Черная вдова - Анатолий Безуглов

К концу следующего рабочего дня Костенко был вызван прокурором Мурашовским.

- Выкладывайте, Павел Иванович, что у вас по делу Сегеди?

- Признаться честно, я сейчас - словно поезд на ходу... А вот где остановлюсь... - Следователь развел руками.

- Давайте обмозгуем вместе, - поудобней расположился на стуле прокурор. - Версия о том, что Сегеди выбросили, подтверждается?

- Как вам сказать, - неуверенно ответил Костенко. - Понимаете, по заключению судмедэкспертизы Сегеди умер, грубо говоря, от удара о землю. Переломы, в том числе черепной коробки, повреждение внутренних органов и так далее.

- То есть из окна он выпал живым? - уточнил Мурашовский.

- Да. Одна из первоначальных моих версий - Сегеди сперва убили, а затем уж выбросили - отпадает, как видите. Второй момент - я поставил судмедэксперту вопрос: имеются ли на теле погибшего прижизненные следы борьбы, царапины, ссадины и тому подобное? На тот случай, если его выбросили в окно. В заключении сказано, что таковых нет.

- Позвольте, позвольте, а показания свидетельницы?

- Захожей?

- Она же говорила, что сама видела, как Сегеди выбросили... Показалось?

- Может быть, нет.

- Как же совместить? Без борьбы...

- Элемент внезапности, - пожал плечами Костенко. - Встал у окна, ничего не подозревал, ну, его и...

- Допустим, так, - подумав, согласился Мурашовский. - И сделавший это был человек, от которого Сегеди не ожидал, мягко выражаясь, пакостей.

- Совершенно верно, - кивнул Павел Иванович. - Близкий друг или такой, кто вызывает полное доверие. Например, Скворцов-Шанявский.

- А вы не допускаете, что пострадавший мог выпасть сам?

- Допускаю. Причем тут два варианта. Первый - выпал из окна случайно. Второй, как выразился задержанный, покончил счеты с жизнью. О случайном падении сказать что-либо определенно нельзя. Мало ли для чего понадобилось человеку лезть на подоконник? Штору поправить, например. Не удержался - и вниз. А вот если самоубийство, то какие мотивы? И еще момент: Сегеди сел ужинать, намазал бублик маслом, откусил бутерброд, ждал, когда закипит чайник. И вдруг вышел в другую комнату и сиганул в окно. Что-то здесь не вяжется.

- Согласен с вами, - кивнул Мурашовский. - Конечно, перед таким страшным шагом люди ведут себя по-другому. Значит, вы больше склоняетесь к версии убийства?

- Факты склоняют, - ответил следователь.

- И кто же убийца?

- Скорее всего тот, кого застали в квартире. Скворцов-Шанявский.

- Пожилой человек, гипертоник. - Прокурор в большом сомнении покачал головой.

- Все относительно. Между прочим, Скворцов-Шанявский во время войны служил в особых частях. Устраивал диверсии в тылу у немцев. А туда знаете каких брали?

- Ничего себе вспомнили, - протянул прокурор. - В молодости и мы были рысаками.

- Не скажите, - усмехнулся Костенко. - Мой дед и теперь никому спуску не даст, а ему восьмой десяток пошел. Насчет же гипертонии: впервые у профессора давление поднялось здесь, в Трускавце.

- Какая же кошка пробежала между ним и Сегеди?

- Да уж наверняка пробежала, если он...

- Ну, подумайте, Павел Иванович, что может быть общего у московского профессора с курортным фотографом? - колебался Мурашовский. - Чтобы решиться на убийство, нужны очень серьезные причины.

- Например, женщина, - сказал Костенко. - Некая Орыся Сторожук.

Он рассказал, кем она работает, откуда знает Скворцова-Шанявского.

- Этот профессор, как говорится, просто лапшу мне на уши вешал: мол, заботится о ее судьбе, хочет вывести в большие артистки. А сведения, добытые нами, говорят о другом. Приударяет он за Сторожук, по пятам за ней ходит.

- Саму Сторожук вы допросили? Что она говорит? - поинтересовался прокурор.

- Ее нет в Трускавце. Несколько дней назад уехала с очередным своим кавалером в Ужгород и пока не вернулась. Короче, дамочка еще та! Не одному профессору крутит голову.

- Хороша собой?

- А вы разве ее не знаете?

- Нет.

- Красавица, тут уж ничего не скажешь. Понимаете, есть основания предполагать, что Скворцов-Шанявский ревновал Сторожук к фотографу. Но это еще не все. Когда ребята из угрозыска зашли в квартиру Сегеди, их насторожил запах.

- Какой запах? - вскинул брови прокурор.

- Вроде бы курили "травку", точнее - гашиш, - сказал следователь, протягивая Мурашовскому листок. - Был изъят окурок сигареты из пепельницы. Исследования подтвердили наличие наркотика. Гашиш обнаружен и в целых сигаретах из пачки, которая была в кармане Сегеди.

Прокурор прочитал заключение экспертизы и присвистнул:

- Вот это фактик!

- По моей просьбе, - продолжал Костенко, доставая другой документ, провели анализ крови погибшего. В ней тоже имеется наркотик.

- А Скворцов-Шанявский случаем не балуется? - спросил прокурор, прочитав заключение судмедэксперта.

