Ретт Батлер - Дональд Маккейг

— Да, верно. Так и должно быть. Счастливая мать, довольная жена.

Когда они проезжали по сожженному району с разрушенными домами и церквями, Эндрю вновь завладел ее рукой.

Вспомни чувство, когда пускаешь лошадь вскачь, то мгновение, когда ты полностью вверяешь себя ей, даешь ей волю, и она несется так, словно мчит тебя в небо, и в следующий миг ты понимаешь, что бессмертен… Ты помнишь, Розмари, как это — быть бессмертным?

Розмари сказала как можно нежнее:

— Нет…

— Мы, солдаты, или куда-то бежим, или чего-то ждем, натираем седлами мозоли в любую погоду и едим непонятно что; порой, если бы не банджо Кассиуса, ей-богу, впору перебежать к врагу. Но однажды во всем своем грозном ветчин… Розмари, это твой дом? Можно войти?

— Да, — ответила Розмари.

Слугам известно все. Они меняют смятые простыни, стирают нижнее белье, слышат исступленные крики из-за закрытых дверей.

На следующее утро Клео сказала кухарке:

— Этот полковник пошел в гостиную, а дальше никак, и когда по всему стало видно, что вот-вот сорвется, мисс Розмари попросила меня привести Мэг, чтобы полковник ею восторгался. А Мэг он не понравился, это точно. Не нравится, и все тут. Ребенок начинает скандалить и топать ногами, и мисс Розмари уводит ее, полковник сидит и ждет, чуть не час ждет, а Розмари все не возвращается.

— У них так ничего и не было? — разочарованно протянула кухарка.

— Ну, уж полковник, конечно, хотел кое-чего. Он прям как жеребец вокруг кобылы, гарцует, шумно дышит и зубы показывает, а мисс Розмари тоже, наверное, хочет, но Бог говорит ей: «Не смей! Храни себя для мужа!» Хорошо, что полковник на меня не посмотрел, как на мисс Розмари, потому что, клянусь, никогда не видела мужчину красивше.

Кухарка покачала головой.

— Ничего не было?

И тут же просияла:

— Бьюсь об заклад, белые люди будут думать, что было.

Эндрю быстро шагал вниз по Бэттери, не обращая ни какого внимания на тех, кто узнавал его. Кассиус едва поспевал рядом.

Раванель постучался дверным молотком в особняк Фишеров, и его жена, Шарлотта, подошла к двери.

— Эндрю! — ахнула она. — Ты дома! Я только что молилась…

Раванель пронесся мимо, жестом пригласил Кассиуса внутрь и хлопнул дверью что есть силы.

— Где этот чертов привратник? Вечно я должен стучать!

Губы Шарлотты дрогнули в улыбке.

— Никак не думала, что ты приедешь… О боже, как я рада… — Бросившись к нему в объятия, она жадно прильнула к его губам. Потом чуть отстранилась, чтобы полюбоваться, — Ты дома, любимый? Ты правда вернулся?

В холле царил полумрак, столы и стулья стояли в чехлах. Подвески незажженной люстры над головой поблескивали, словно сосульки.

— Мы с Джулиет не топим больше переднюю, — объяснила Шарлотта. — Живем в общей комнате.

— Но слуги…

— Что ты, Эндрю, все ушли. Джолли, Бен и Марта сбежали. Как только негры доходят до рубежей янки, те их освобождают.

Она посмотрела на Кассиуса.

— А ты не будешь убегать, правда?

— Нет-нет, мисса. Я хороший ниггер.

Эндрю отослал его.

— Джулиет будет рада тебя видеть, — сказала Шарлотта. — Она ушла на рынок. Еда еще есть, хотя все ужасно дорого.

Окна в общей комнате выходили в зимний сад. Раньше здесь дети делали уроки, а женщины могли, распустив корсет, выпить чашечку чая.

Теперь в комнате лежали тюфяки Шарлотты и Джулиет вплотную к плите с четырьмя конфорками, а у окна расположился стол, служа буфетом, — на нем стояли эмалированные жестянки для хранения продуктов, расставленные по величине от самой большой до самой маленькой, и пяти галонный бочонок рядом с портлендскими часами из кабинета бабушки Фишер.

Шарлотта подбросила поленьев в печку.

— Сейчас выпьем чайку, Эндрю. Если хочешь… если только хочешь, у нас много вина и бренди. Мы с Джулиет даже не притрагивались к запасам в винном погребе бабушки.

— Лучше чаю.

Шарлотта не сводила глаз с мужа, будто с какого-то недосягаемого сокровища. Она налила воду в чайник из бочонка, болтая без умолку:

— Мы каждое утро берем воду у водовоза, поэтому вода у нас есть всегда. По очереди с Джулиет носим. Ах, Эндрю, я так рада, что ты дома!

Над печной решеткой вился дымок.

— Шарлотта, милая Шарлотта… Я должен тебе кое-что сказать…

— Да, дорогой? — Шарлотта пролила воду на плиту. Вода зашипела, запузырилась, повалил дым, — О боже, что я наделала?

Эндрю быстро открыл заслонку.

— Боюсь, огонь потух.

Кашляя, Шарлотта распахнула окна, чтобы выпустить дым.

— Ах, Эндрю, прости, я ни на что не гожусь. Я самая неловкая хозяйка в мире. Ведь леди никогда не учили разводить огонь, готовить ужин, стелить постель. Прости, я такая беспомощная!

Эндрю, взяв чайник у нее из рук, поставил его на остывшую плиту.

— Сядь, Шарлотта. Посиди хоть минутку, прошу тебя.

Не нужно сейчас ничего делать. Завтра я куплю новых слуг.

— Но, Эндрю… Стоит мне к ним привыкнуть, как они убегают.

Раванель сел на скамейку верхом.

— Поговорим о слугах позже. Я хочу кое в чем признаться.

Радость Шарлотты обратилась в тревогу. Она медленно села.

— Когда Джулиет сегодня вернется домой, она принесет новость о… о… новом скандале.

— Скандале? Эндрю, милый, ты ведь только что приехал.

У тебя и времени не было его устроить!

— Мы с Розмари…

Губы Шарлотты сжались.

— Нет, Эндрю. Только не с Розмари. Ее брак — да, не то, что она хотела, но она не может причинить мне боль! Не… не… снова!

Эндрю прижал руку к сердцу.

— Я безумец, Шарлотта. Остался с Розмари наедине в ее доме. И меня совершенно не заботила ее — и твоя — репутация. Однако, клянусь Богом, между нами ничего не было.

Шарлотта обмякла. Облизнула пересохшие губы.

— Розмари всегда была симпатичней меня. Она всем нравилась, даже в детстве. Эндрю, я знаю, ты никогда не был со мной откровенен. Не лги мне сейчас. Прошу тебя…

Эндрю попытался взглядом заверить ее.

— Мне было бы особенно тяжело, если бы ты изменил мне с Розмари. Такую измену я не переживу.

Он взял податливую руку жены.

— Шарлотта, любимая. Честное слово, я не изменял.

Шарлотта с минуту вглядывалась в лицо мужа, прежде чем встать, и отодвинула чайник подальше.

— Ну, тогда другое дело.

— Розмари…

Она прижала пальцы к его губам.

— Тсс!.. Я верю тебе. Всегда верила. Знаешь, Эндрю, по-моему, я ношу под сердцем сына, твоего сына. Пожалуйста, спустись в чулан, откроем шампанское. У нас так давно не было повода для праздника.