Вслед кувырком - Пол Уиткавер

Но что-то уже случилось. Неизвестный вирус уже действует у нее внутри, у них всех внутри…

И вдруг он плачет, стыдясь слез и не в силах остановиться, он знает, что Мицар смакует все его чувства – наплевать; Моряна держит его крепче, прижимает лицом к теплой впадине своей шеи и плеча и тихо шепчет ему на ухо:

– Ну-ну, тихо, мой эйр. Что такое? Я невредима, и Пол тоже не сильно ранена.

Действительно Мицар заставил ее соединить с ним палатки? Это он с помощью своей псионики наложил на ее сердце принуждение, легкое, как поцелуй мотылька, и все же неотразимое, неодолимое? Она – его награда за помощь Коллегии?

Ему хочется верить, что Мицар солгал, что риск псионического принуждения Моряны был бы слишком велик, но уверенности нет. Он не может выполоть сомнение, посеянное столь искусно и злобно. Потому что знает: ничего особенного он не представляет собой. И Моряны он не заслуживает. Почему же тогда она выбрала его одного? У него чувство, что его обгадили. Но хуже, куда хуже – та рана, что Мицар нанес ей, и оттого, что Моряна про нее не знает, рана не становится менее серьезной, а его собственная вина – менее тяжкой оттого, что он сам не знал ничего до сих пор. Он высвобождается из объятий, резко подавляя слезы.

– Прости. Так, ерунда.

– Эмоциональная вы раса, эйры, – замечает Моряна уже не в первый раз.

– Ты плачешь обо мне, Чег? – звучит слабый голос Полярис. – Вот уж не знала, что тебе не все равно.

Он поворачивается к ней. То, что он принял за покрывающую лицо тень, сейчас, когда она пытается сесть, оказалось багровым синяком.

– Ой, – говорит Полярис. – А ведь больно.

– Всем досталось. У меня до сих пор в ушах звенит. Похоже на легкое сотрясение. А ты как?

– Царапины да синяки. Повезло мне. Что там с Халцем и Феном?

– Халца горой не придавишь. Сейчас он смотрит, что с Феном. Ты не могла бы…

– Своей силой их проверить? Пыталась уже. Псионики нет. – Она пожимает плечами и вздрагивает от боли. – Но мы, тельпы, быстро восстанавливаемся, не волнуйся. Просто чувствую, как малыши-селкомы трудятся изо всех сил. А пока что, боюсь, я беспомощна, как последний нормал.

– Мы тебя прикроем, ничего с тобой не случится, – говорит Моряна.

– Это точно.

Но Чеглока слова Полярис не убедили. Конечно, они весьма правдоподобны. Неврологические травмы могут нарушать псионические возможности у всех рас мьютов, не только у тельпов. Иногда нарушение временное, иногда необратимое – все зависит от природы и серьезности травмы. Но Чеглок не может избавиться от сомнения, не симулирует ли она потерю своих способностей.

Нет, шепчет Мицар. Насколько я могу судить, не обнаруживая своего присутствия, она говорит правду. И я ей верю.

Почему?

Потому что ей нет нужды врать. Если бы Полярис хотела использовать свою силу против вас, вы бы все равно не могли ей помешать. Меня волнует не то, потеряла ли она свою силу, а то – почему это произошло: Это может быть ранним проявлением вируса. Возможно, он бьет по псионике.

– Чег, что с тобой? – Моряна протянула руку и поддержала его, когда он пошатнулся. – Ты весь побледнел.

– Я… – начинает он, но не успевает ничего сказать, как в пузырь врывается Халцедон, держа на руках салмандера.

– С Феном что-то случилось! – кричит он почти в панике. – Он болен – он сгорает!

Совсем пропал

– Тпру, полегче! – говорит дядя Джимми с той стороны стола для пикников, когда Джек и Джилли запихивают вилками в рот черничный пирог. На его футболке черным по белому написано желание быть чьей-нибудь собакой. – Куда спешим?

– Хотим начать пораньше, – отвечает Джилли.

На столе – никаких следов вчерашней игры, кроме мясистых розовых катышков от ластиков.

– Что именно начать пораньше?

Джилли перед тем, как ответить, делает хороший глоток апельсинового сока. Времени – чуть больше половины восьмого утра, понедельник. Практически ни ветерка. С пустого синего неба жарит солнце. Намечается еще один знойный день.

– Мы с Джеком хотим съездить в «Наживку и снасти» и взять наше каноэ, – заявляет она, будто провоцируя дядю Джимми возразить.

Они даже уже оделись соответственно: Джилли – в линялые джинсовые шорты и футболку «I♥NY» поверх ярко-зеленого бикини, Джек – в плавках и темно-малиновой футболке с эмблемой «Краснокожих» – головой индейца.

