Трагедия казачества. Война и судьбы-3 - Николай Тимофеев

А с самим Кононовым в эти последние месяцы происходили какие-то странные превращения. Из Праги он возвратился с генеральскими погонами, но никто не знал, кто же произвел его в этот чин. Видимо, он в этом новом качестве имел какие-то особенные претензии, что, естественно, не понравилось командованию корпуса. После этого Кононов отправился в Казачий Стан, где как будто объявил, что он назначен Власовым на должность походного атамана вместо генерала Доманова, но и там его не приняли, ибо находящийся в Стане генерал П.Н. Краснов продолжал считаться высшим руководителем казачества, а он категорически возражал против какой-либо формы подчинения казачьих воинских частей А. Власову.

Всего этого мы тогда не знали. Отношение казаков к РОА и Власову было иронически-снисходительным: дескать, мы воюем, а вы бумажки пишете. Информацию о всяких процессах в освободительных движениях мы получали микроскопическими дозами, а политруков и политзанятий у нас не было. Регулярно поступали «Казачья лава» и «На казачьем посту», в них часто появлялись статьи П.Н. Краснова за подписью «Казак Каргинской станицы», в которых было много правильного и справедливого, хотя он иногда, на мой взгляд, допускал явный перебор в похвалах Германии и Гитлеру.

Манифест же Комитета освобождения народов России, с которым нам довелось ознакомиться тогда же, был, по-моему, гораздо более подходящим для будущего государственного устройства России, чем красновская «Казакия» Дона, Кубани и Терека, да еще под почти что протекторатом Германии. Если вглядеться повнимательнее в тот манифест сейчас, то можно увидеть в нем немалое сходство с ныне действующей Конституцией Российской Федерации. Пока же мы продолжали маршировать на Запад.

17. МОСТ

На войне бывают случаи, когда солдат теряет все свое нехитрое имущество.

Точную дату я назвать не могу, потеряли мы в то время счет дням. Наш 15-й казачий корпус шел днем и ночью, уходя из Хорватии, где дальше держаться уже не было никакой возможности. Немецкие самолеты разбросали листовки, в которых говорилось, что их любимый фюрер Адольф Гитлер «погиб в уличных боях в своей столице». Нам их «любимый» был до огромной лампочки, но все поняли, что войне конец.

Значит, это было в начале мая 1945 года. Немецкие войсковые части уже прекратили все боевые действия и стремились поскорее убраться из Хорватии, чтобы избежать захвата их титовскими коммунистическими частями и скорее добраться до Австрии, куда уже входили английские войска.

Наш казачий корпус делал вроде бы то же самое, только разница в нашем положении по сравнению с немцами была несоизмеримой: немцы, в крайнем случае, могли и сдаваться титовцам — не сладко, конечно, но все-таки военнопленный, Женевская конвенция, хоть и в коммунистическом исполнении, ну, и так далее. А для нас не было никаких конвенций: или сразу к стенке, или немного потом. А к стенке никому не хочется, уж лучше сложит ь свою голову в бою, в чистом поле, по-казачьи.

Не могу сказать, как двигался весь корпус, откуда мне, уряднику, это знать? Но наша Кононовская бригада шла по одной дороге: спереди конный разведдивизион, за ним наш 8-й Пластунский полк, затем 5-й Донской полк, в корпусе самый знаменитый, которым раньше командовал Кононов.

Так и шли, вытянувшись огромной колонной. Вспомнил я тогда Серафимовича. Здорово описал он поход Таманской армии в своем «Железном потоке». А кто опишет наш поход, такой же железный, и такой же опасный. Правда, после боев под Копривницей сильных боев не было, но идем и идем, справа стрекочет, слева грохочет, спереди ухает, сзади бухает, а наш корпус продирается через набитую титовцами территорию, а наши подразделения отбиваются от постоянно стремящихся напасть, навредить, обстрелять титовских отрядов. А мы идем. Остановка — гибель.

Но остановились. Какой-то городок, названия не знаю. Слева железнодорожная станция. Вся забита вагонами, и все вагоны горят, густой черный дым, кажется, занял все небо. К счастью, ветер не в нашу сторону. Справа — домишки, расположенные уступами по длинному пологому склону все выше

Скоро выясняется причина остановки. Сразу на выходе из городка поворот налево и мост через Драву. Нам нужно перейти через мост на левый берег Дравы, но попытка это сделать передовой конной части не удалась: она попала под мощный минометный огонь и вернулась на правый берег. Конечно, можно в конном строю проскочить проклятый мост и даже с небольшими потерями, но что делать с бесчисленными обозами? И с нами, пластунами? Драва — река широкая, мост длинный, бежать долго, а сколько не добежит?

