Коммунизм - Олег Лукошин

В довершение всего Даша украдкой — потому как опасалась, что отец может заругаться — показала мне его парадный китель, увешанный орденами и медалями. Главным украшением его была, без сомнения, Звезда Героя. Другие правительственные награды тоже впечатляли: «За освобождение Исламабада», «За освобождение Лиссабона», «За взятие Детройта»…

— А почему Исламабад освобождался, а Детройт брался? — не мог не поинтересоваться я.

— Ну, считалось, что капиталистическое зло исходит от Америки. Остальные страны как бы были у него в плену. Поэтому освобождались. А уж Америку освобождать было не от кого, она сама по себе порочная. Поэтому её брали.

Впечатления первого дня долго не давали заснуть. Я лежал на своей кровати-аэродроме (советские кровати все были такие), смотрел в потолок, а сон всё не шёл. Вдруг в дверь негромко постучались.

— Сынок, не спишь? — это был отец.

— Нет, заходи.

— Я на минутку.

Я включил торшер, переместился в сидячее положение. Отец присел на краешек кровати.

— Я вот тебя о чём хотел спросить, — начал он смущённо. — Только ты не удивляйся. И не подумай чего. А то скажешь: с ума сошёл. Просто одна мысль мне покоя не даёт. Свербит, так сказать. Думаю — так это или не так. В общем, маюсь. Разреши моё затруднение.

— Постараюсь, — отозвался я.

— Скажи мне: в той, параллельной реальности есть точно такой же человек, как я? Твой настоящий отец.

— Есть.

— Какой он?

— Он такой же, как ты. Одно лицо. Практически.

— Это я понимаю. Мне другое интересно. Что он за человек? Кем работает, о чём думает, как на мир смотрит.

— Ну… — я лихорадочно решал, как мне отвечать — правдиво или же нет.

— Просто знаешь, что я думаю? Не может такого быть, что он как бы сам по себе, а я тоже. Всё равно мы как-то взаимосвязаны. Вроде как частицы одного целого.

Я сообразил, что мне следует сказать в ответ.

— Он хороший человек. Честный, ответственный, принципиальный. Работает мастером на заводе.

— На заводе? Рабочий, значит, человек?

— Да, ещё какой!

— А что за завод-то?

— Этот, как его… Медико-инструментальный!

— Да? Надо же. Никогда бы не подумал. Ну, то есть, я себя имею в виду. Чтобы я и вдруг пошёл на медико-инструментальный!

— Ну так другая же вселенная!

— Так оно, так. Значит, рабочий… Честный человек…

Отец удовлетворённо покивал головой и задумчиво уставился вдаль — куда-то сквозь стену. Я не мешал его мыслям.

— Это хорошо, — сказал он наконец. — Всё же Сидельниковы и в капиталистическом мире людьми остаются. Стойкие мы. Есть в нас стержень. Никому его не сломить!

Он поднялся на ноги и пожал мне руку.

— Ну давай, Сидельников! И ты не подводи фамилию. Я сразу понял, что ты наш человек. Гнилой бы, чужой, в советский мир не стремился попасть. Спокойной ночи, сын!

— Спокойной ночи, папа!

Он неторопливо вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Глава тринадцатая: Счастлив советский человек

— Внимание: обратный отчёт! — объявил голос в наушниках. — Приготовьтесь к перегрузкам.

Все без пяти минут космонавты — а было нас человек пятьдесят — словно не веря в серьёзность происходящего, смешливо оглядывались друг на друга. Примерно так же смотрела на меня и Даша. Видимо, и я на нее. Непривычно, а оттого предельно смешно было находиться в странной позе пристёгнутого к креслу человека, которое в свою очередь присобачено к стене. Космический корабль «Буран-12» готовился к старту: где-то отдалённо, на заднем фоне зазвучал бодрый мужской голос, отсчитывающий в обратном порядке цифры. Когда он дошёл до нуля, а затем вполне буднично объявил «Старт!», корабль затрясло. В иллюминаторах заиграли всполохи огня, закружились спирали дыма, и все мы почувствовали, что эта космическая махина приходит в движение. Как-то удивительно быстро земля с её техническими постройками на краю космодрома, с деревьями и линией горизонта упорхнула за зону видимости, а иллюминаторы озарились огненными вихрями. Мы преодолевали плотные слои атмосферы.

— Внимание! — снова раздался голос в наушниках. — Сейчас наступит невесомость. Как только вы увидите, что детская игрушка над вашими креслами поплыла в пространстве, можете отстёгиваться.