– Правда? – Дядя Джимми прихлебывает кофе. Джек все время гадает, заметил ли он уже пропажу двух косяков, но такое ощущение, что сегодня утром он мало чего замечает. Клочки туалетной бумаги прилипли к подбородку на месте порезов: он до сих пор не научился бриться опасной бритвой. Билл считает чудом, что он вообще еще горло себе не перерезал. – Впервые слышу. Вы так и собирались прямо после завтрака туда рвануть или сначала хотели спросить разрешения?

– Я и спрашиваю.

– А такое ощущение, что просто ставишь меня в известность.

Сидящая рядом с дядей Джимми Эллен вносит в дискуссию самодовольную усмешку.

– Эллен, заткнись, – предупреждает Джек.

– А я ничего не сказала!

– Ага, ты только собиралась сказать.

Этим Джек зарабатывает презрительный смех с отбрасыванием назад обесцвеченных локонов – нокаутирующий удар, отработанный перед бесчисленными зеркалами.

– Ты кем себя вообразил, Джек Дун? Чтецом мыслей из этой глупой игры… тюльпаном, да?

– Тельпом, – поправляет ее хор из трех голосов.

– Без разницы. – Обворожительно улыбаясь, Эллен наклоняется к Джеку, глядя ему в глаза: – Прочти, что я о тебе думаю. Я высказываюсь ясно и понятно?

– Дядя Джимми…

– Прекратите оба. – Дядя Джимми берет сигарету из пачки «Марльборо» и прикуривает. Выдыхает дым налево, в сторону от Эллен. – Рано сегодня заводитесь.

– Это она начала!

– А я заканчиваю.

– Так можно нам идти, дядя Джимми? – спрашивает Джилли секунду погодя.

– Не знаю, хотели бы ваши предки, чтобы вы выходили в бухту одни.

– Так мы же много раз уже это делали. Правда, Эл?

Наглая ложь, и Эллен это отлично знает. Но сейчас Джек, хоть и лишенный способностей тельпа, видит, как у нее шестеренки в мозгу вертятся. Когда Джека и Джилли не будет, весь дом окажется в распоряжении ее и дяди Джимми. По крайней мере на несколько часов им не придется остерегаться, что их поймают. И они сразу могут пойти в кровать.

– В такую погоду, как сегодня, мама и папа их отпустили бы, – подтверждает она.

Если дядя Джимми что-то и заподозрил, то по его пожатию плеч этого не видно.

– Что ж, тогда ладно. Только чтобы к пяти тридцати вечера были дома. И обещайте надеть спасательные жилеты.

– Обещаем! – восклицают Джек и Джилли абсолютно синхронно.

Эллен фыркает и смеется.

– Чего такого смешного? – спрашивает возмущенный Джек.

– Вы, – отвечает Эллен. – Близнецы-ля-ля-ля, Траляля и Труляля.

– Ты просто завидуешь, – говорит Джилли. – Потому что сама — одиночка.

– Размечталась, тебе завидовать!

– Прекратите! – предупреждает дядя Джимми. – А вообще-то я бы не был так уверен, кто одиночка, а кто нет.

Эллен заглатывает наживку:

– У меня близнеца нет.

Дядя Джимми давит окурок в пепельнице из перевернутой раковины.

– Конечно, сейчас нет.

– Вообще нет. – Эллен трясет головой. – Я бы знала.

– Ты думаешь? Близнецы встречаются чаще, чем люди привыкли думать. Почти половина беременностей начинаются как многоплодные, а некоторые ученые считают, что процент еще выше.

– И что?

– Подумай сама. Что происходит с этими близнецами? Почему их рождается намного меньше?

– Не знаю. Выкидыши, наверное.

– Конечно, отчасти и они. Но в основном потому, что в утробе творится то же самое, что вне ее. Конкуренция за ресурсы. Зародыши сражаются за еду, пространство – за все. Даже за кровь. Иногда еды не хватает на всех. И тогда именно это и происходит – более сильный зародыш поглощает более слабого. Съедает – в буквальном смысле.

– Брррррррррр! – Это Джек и Джилли хором.

– Не может быть, – говорит Эллен. – Ты это сейчас придумал.

– Вот те крест! – настаивает дядя Джимми с серьезным лицом. – Ты разве не слыхала про яйцественный отбор?

– Дядя Джимми! – взвывает Эллен.

– Клянусь, там джунгли. – Он закуривает новую сигарету, с удовольствием развивая тему. – Как об этом узнали? Бывает, что когда сдают кровь, оказывается, что у одного и того же человека две разные группы крови. Единственный вариант, когда это возможно – это если двое разнояйцовых близнецов вроде Джека и Джилли сливаются в утробе, один поглощает другого. Пока все ясно?

Все кивают.

– Но понимаете, когда сливаются однояйцовые, идентичные близнецы, это никак не обнаружить, потому что у них одни и те же гены и одна и та же кровь. А значит, ты можешь носить в себе остатки своего идентичного близнеца, Эл, и никогда об этом не узнать.