, когда по пути обратно Чесс на скорости сто миль в час высунул за окно губную гармошку. Получилась совершенно шизовая музыка ветра. И мне сразу пришло в голову – а может, нет у нас за домом никакого особого существа? Просто ветер так шумит, треплет какой-нибудь сухой листок между сучьев.

Но в этот вечер я всё равно ничего не слышал: вернувшись домой, сразу заснул как убитый. Свежий воздух, купание, ну понятно.

Зато в понедельник! Я пришел с работы усталый, поел булки с молоком, послушал старый «Аквариум» и лег спать. Вернее, только лег. В душном ночном воздухе, под аккомпанемент скрипачей-цикад выводил свое соло одинокий напильник. Закрыть окно было бы просто самоубийством: вентилятор, стоявший на подоконнике и тянувший свежий воздух, был единственным спасением от жары. А когда-то я думал, что он гудит! Да по сравнению с этими наждачными звуками вентилятор был просто шепотом любимой девушки!

Я провалялся без сна еще полтора часа, обдумав всё, что только можно обдумать, если лежишь в тридцатиградусную жару на полосатом пододеяльнике и слушаешь надрывающуюся за окном лягушку или кто там еще.

В третьем часу я не выдержал и спустился вниз. На кухне сидел Мэт и ел разноцветные макароны. Увидев меня, он заржал: наверное, решил, что я иду звонить. Месяц назад ночью, когда я лежал на полу в прихожей и разговаривал по телефону с Маринкой, Мэт вернулся из бара, перешагнул через меня и пошел спать; встав в полвосьмого утра и спустившись вниз, он обнаружил, что я всё еще лежу в прихожей и разговариваю; он тогда сразу спросил, не дам ли я ему на минуточку телефон – позвонить в дурдом; но я успокоил его, сообщив, что говорю не с Россией, а всего лишь с Северной Каролиной.

– Проклятая древесная лягуха! – объяснил я свою теперешнюю бессонницу. – Ни хера не дает спать!

– Take my gun and take care, – предложил Мэт.

– Не, лучше молочка попью. Может, засну.

– It might help, too.

Но поднимаясь в спальню, я вновь услышал… Все окна в доме были открыты, и казалось, под каждым сидит пьяный сантехник и перепиливает толстую трубу мелким рашпилем. Я передумал возвращаться и вышел на улицу.

Ага, вот оно что! Их уже двое! Немного поодаль от первого источника звука завелся второй. И они, суки, теперь переговариваются! «Шрых» – «шырых-шырых»… «Шрых» – «шырых-шырых»… Я попробовал подойти ближе, но передвигаться в темноте по колючим кустам оказалось непросто.

Абзац! Царь Природы. На рубеже XXI века. В одних трусах на берегу ручья, в третьем часу ночи. Жертва напильникофобии. Разозлившись, я схватил горсть камней и запустил ими на звук. Потом еще очередь – по второму.

Странные звуки смолкли. Под ласковое пение цикад я вернулся в дом. Мэт оторвался от разноцветных макарон:

– Did ya show them bastards where Russian crayfish stay the whole fuck’n winter?

– Типа того.

Я поднялся в спальню и лег. Как хорошо – только цикады и вентилятор. Однако…

Блин, мне опять не спалось! Я понял, что лежу и думаю о древесной лягушке. Почему она кричит каждую ночь? Почему замолчала? Может, я убил редкое животное или помешал ему искать подругу? А может, это все-таки не животное, а какое-то странное явление природы? Бывает, деревья от мороза трещат. Интересно, трещат ли они от жары?