Отечественная война 1812 года. Неизвестные и малоизвестные факты - Сборник статей

В лице Кутузова народная война обретала свой символ. Он делался средоточием народных чаяний и надежд. Думаю, и в облике его было то, что внушало доверие и уверенность в конечной победе. Людям, знавшим Кутузова вблизи, он представлялся сложным и противоречивым, нередко безнравственным и лицемерным.

Но сами его противоречия имели глубоко национальную природу и на далеком расстоянии сливались в единый образ народного героя. Да, это был человек XVIII века с его примитивными представлениями о бытовой морали, не очень разборчивый в средствах, карьерист, ловкий интриган. Все так. Но в то же самое время – любимец Екатерины II, талантливый военный, храбрый и осторожный, он имел за плечами суворовскую школу, к тому же был блестяще образован, свободно владел несколькими языками. Находясь много лет в Турции в должности русского посла, Кутузов проявил себя как незаурядный дипломат, хорошо постигший восточный менталитет. Да и в нем самом европейская образованность соединялась с восточной хитростью. Кутузов любил и умел хорошо пожить, ценил комфорт, но легко переносил тяготы походной жизни. Он не был равнодушен к славе, но еще больше любил деньги и власть.

В нем органично сочеталось, казалось, несочетаемое. До глубокой старости, несмотря на дряхлость и физические недостатки, он пользовался успехом у женщин, был на редкость обаятельным. По воспоминаниям генерала С. И. Маевского, «природа одарила его прекрасным языком, который восходил до высокого красноречия. (…) Можно сказать, что он не говорил, но играл, это был другой Моцарт или Россини, обвораживавший слух разговорным своим смычком». Он был остроумен, умен и с одинаковой легкостью находил общий язык и с великосветской красавицей, и с русским солдатом. Интересно, что по своему психологическому складу Кутузов очень напоминал И. А. Крылова. Недаром Крылов чувствовал в нем родственную душу и прославлял в своих баснях. А в баснях мы видим живого Кутузова.

Крылов с самого начала войны очень чутко улавливал народные настроения. В его первых же баснях, посвященных начальному этапу военных действий, мы читаем:

В делах, которые гораздо поважней,Нередко от того погибель всем бывает,Что чем бы общую беду встречать дружней,Всяк споры затеваетО выгоде своей.

Современники за этими словами легко угадывали споры в Главной квартире о том, как следует вести боевые действия. Суммируя многочисленные свидетельства на этот счет, историк Н. К. Шильдер писал: «В многолюдной главной квартире шумели, интриговали среди обстановки, затруднявшей всякую разумную деятельность… Предложения противоречили одно другому и давали только повод к постоянным совещаниям, которые (…) сильно раздражали Барклая, не одаренного способностью говорить и спорить… Но при всех рассуждениях руководствовались ошибочной оценкой сил, которыми в действительности располагал Наполеон».

Как человек гражданский и далекий от военной науки, Крылов вряд ли мог иметь собственные представления о том, как следует воевать. Но он руководствовался здравым смыслом. Прекрасно понимая, что Барклай де Толли – это полководец, не облеченный доверием армии и народа, он был уверен, что Барклай не способен эффективно командовать войсками, даже если избранная им тактика правильная. Крылов понимал то, о чем так блестяще скажет Толстой в своем гениальном романе: дух войска важнее стратегического искусства полководца. Поэтому, если сама идея отступления не встречает поддержки в войсках, оно бессмысленно. Если Кот из крыловской басни, поедающий жаркое, легко ассоциировался читательской аудиторией с Наполеоном, захватывающим русские города, то под поваром, скорее всего, подразумевался сам царь со свойственной ему в этот период набожностью и со всегда присущими колебаниями в решении важных вопросов. Это к нему были обращены заключительные строки басни:

А я бы повару иномуВелел на стенке зарубить:Чтоб там речей не тратить по-пустому,Где нужно власть употребить.

С момента назначения Кутузова на должность главнокомандующего Крылов безоговорочно встает на его сторону и осенью 1812 года публикует на страницах «Сына Отечества» серию басен, оправдывающих тактику главнокомандующего.