Я жадно взирал на своего медвежонка: почему-то казалось, что он вовсе не собирается порхать как птица. Остальные туристы уже отстёгивались, а этот ленивый медведь всё ещё не желал переходить в состояние невесомости. Я бросил взгляд на Дашу и её лисичку — рыжее животное уже вовсю парило, сестра со счастливой улыбкой на губах освобождалась от ремней. Я снова обернулся к своему медведю — он уже порхал, совершая неторопливые кульбиты. Невесомость наступила. Невесомость звала.

Я отстегнул ремни, снял с головы шлем и прицепил его зажимной скобой к спинке кресла. Всё внутреннее пространство космического корабля было заполнено счастливыми туристами всевозможной расцветки кожи и разреза глаз. Они хватали друг друга за руки и ноги, улыбались во всю ширь белозубых ртов и с радостным недоумением делились впечатлениями о том состоянии, что переживали сейчас.

— Ой, мамочка, голова кружится!

— Так здорово! Света, плыви ко мне, плыви!

— Как будто меня накачали воздухом. Я воздушный шарик, я воздушный шарик!

Подобные суборбитальные запуски для туристов осуществлялись на Байконуре каждый час: попасть в число космических туристов, как я понимал, было не так уж и просто — всё же желающих хватало — но вполне осуществимо. Даша попросила отца помочь с очередью: Герой Советского Союза Валерий Сидельников позвонил в Центр управления полётами и договорился о двух билетах для неё и меня. Доблестному ветерану Освободительных войн отказать не смогли. Вскоре мы вылетели в Казахстан.

— Внимание! — голос в ушах не дремал. — Через пару минут ваш корабль максимально сблизится с орбитальной станцией «Мир». Международный экипаж станции непременно помашет вам руками. Если вы захватили с собой бинокли и прочие оптические приборы, то вполне сможете рассмотреть через иллюминаторы их лица.

Все бросились к отсекам, вмонтированным в спинки кресел и принялись доставать откуда бинокли. Фотоаппараты и видеокамеры были уже наготове. Даша с самого начала снимала всё происходящее на камеру. Я предлагал передать её мне, чтобы и она попала в этот видеоотчёт о нашем космическом путешествии, но вздорная девчонка проявляла ненужную любезность и отказывалась.

— Да щас, щас. «Мир» поснимаю и передам.

Я подплыл к свободному иллюминатору по правому борту и прильнул к толстому и прохладному стеклу лицом.

— Вот он, вот! — закричал кто-то.

Я ничего не видел. Окидывал взором всё звёздное пространство, парившее передо мной, но ничего крупнее капелек звёзд в поле зрения не попадалось. Впрочем, одна из капель настойчиво перемещалась из левой части звёздного океана в правую. Перемещалась и укрупнялась. Это она, станция «Мир»!

Через минуту она стала крупной настолько, что на её корпусе отчётливо проглядывались раскрытые солнечные батареи, а вскоре различались и четыре продолговатых колбасины отсеков, составлявших её корпус. В иллюминаторах станции действительно было заметно шевеление.

— Смотри! — подплыла, передавая мне камеру, сестра. — На увеличении их видно.

В дисплее с нервно подрагивающей картинкой в одном из иллюминаторов я разглядел человеческое лицо. Лицо вроде бы улыбалось нам и совершенно определённо махало рукой. Туристы просто визжали от восторга. Я тоже ощутил в груди необыкновенное вдохновение — даже не от проплывающей от нас в каких-то паре сотне метров легендарной и неоднократно модернизированной станции «Мир», а скорее от вида голубой планеты Земля, которая вдруг выплыла откуда-то снизу и ослепила своим великолепием. О, это было потрясающее зрелище! Хрупкая, почти игрушечная Земля — плакать хотелось от ощущения абсолютного счастья: ты оторвался от её тверди и взираешь сейчас на неё свысока, как повелитель, как сам Создатель. А ещё от осознания собственной ничтожности пред лицом мироздания.

— Луна! Мама, смотри, Луна! — слышался девичий голос сбоку. — Жаль, на ней не видно станции колонистов.

— Ну, ещё чего захотела! — отвечал ей пожилой женский голос. — Разве отсюда разглядишь!

— Игорь так здорово описывал Луну в своём видеописьме! К нему хочу!

— Потерпи, у него скоро отпуск. Налюбуетесь друг другом.

На Луне, как узнал я из газет и телевидения, находилось четыре станции колонистов. Советская Земля ставила перед собой задачу заселить в ближайшие годы свой естественный спутник.

— Товарищи космические туристы! — раздался голос из ЦУПа. — Ваша экскурсия за пределы земного притяжения подходит к концу. Скоро корабль направится домой. Просим вас пристегнуться и надеть скафандры.