Зеркальщик. Счастье из осколков - Наталья Алексеевна Мусникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Хотя, стоит признать, Лев Фёдорович ошибается редко, - неохотно признал Всеволод и опять передёрнул плечами, потому как от скорбных воспоминаний опять огнём запылали следы, оставленные тем памятным кнутом. – В этот раз только дважды маху дал, - Зеркальщик хмыкнул, покусал губу и застыл столбом, внезапно озарённый одной крамольной мыслию. – А ну, как не ошибся и в этот раз?»
- Вы чаво, Ваш Благроть? – опасливо спросил околоточный, невольно сжимая через рубаху нательный крест. – Сдеялось чего?
- Нет, всё в порядке, - Всеволод покачал головой, стараясь лишний раз не смотреть по сторонам. – Далеко ещё?
- Почти пришли, Ваш Благроть, - бодро отрапортовал Лев Фёдорович, - вот в ентой камере мы её и заперли. Прошу-с.
Всеволод Алёнович пригнувшись шагнул внутрь тесной, пропахшей кровью и нечистотами камеры и на миг зажмурился, отчётливо увидев растянутую на грубом топчане тощую фигурку с окровавленной спиной, с которой клочьями свисала кожа.
«Так, успокойся, - зло приказал сам себе Зеркальщик, - ты не барышня меланхоличная, чтобы предаваться терзающим душу воспоминаниям и упиваться их горечью. Ты уже давно взрослый мужчина, и всё, что было, погребено навек».
Всеволод встряхнулся, словно окаченный водой пёс, и зорко огляделся по сторонам. Лев Фёдорович почтительно замер у самого порога, даже дыхание затаил, чтобы, упаси бог, какого беспокойства не причинить. Стоит сказать, что бравый околоточный, человек решительный и жёсткий, коему случалось в одиночку укрощать известных бузотёров и смутьянов, испытывал опасение перед неведомым. Скажем, чего ножа в кулаке забулдыги бояться, али револьвера в руках у иноземной заразы террориста, кои так и норовят пересечь границу Империи, дабы ввести свои драконьи порядки в почтенных, вековыми традициями освящённых землях? С человеком, чай, можно на равных сойтись, хитрость какую-нито применить, а то и по-простому кулаком в ухо заехать, дабы вылетела душонка подлая на суд божеский. А с чародеем попробуй-ка совладай! Особливо вот с таким, от коего подчас и не знаешь, чего ожидать. Вон, застыл каменюкой, только глазища серые сверкают, точно звёзды полуночные. А в полночь-то, знамо дело, какая сила из нор вылезает.
«Тьфу, гадость, - сплюнул Лев Фёдорович и торопливо перекрестился, - прости, Господи, грехи тайные и явные, а пуще того защити от козней ворога лютого, что до душ человеческих великий охотник».
- Сударь, ежели Вы уже завершили познание глубин моей души, то соблаговолите выслушать, - Всеволод Алёнович колюче усмехнулся. Шрам исказил его лицо, на миг превратив в поистине бесовскую маску.
Околоточный судорожно сглотнул и поспешно вытянулся во фрунт.
- Итак, - Зеркальщик задумчиво побарабанил пальцами по стене, брезгливо поморщился, вынул из рукава платок и тщательно протёр каждый палец, - одно из двух: либо в Евдокии вопреки всем законам пробудился активный дар Зеркальщика, либо ей кто-то помогал. Тут ясно заметен след отражающего заклятия, коим вашей бдительной страже глаза отвели.
- От ведь пакость, а! – околоточный зло рубанул рукой, начисто позабыв, с кем имеет дело. – От не даром ентих проклятушших Зеркальщиков истребляли, аки волков лютых! И правильно, скажу я Вам, делали!
На щеке Всеволода Алёновича багрово запылал шрам, голос стал резким, словно хруст битых осколков под каблуком:
- Ваша позиция по данному вопросу мне ясна. А теперь соблаговолите сосредоточиться на делах сугубо служебных, законотворчество, насколько мне известно, в ваши обязанности не входит.
Лев Фёдорович побагровел так, что казалось, ещё немного и бравого околоточного удар хватит.
«А потом Никита будет мне выговаривать, что я стражей порядка извожу и почём зря тень на своё доброе имя бросаю, - меланхолично подумал Всеволод и усмехнулся левым уголком рта. – Хотя, где оно, доброе-то? Терпят меня, аки волколака среди собак, а ни на един миг не забывают, что не ровня им. Только Вареньке я и надобен такой, каков есть… О, пришла хандра, когда не ждали. Это всё от недосыпания».
Всеволод Алёнович зевнул, с наслаждением потянулся, раскинув руки. Тесная каморка для таких кульбитов не была предусмотрена, дознаватель обеими руками упёрся в стены, опять принялся брезгливо пальцы обтирать.
- Евдокию надобно сыскать, - Зеркальщик мрачно посмотрел на безнадёжно испорченный платок и метко швырнул его в дыру, предназначенную для справления нужд арестованных. – Поднимайте по тревоге всех людей, можете солдатиков кликнуть, только предупредите: беглянка опасна, а кроме того, владеет магией.
- Всё будет сделано, Ваш Благроть, - оглушительно гаркнул околоточный, весьма довольный тем, что гнев начальственный прошёл стороной, подобно чёрной туче.
«Слава тебе, Господи, - мысленно перекрестился Лев Фёдорович и сам себе дал зарок, - приказание исполню, а на заутреню непременно в церкву схожу и Николаю Угоднику свечку из белого воску поставлю. Отвёл беду, не отдал душу на пагубу».
- Вот и чудно, - Зеркальщик опять зевнул, вынул небольшое зеркальце, окинул каждую стену внимательным взглядом, выбрал наиболее чистую и приложил к ней зеркальце. – Я к себе направляюсь, коли случится чего, не мешкая мне сообщите.
- Будет сделано, Ваш Благроть, - отрапортовал Лев Фёдорович, во все глаза глядя на то, как крошечное зеркальце стремительно увеличивается, а в стекле его появляются очертания кабинета, приятно преображённого стараниями услужливого лешика.
Впрочем, Всеволод, привычно переместившийся к себе, лишь отметил, что диван стал явно шире и мягче, хлопком в ладоши развеял зеркальный ход, коим вернулся, а после сразу в сон провалился, даже сапоги не снял.
- Ишь, как угваздался-то, - неодобрительно прошелестел Устин, ловко разоблачая дознавателя, подсовывая ему под голову подушку и закутывая в мягкое пуховое одеяло, за коим на поклон ходил к самой матушке-метелице. – Ажно пластом повалился, бедолага. Всё, чай, перед барышней красовался, магией своей искрил, что лёд под солнышком, а рази можно эдак необдуманно своё чародейство использовать? Так и последние капельки жизненного сока в своих корешках высушишь.
Лешик опустился на пол рядом с диваном, выпустил разом с десяток ветвей разных деревьев и зашелестел, зашумел, напевая лесные колыбельные, коим его ещё матушка научила. А ту, в свою очередь, её матушка, а ту её, и так до прадрева-основателя. Всеволод вздохнул во сне, перекатился на бок, свернувшись клубком, и затих, даже дыхания слышно не стало.
Осколок восьмой. Пришла беда, отворяй ворота
Что может быть прелестнее зимнего утра, когда под робкими и нерешительными лучами солнца весело