- Вроде нет. Беседовал с его врачом, говорит: не похоже. Сам профессор отрицает категорически. А почему вы об этом спросили?

- Вы, я вижу, впервые сталкиваетесь с наркоманией?

- Что верно, то верно. Читал, конечно, кое-что, но сам...

- О, Павел Иванович, мир наркоманов - жуткий мир! - сказал Мурашовский. - Как правило, их объединяют темные интересы. И дела. Разврат, воровство, спекуляция, фарцовка. На кайф нужны деньги, деньги и еще раз деньги. Огромные деньги! Ведь дурман продают из-под полы. Так что страсти бушуют серьезные... Но я хочу особо обратить ваше внимание вот на что: путешествие в искусственный рай частенько кончается полным крахом. Моральным и физическим. И тогда один выход - самоубийство.

- Хотите сказать, Сегеди накурился и сиганул?

- Почему бы и нет? Вот вам причина самоубийства.

Заметив, что Костенко глубоко задумался, Мурашовский предупредил:

- Но это только версия, предположение. Надо отрабатывать и другие.

- Да-да, - встрепенулся следователь. - Туману еще хватает. Жаль, что важный свидетель в отъезде. Возможно, она прояснила бы кое-что.

- Вы имеете в виду Сторожук?

- Ее. Жду не дождусь возвращения, сразу же допрошу.

- Хорошо, работайте, Павел Иванович, - отпустил прокурор следователя.

Костенко не знал, что Орыся только что приехала с Сергеем из Ужгорода. Взволнованная Екатерина Петровна тут же сообщила ей о загадочной гибели Романа Сегеди, взбудоражившей весь город.

А о том, что Скворцов-Шанявский задержан милицией, Орысе стало известно от следователя.

Когда она вернулась из прокуратуры, Сергей учинил форменный допрос: зачем вызывали, о чем спрашивали.

- Да все о Ромке, - ответила Орыся. - С кем водился, как себя вел последнее время. Между прочим, следователь и тобой поинтересовался.

- А я на кой черт ему понадобился? - удивился Сергей.

- Не знаю.

О том, что следователя интересовали взаимоотношения между ней и Скворцовым-Шанявским, Орыся умолчала - бури тогда не миновать.

- И что же ты про меня рассказала? - допытывался Сергей.

- Ничего. Ответила, что это мое личное дело и распространяться не намерена. Следователь отстал.

- Правильно, - одобрительно кивнул он. - А что случилось с Ромой?

- Представляешь, оказывается, он курил гашиш! А я и не замечала.

- Это тебе не алкаш. Пьяного сразу видно, а вот наркомана...

- Что, встречал таких?

- Приходилось. Не сразу разберешь, когда под кайфом. Ромка-то, а? покачал головой Сергей. - Кто бы мог подумать?

- Что теперь говорить, - вздохнула Орыся. - Человека нет... На похороны послезавтра пойдешь?

- Нет! - решительно отказался Сергей. - Не люблю это дело. И вообще, надо подальше мотать отсюда. Надоел ваш Трускавец хуже горькой редьки.

- Куда мотать? - спросила Орыся, пораженная словами Сергея: впервые его что-то задело.

- Да хоть на Северный полюс, - с сарказмом произнес он. - Как тот француз, который добрался туда один, даже без собак.

- Посмотрела бы я на тебя, - усмехнулась Орыся.

- Пошла бы со мной? - пристально посмотрел на нее Сергей.

Она не поняла: балагурит, испытывает? И на всякий случай ответила:

- Конечно!

Он хмыкнул, потрепал ее по щеке.

- Ладно, я поехал.

И вышел, даже не сказав, когда его ждать.

В ту ночь Орыся почти не спала. Перед глазами все время стоял Димка.

"Господи, почти полгода не видела его! - думала Орыся. - Неужто я вечно буду прикована к Трускавцу?"

Часть четвертая

Утро красит нежным светом

Стены древнего Кремля...

гремела из репродуктора знакомая с детства песня, за окном вагона проносились бесконечные кварталы многоэтажных домов, гигантские заводские корпуса, улицы, захлестнутые потоками автомобилей.

Глеб Ярцев стоял в коридоре, поражался громадности и необъятности столицы, вспоминал, как приезжал в Москву последний раз. Это было восемь лет назад.

Окончен девятый класс, в табеле исключительно одни пятерки. Отец сделал ему подарок - взял с собой в командировку.

Отец... С ним всегда было легко и надежно. Не успели сойти с поезда, как появились двое энергичных мужчин. Машина уже ждала на привокзальной площади. Потом все как в сказке: низко поклонившийся швейцар у входа в чопорный вестибюль гостиницы "Москва". Двухкомнатный номер с видом на Большой театр, роскошный ужин в ресторане. Впрочем, ресторан был каждый день. Обошли все, что находилось на улице Горького. Правда, вечерами Глеб был предоставлен сам себе. Отец возвращался поздно и обязательно навеселе. А наутро сообщал: выбил какие-то фонды, лимиты, запчасти и другие вещи, от которых сын был весьма далек. Но Глеб не скучал: те двое бойких знакомых снабжали его билетами на концерты и зрелища, труднодоступные даже для москвичей.