В голову колонны проходит наш полковой командир подполковник Некрасов. Там, впереди, его окружают казаки, он что-то им говорит. Доходит и до нас, он спрашивает, что делать — пробиваться к англичанам или сложить оружие здесь? Ответ единодушный — на прорыв!

Приказ нашему эскадрону: идти вперед. Идем, доходим до конца городка. Справа под прикрытием склона стоят сотни подвод, верховые кони, спешенные казаки. Слева видим мост и противоположный берег Дравы.

Сотник Сапрыкин объясняет задачу. Мост обстреливается большим количеством 82-миллиметровых минометов. Дальность их стрельбы — 3 километра.

Значит, позиции минометов не могут быть дальше трех километров. Наша задача — обнаружить эти позиции и уничтожить или отогнать минометы. Насколько они прикрыты пехотой — неизвестно. Действовать аккуратно и осторожно. Если сопротивление будет сильным, будет подкрепление. В любом случае мост нужно обезопасить от огня, за нами идет весь корпус. Задерживаться нельзя, может получиться так, что несколько часов задержки погубят весь корпус.

Наш эскадрон разворачивается цепью сразу за последними домами, другой эскадрон проходит дальше и тоже — в цепь. Всем нам идти вверх по склону километра полтора длиной. Склон довольно крутой, градусов двадцать, зарос высокой травой, много неровностей. Особенно опасными мне кажутся рощицы из густого кустарника и невысоких деревьев, хотя по площади и небольшие, так, примерно, на стрелковый взвод, но очень удобные для маскировки и успешной обороны. В створе движения нашего взвода таких рощиц две.

Где идем, а где карабкаемся, хватаясь за траву и мелкие кустики и скользя сапогами. Оглядываюсь — какой прекрасный вид на Драву и на мост. Вижу и еще кое-что: на повороте дороги прямо на асфальте стоят две наших сорокапятки, через пару минут они открывают огонь. Вот уже и разрывы вижу. Теперь ясно: огонь наших пушек направлен именно на эти подозрительнее рощицы. Хотя и неизвестно, обнаружили артиллеристы что-то там или просто своим огнем хотят подстраховать нас, пластунов. Все равно — спасибо.

Продолжаем продвигаться вверх. Нас никто не обстреливает, а у того эскадрона, что левее нас, уже стрельба вовсю.

Доходит очередь и до нас. В ближней рощице уже рвутся снаряды, так что мы даже немного притормозили. Огонь переносится на дальнюю, артиллеристы работают отлично, разрывы снарядов точно в кустарнике.

Двигаемся дальше, обходим, а затем и проходим первую группу кустарников, никого в ней нет, и по всему, и не было.

Подходим ко второй. Свистнули первые пули. По нашему взводу совсем слабо, видимо издалека, по соседнему справа взводу покрепче; там уже настоящая перестрелка. Мы на огонь не отвечаем, неизвестно, куда стрелять. Но движение ускоряем, хотя лезть вверх удовольствие не из больших. Последнее усилие, и вот мы уже в кустарнике. Собираемся туда всем взводом, хорошо осматриваем все. Здесь была минометная позиция, все разбито и покалечено, двое убитых титовцев, два разбитых миномета, много яшиков из-под мин. Артиллерия этот разгром устроила или они сами взорвали минометы, не знаем.

Дальше не двигаемся, закрепляемся здесь, готовимся на всякий случай к обороне. Затихает огонь и справа, и слева. Судя по всему, задача выполнена.

Сидим под кустиками, смотрим на мост, на Драву. Разрывов мин больше нет, и через немного времени через мост пошли наши: сначала кавалерийская часть в конном строю, затем обозы. Подводы, подводы, подводы, идут сплошной массой.

И вдруг снова на волнах Дравы всплески разрывов. Правда, очень редко, да и в мост не попадают. Видно, уж очень издалека, куда мы, пластуны, не добрались. Движение по мосту ускорилось. А попаданий в мост все нет и нет, мы сидим, насмешничаем.

А вот и разрыв мины на мосту. Суматоха, сумятица, видим, как подводу и, видимо, убитых лошадей сбрасывают в Драву. Движение возобновляется.

Где-то через полчаса к нам карабкаются казаки из какого-то конного полка. Нас сменяют. А я уже осмотрел ящики и обнаружил, что, по меньшей мере, половина из них с минами. Вспомнил, как в боях под Копривницей наши 82 мм минометы не вели огонь по причине отсутствия этих самых мин, и сказал об этом взводному Олейнику. Тот удивился, посмотрел сам и приказал все мины, штук 60, забрать с собой вниз.