Зная нелюбовь Александра к Кутузову, русские генералы полагали, что сдача Москвы станет удобным предлогом для его отставки. Называли даже имя его возможного преемника – это Л. Л. Беннигсен. Именно он особенно сильно интриговал против Кутузова, писал царю письма с предложениями поскорее закончить войну, иначе «наш добрый старик не окончит ее никогда». Английский представитель при Главной квартире генерал сэр Роберт Вильсон, человек не просто информированный, но и активный участник интриг против Кутузова, позднее писал даже о готовящемся заговоре и возможном аресте главнокомандующего.

Однако «свалить» Кутузова мастерам придворных интриг было не так-то просто.

И скоро Беннигсен сам оказался уволенным от армии «по болезни».

Серьезным кризисным моментом стала так называемая миссия Лористона, прибывшего в Тарутино в качестве парламентера от Наполеона. Ж. А. Б. Лористон, генерал французской армии, в то время исполнявший обязанности адъютанта Наполеона, 21 сентября получил приказ следовать в Главную квартиру русской армии, чтобы заключить перемирие и получить пропуск в Петербург для мирных переговоров с Александром I. Оказавшись запертым в сожженной Москве, Наполеон, трезво оценивая всю тяжесть своего положения, стремился к скорейшему заключению мира и был готов идти на значительные уступки. Первоначально Кутузов намеревался встретиться с Лористоном на аванпостах. Однако Вильсон, не доверявший Кутузову и опасавшийся возможности с его стороны заключения сепаратного мира с французами, выступил категорически против такого решения. Вильсона поддержал ряд русских генералов, в том числе Л. Л. Беннигсен и П. М. Волконский.

Кутузов, уже давший согласие на встречу с Лористоном, вынужден был принять компромиссное решение. Он не выехал на аванпосты, а принял парламентера в русском лагере. Следуя своей тактике как можно дольше уклоняться от боевых действий, Кутузов хоть и ответил отказом на предложение начать переговоры о мире, но пообещал Лористону поставить в известность Александра I об этом предложении, заведомо зная, что царь не только не пойдет ни на какие переговоры, но и будет недоволен самим фактом встречи русского главнокомандующего с парламентером противника. Последнее обстоятельство было на руку противникам Кутузова, пытавшимся представить его в глазах Александра I как сторонника мира с Наполеоном.

Кутузов, видимо, не исключал при определенных условиях возможность договориться с противником. Во всяком случае, Лористон, передавая свой разговор с ним, писал: «Затем он присовокупил, что «ему уже известно о примирительном характере сих предложений и, возможно, они послужат к почетной и выгодной для России договоренности»». Так это или не так, судить трудно.

Но бесспорно, что Кутузов был раздражен постоянным давлением, оказываемым на него британским комиссаром, к тому же держащим в своих руках нити интриг. Кутузов также понимал, что полное уничтожение Наполеона в России, включая его плен или физическое истребление, более отвечает интересам Англии, стремящейся к европейской гегемонии, чем России, нуждающейся в неком противовесе английскому влиянию на континенте.

Но как бы то ни было, недоброжелатели Кутузова усиленно распространяли слухи о его готовности вступить в мирные переговоры с французами. Эти слухи необходимо было опровергать. Удивительно, но оперативнее всех отреагировал Крылов. Как только в Петербурге стали известны подробности встречи Кутузова и Лористона, состоявшейся 23 сентября, он написал басню «Волк на псарне».

В ней Крылов представляет дело таким образом, что французы, изображаемые под видом волка, случайно вместо овчарни попавшего на псарню, загнанные в безвыходное положение, обратились к Кутузову с предложениями мира:

… к чему весь этот шумЯ ваш старинный сват и кум;Пришел мириться к вам совсем не ради ссоры,Забудем прошлое, уставим общий лад,А я не только впредь не трону ваших стад,Но сам за них я грызться рад,И волчьей клятвой утверждаю,Что я…

На этом его перебивает псарь (Кутузов):

Послушай-ка, сосед…Тут ловчий перервал в ответ:Ты сер, а я, приятель, сед,И волчью вашу я давно натуру знаю,А потому обычай мойС волками иначе не делать мировой,Как снявши шкуру с них долой,И тут же выпустил на волка гончих стаю.

Собственноручную копию этой басни Крылов отправил жене Кутузова, а та переслала мужу. В армии она имела огромный успех. А. И. Михайловский-Данилевский сообщает, что при ее чтении «воздух потрясался от восклицаний гвардии».