"Наследие" Печать Бездны - часть 1 - Вячеслав Седов

Наконец, след оборвался.

Старая, полуразвалившаяся лачуга в закутке среди подобных ей. Хлопья пепла лежали у потрескавшегося от времени деревянного порога.

— Я его не чувствую… — выдохнул один из колдунов.

— Неужели «скрытый»? — спросил другой.

— Надо проверить, — предложил третий и сунул ладонь в широкий рукав.

Вынув оттуда нечто, что держал в кулаке, колдун подступил ко входу в лачугу и осторожно разжал пальцы. Мотылек выполз на мизинец, расправил крылья и легко слетел, поднявшись в ночное небо.

— Назад, — зашипели ему в спину.

Но колдун отрицательно мотнул головой. Судорожно сглотнув, он сомкнул веки и приложил средний и указательный палец к виску, подперев локоть свободной рукой. Дистанция и так была слишком велика…

Вот мелькнула стена, чернеющая в ночи дыра вместо окна в бамбуковых кольях под прохудившейся и съехавшей крышей. Внутри темно как в печке. Все закружилось и заметалось пред взором — мотылек чувствовал опасность, но боялся ослушаться своего хозяина.

Колдун дернулся, когда из темноты на него посмотрели желтые, очень злые глаза. Лицо приблизилось. Рука в перчатке с набойками медленно опустила красный шарф, и в лунном свете проникающем через окно островитянин увидел хищную улыбку, предварившую яркий всполох.

Колдун вскричал, схватившись за голову и упал на землю. Стоявшие поблизости братья кинулись к нему, но тут же отступили. Из халупы выскочила рослая худая фигура.

Йома застыл над колдуном, обводя остальных взглядом широко распахнутых желтых глаз.

— Зря вы не оставили меня в покое, — холодно клацнул железом голос.

Меч крутанулся в руке, и, на глазах колдунов, демон пригвоздил валявшегося без сознания островитянина к земле.

Медленно переступив тело жертвы, йома разжал левую ладонь и сдул с нее перерубленного надвое мотылька.

Один молодой колдун оправился раньше остальных и, с яростным кличем уперев перед собой посох, принялся выкрикивать срывающимся голосом заклятия. Одно за одним… Одно за одним, не прерываясь ни на секунду, выбрасывая, вытряхивая из себя, казалось, всё Ки, что содержалось в молодом теле. Бросая свою ярость на встречу злобе приближавшегося монстра, который только что добил лежачего!

Их разделяла всего пара шагов, когда йома вдруг скрючился и застонал. Колдун от неожиданности замолчал, бросив неуверенный взгляд через плечо на наставника.

Неужели сработало!? У него получилось! Впервые!

— Он притворяется! Назад!!! — крикнул что было мочи седой как лунь островитянин.

Поздно. Последнее, что услышал молодой колдун — это едкий смешок над самым ухом. Он даже не успел повернуться, когда сильная рука схватила его за подбородок и с хрустом вывернула шею.

Колдуны завопили как бешенные, прыгая навстречу йома, вонзая жезлы и посохи в землю и повторяя те же заклинания, что выкрикивал их убитый собрат. Но йома только издевательски смеялся своим металлическим голосом и отбрасывал их в стороны.

— Мастер, — склонился перед стариком один из островитян, что шел всегда рядом с наставником, одетый в легкий доспех и препоясанный мечом.

— Тоширо, его нужно разозлить!

— Я понял, мастер.

Воин выхватил меч и с боевым кличем бросился вперед…

Карнаж немало озадачился появлением среди колдунов с посохами человека с мечом. «Ловец удачи» полагал, что святилища держали немногочисленную охрану только у алтарей, и не брали воителей туда, где властна только магия, а искусство меча оказывалось бесполезно. Но, раз уж тот седой старикан, что, по-видимому, заправлял здесь, решился разыграть и эту карту. Стоило показать, насколько это было ошибочно.

Еще не до конца придя в себя, после того как очнулся в лачуге, Карнаж легко увернулся от первого выпада. Вернее увернулся не он, а его тело, автоматически, четко и очень быстро, даже с запасом. Разум полукровки после каждого такого «сюрприза» впадал в легкий ступор, и конечности явно решили действовать сами, предоставляя затуманенному сознанию и дальше приводить себя в порядок.

Меч остался в теле пригвожденного колдуна, но рука сама выхватила трофейный кинжал, что «ловец удачи» прихватил с собой после первой стычки с островитянскими мистиками.

Тоширо рубанул еще раз и еще. Клинок по-прежнему рассекал воздух. Островитянин исхитрился, повел меч сначала горизонтально, потом вертикально сверху и резко вернул из нижней позиции вверх, метя в горло. Послышался звон стали, и йома вновь отскочил целый и невредимый. Воин опешил, ведь противник орудовал только кулаками! Снова выпад, финт, кувырок, удар в колено — опять звон! Островитянин вскочил, замахнулся, рубанул наискосок одной рукой, посылая меч вдогонку за ускользающей копной багряных волос — снова этот треклятый звон!

— Ого! — злорадно усмехнулся Карнаж, глядя в налитые кровью глаза воина.

В ответ еще быстрее посыпались удары вперемешку с яростными криками.

— Ой-ой!.. Ох! Ох, как страшно! — с издевкой подзадоривал противника Феникс.

Один из колдунов попытался дотянуться до спины полукровки кончиком шеста. Карнаж зло рыкнул, перехватил древко, закрылся им от меча Тоширо и, оказавшись в результате с обрубком в руках, хорошенько отходил им колдуна, в пару резких ударов перебив тому колени.

Воин обрушился как ураган, ускоряя атаки до такой степени, что толком не было видно самого клинка. Феникс предусмотрительно отскочил так, чтобы все колдуны и их наставник остались за спиной Тоширо, резко приблизился, снова отскочил — руки с мечом поднялись над головой. Вот оно! В пылу боя воин не усмотрел обмана и Карнаж быстро приблизился, расправив пальцы на левой руке и снова сжав их — лезвие кинжала послушно перешло в прямой хват, нацепленное за кольцо на средний палец. Правой подхватив основание рукояти «ловец удачи», не останавливаясь, провел удар в область печени и ушел от бокового удара — чистое безумие, если только решившийся на такое не обладал поистине нечеловеческой скоростью.

Тоширо захрипел и сгорбился.

— Ну что? Притомился? — прошипел Феникс, опустив пятерню на голову воина и вонзив тому кинжал под подбородок.

Полукровка оттолкнул убитого, вырвав из рук меч. Злость снова плясала в голове дикие ран'дьянские танцы с сознанием. Он сам не понимал, зачем говорит такие слова, почему бросает в дело все самое изощренное, что насобирал за время странствий, и с какой стати получает от этого какое-то удовольствие, полное злорадства над слабостью противника. Если в этом и была черта его предков из проклятых лесов, то она ужасала его ничуть не меньше, чем напавших. В чем-то он даже начинал понимать колдунов. Теперь становилось ясно, за что так ненавидели йома.