Яростные тени - Джен Беннет

– О, Хэдли, – сочувственно прошептал Лоу.

– Если честно, он сумел меня только повалить. Будь я обычной девочкой, все бы закончилось по-другому. Его смерть списали на несчастный случай. Ни мой отец, ни Прайсы не возражали.

– А чего им возражать? – отрезал Лоу. Хэдли не ожидала, что он так разозлится. – Если бы у нас был такой сосед, когда Астрид жила с нами, уверяю, мы бы такого не потерпели. Ни я, ни мой старший брат вовсе бы не раскаялись. И тебе не стоит себя изводить.

Хэдли попыталась пояснить.

– Мне не жаль содеянного, просто мой разум спутал тот страх с чувством вины, которое я испытала позднее. Я сознаю, в чем причина. Но понимать и изменить – большая разница.

– Попросить помощи – не значит проявить слабость.

– Скорее, дело в том, чтобы верить не только в кого-то, но и в себя.

– Скорее, если исправить одно, то и другое тоже придет в норму, – предположил Лоу с нежной улыбкой.

– Может быть.

Они надолго замолчали. Хэдли отрезала кусок бинта подлиннее и замотала руку Лоу, чтобы повязка держалась.

– А их видишь только ты? – спросил ее пациент.

– Прости?

– Я имею в виду Мори.

– Иногда встречаю того, кто может их видеть. Одна из моих служанок заметила и тут же уволилась. Испугалась до жути. Мой отец видел их до того, как ослеп. Ой, и Оливер Гинн заметил что-то на вечеринке.

Лоу проворчал:

– Денежный мешок?

– Он утверждает, что они зловредные духи, созданные Сетом.

– Египетским богом?

Хэдли кивнула.

– По легенде Сет собрал тени душ, чтобы устроить хаос в Загробном мире.

– А, шеуты.

– Ты знаешь этот миф?

– Ты же понимаешь, что у меня не только красивое лицо, – напомнил Лоу, и Хэдли невольно уставилась на его мускулистую грудь. Она отвернулась, чтобы закрепить повязку, а хитрец продолжил: – Рабочие Нубии на раскопках рассказывали истории о призраках, обращавшихся в черных псов, из-за которых путники пропадали в пустыне. Некоторые поговаривали, что псы-призраки сотканы из теней. Таких называли шеутами.

– Значит, Оливер не солгал?

– Оливер, – повторил Лоу, будто какое-то ругательство. – Ты говорила с ним об этом? Хэдли, что он для тебя значит?

Закончив с перевязкой, она встала.

– А можно спросить, что для тебя значит Руби?

– Я тебе уже говорил.

Она раздраженно бросила пластырь.

– Ты же сказал, что собираешься повести ее на танцы, а потом представил меня мистеру Троттеру под ее именем. Ты же периодически мне врешь. Как мне отличить правду от вымысла?

Лоу сжал ее руку. Хэдли дернулась и попыталась вырваться, но его хватка была стальной.

– Отпусти, мне больно. – На самом деле, все было не так уж плохо, но от паники мысли путались.

– Черт побери! Перестань сопротивляться и выслушай меня!

Хэдли изумилась, услышав раздражение в его голосе, и застыла, тяжело и прерывисто дыша.

– Ты права, – сказал он, чуть ослабляя хватку. – Я лгун, и мы оба это знаем. Но даже если бы это было не так, я никогда не стану подходящей тебе партией. Моя семья – иммигранты, я вырос в бедности и не принадлежу к твоему обществу, никогда не стану его частью, независимо от того, сколько денег и власти у Магнуссонов.

– Деньги и власть не всегда означают, что человек достоин доверия.

– И я не всегда вру. Давай заключим сделку, – продолжил Лоу уже спокойнее: – Помнишь, как мы стояли во дворе у зеркального пруда? Я сказал тебе правду о потере мизинца. Только тебе и никому другому. Я переживал, что женщин оттолкнет мое увечье, а ты ответила, что подходящая женщина не обратит внимания. Помнишь?

– Да.

Он обнял ее крепче.

– Понимаешь ли, у меня странное чувство, что ты можешь стать той самой подходящей женщиной. Той, кто не отшатнется от моего прикосновения.

От сильных эмоций у Хэдли перехватило горло.

– Видишь эту руку? – Он нежно сжал ее пальцы, привлекая внимания к шрамам на том месте, где когда-то был мизинец. – Я рассказал тогда правду о том, как лишился пальца, и с этих пор, всякий раз держа тебя за руку, можешь мне поверить, я тебе не вру. Веришь?

Хэдли с колотящимся сердцем подняла на него взгляд.

– Я постараюсь, мне хочется тебе верить.

– Я прошу лишь об этом. – Лоу прижал ее кисть к губам, поцеловал костяшки, отчего по руке побежали мурашки. Его голубые глаза прищурились с обезоруживающей проницательностью. – Теперь позволь мне доказать: я держу тебе за руку, так какую мне правду тебе поведать? Хочешь, поклянусь, что не расскажу никому о твоих тайнах? Я не проболтаюсь ни единой живой душе. Но ты уже это и так знаешь, иначе бы не призналась.

– Теперь ты меня не боишься?

– Боюсь ли я того, что ты способна вызвать? Разумеется, черт побери! Любой бы опасался неизвестного. Но тебя не боюсь, и в этом вся разница. Хэдли, что еще тебя тревожит? – Он притянул ее ближе, пока их ноги не прижались друг к другу. – Ты вспомнила о Руби. Что ты хочешь о ней узнать? Мне особо нечего поведать. Я не собираюсь возобновлять с ней отношения, поэтому не отвечал на ее звонки. Но в целом у меня и такой возможности-то не было. В последнее время я все дни провожу с тобой, а ночами предаюсь воспоминаниям о них.

– Лоу… – Хэдли попыталась сказать что-то еще, но у нее ничего не вышло.

Через секунду он отпустил ее руку, обнял за талию и посадил боком себе на колени. Его грудь казалась теплой кирпичной стеной у ее плеча. Столько обнаженной кожи. Хэдли немного встревожилась, когда Лоу провел рукой по ее спине и положил ладонь на бедро, а другой повернул ее за подбородок к своему лицу.

Он проговорил тихо и решительно:

– Я понимаю, почему тебе неприятно, когда тебя касаются другие люди, но со мной все иначе. В машине я солгал, будто мне все равно, что я тебя не интересую. Мне совсем не все равно. – Лоу медленно отпустил ее подбородок. – Ты ведь соврала, когда утверждала, что больше не желаешь меня целовать?

Хэдли опустила взгляд на его грудь и прошептала:

– Да, соврала.

Пока Хэдли прислушивалась к дыханию Лоу, приглушенный шум засыпающего за окнами города казался таким далеким. Она почувствовала движение у бедра. Но с натянутыми нервами, прошло несколько мгновений, чтобы понять, что происходит. У Лоу было много времени, чтобы по-джентльменски отступить или поменять позу, но соблазнитель явно не собирался этого делать.

Боже милостивый.

Ее лицо покраснело от смущения, быстро сменившегося чем-то другим, как только соски напряглись, превратившись в твердые вершинки. Руки, лежавшие на коленях, Хэдли сжала так, что ногти впились в ладони, и свела ноги вместе, молясь, чтобы Лоу ее не касался.