Зеркальщик. Счастье из осколков - Наталья Алексеевна Мусникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Малуша, выпросившая в это утро право сбегать за водой на колодец (страх хотелось ледяное гадание провести, попытать судьбу для барышень, пуще же всего для голубки ясной Варвары свет Алексеевны), бодро тюкнула ломиком ледок. Девушка не сомневалась, сердце выпадет али корона венчальная, только вот ломик бодро подпрыгнул, даже трещинки не оставив.
- Ох, бяда, - всплеснула руками крошечная старушка, которая слыла наилучшей толковательницей примет и знала их все до единой. – Бяда, девка, поджидат ту, для которой лёд колола. Большая бяда!
- Глупости это всё, - фыркнула Малуша и стрельнула глазом в сторону кузнеца Гаврилы, который ходил за ней с прошлой весны, да пока только на два поклона и одно пожатие руки и насмелился. – Лёд просто крепкий, мороз-то вон какой!
- Ну да, ну да, - меленько закивала старушка, поправляя платок и торопливо крестясь. – Твоя правда, милая, мороз-от нонеча совсем лютой. Сказывают, у Прокоповны во хлеву коза замёрзла!
- А я давно говорил, нужно Прокоповне крышу менять да щели затыкать, - прогудел Гаврила, бережно забирая у Малуши ломик и с одного удара прошибая лёд. – Ось, глянь-ко, Малушенька, ледок-от серденьком проломился.
- Скажешь тоже, - кокетливо хихикнула девушка, разом забыв обо всех печалях и невзгодах и торопливо переплетая косу, а то ленту новую худо видно.
- А от и скажу, - в это утро Гаврила был настроен весьма решительно, оно и понятно, сезон свадебный короток, а ведь ещё приготовиться надобно. Чай, не калики перехожие свадьбу играть будут, нужно и родичей созвать, и дары невесте приготовить, - люба ты мне, Малушенька. И ежели я тебе не шибко противен…
- Ты мне тоже люб, - прошелестела Малуша, смущённо опуская ресницы.
- Коли так, чаво же зря время тянуть? – возвеселился Гаврила, от восторга гудя почище церковного колокола. – Айда к родителям моим за благословением!
Девушка согласно кивнула, начисто позабыв обо всём. Кузнец хотел было приобнять свою любушку, да заробел, за руку лишь взял. Так и поплыли они чинно по улице, словно голубь с голубицею. Принесённые же Малушей вёдра сиротливо жались к колодцу, как собаки бездомные.
- А вёдра-то, - старушка покачала головой со смесью радости, осуждения и лёгкой тоски по давно минувшей юности, - от шебутная. Хто тут есть-та? Тимоха? А ну, не жмись, подь сюды! Подь сюды, тебе сказано, я козлиную башку в бане уже давно забыла. Тем боле, что баней-то ты всё одно ошибся. От ведь неумок, прости господи, на нашем тупике всего три избы, в одной ты сам живёшь, а промеж двух с малых лет бегашь и всё не разберёшь, где поп Леонидий живёт, а где моя избушка-развалюшка.
- Так ить метелица была страшенная, - прогнусавил рябой пеговолосый увалень, у которого от наложенной епитимьи испуганным козлиной башкой попом разнылась спина. – А ты жмёшься, лишний раз лучинку в светце не сменишь.
- И-и-и, милай, в мои-то годы уж об ином свете печься надобно, - отмахнулась бабуся. – Ну ладно, чаво прошлое ворошить. Снеси-ка Изюмовым воду. Малушка-то ускакала, обо всём позабыв, а водицу-то, чай, дожидаются.
Тимоха почесал щёку, расплылся в улыбке:
- И то правда. Сделаю доброе дело. А мне за енто стряпуха ихняя пряник даст. Али краюшку с вареньем.
- Иди уже, - прицыкнула старушка, - а то я тебе прямо сейчас по шее дам. Коромыслом. Не скусно, зато для ума полезно.
Тимоха ушёл, бабуля же мелко перекрестилась и прошептала:
- А бяда-то будет. И немалая, коли в делах суетных о водице-спасительнице позабыли. Пойду-ко я к Леонидию, можа он чем поможет.
Качая головой и что-то чуть слышно шепча, старушка ушла, но напророченная ей беда тёмным облаком повисла над колодцем. Не звенели голоса девичьи, не раздавалось привычных заигрышей и пересмешек, люди подходили, спешно набирали воду и так же молча и быстро уходили, спеша откреститься от чужой напасти. А то мало ли, прицепится к вороту, потом не отодрать будет.
Варенька же Изюмова в это прекрасное солнечное утро ни о каких печалях и бедах даже не думала. Наоборот, проснулась с улыбкой, во время умывания что-то негромко напевала и лишь когда пришла пора одеваться обнаружила отсутствие верной горничной. Барышня удивлённо заглянула в гардеробную, потом позвонила в серебряный колокольчик для вызова слуг, притаившийся на столе меж вазой с цветами, чернильницей и хрустальным шаром.
- Ульянушка, подскажи, куда Малуша пропала? - Спросила Варвара Алексеевна у скромно вошедшей в комнату черноглазой Ульяны, первой в городе песенницы и вышивальщицы. – Мне уж одеваться пора, а её всё нет.
Круглое личико служанки так и засияло от радости:
- Барышня, голубка, радость у Малушеньки немалая! Гаврила её к родичам за благословением повёл!
- Как здорово! – Варенька захлопала в ладоши от восторга. – Наконец-то, а то с весны за девкой ходит, а сам даже не улыбнулся ей ни разу!
- И я об том же, барышня, - Ульяна едва не плясала от восторга. - Так что, коли Вы не против, я нонче за Вами поухаживаю.
Барышня пожала плечами и повернулась спиной, чтобы горничной было сподручнее ей платье шнуровать.
Всё время, пока шло одевание, Ульяна трещала, не закрывая рта, спеша в деталях сообщить всё, что успела узнать от подруг о Малушином поклоннике. Прерывалась лишь дважды: один раз, чтобы принять букетик цветов, присланный лично для Варвары Алексеевны с посыльным, а другой раз по причине шпилек, кои во рту держала, чтобы во время причёсывания Вареньки каждый раз до столика не нагибаться. Когда последний локончик лёг кокетливым завитком и Ульяна объявила, что всё готово, Варвара Алексеевна не сдержала вздоха облегчения. Что и говорить, не привыкла она к излишне говорливой горничной своей младшей сестрицы, Малуша-то поспокойнее, не трещит, словно сорока на колу.
